Стриптиз-клуб «Аллигатор»
Шрифт:
– Какова наша диспозиция? – спросил я, наблюдая, как торговцы монетами подгребают ко входу в «Конвеншн-сентер», где раз в четыре года проводится очередной съезд по выдвижению кандидатуры на пост президента США.
Джин уставился на меня сквозь зеркальные стекла очков, изготовленных для него на заказ.
– Ого! – протянул он. – Я поражен. Ты делаешь успехи! Язык профи – все равно что шифрограмма!
– Да ладно! – пожал я плечами. – Так какова ваша диспозиция?
Джин пригнулся к рулю и обвел взглядом приверженцев золотого тельца.
– Поддержка и натиск. Уточняю: ведомый следует
– Леди Монро, – произнес я в раздумье.
Джин кивнул.
– Как Мэрилин Монро?
– Да, – вздохнул он. – Как Мэрилин…
В Хаттисберге мы накупили золота в огромном количестве.
«Орлы» чеканки 1866 года, мексиканские песо с незначительным изъяном, соверены, которые чеканились до 1917 года, – монеты разного происхождения и разного возраста, но все до единой мне они почтения не внушали. Почему? Да потому что… Нет, пожалуй, не поймете!.. Кто такой Мидас, знаете? Кто не знает, поясняю. Мидас, царь Фригии – было такое древнее государство на территории современной Турции, – имел ослиные уши и обращал в золото все, к чему прикасался. Поняли, куда я клоню?
Поехали дальше. Про Мамону слыхали? Нет?.. Тогда знайте, что в христианских церковных текстах – это злой дух, олицетворяющий корысть и стяжательство. Въехали?
Короче, мы стали обладателями кучи золотишка с душком, откуда торчали ослиные уши Мидаса.
Ладно, кончаю вас грузить! От теории перехожу к практике.
Завершая сделку, Джин доставал из кармана чековую книжку, с важным видом выписывал чек авторучкой с золотым пером, а я хватался за отключенный сотовый и с радостным видом звонил – будто бы! – в Великобританию, своим – якобы! – благодарным клиентам. Продавцы пожимали нам руки и приглашали в бары и ночные клубы, но Джин вежливо отклонял все приглашения.
– Джин, почему ты избегаешь общения с этими людьми? – поинтересовался я. – Они к нам расположены. На мой взгляд, хотят установить с нами тесные контакты, а ты кобенишься.
– Мы на них произвели впечатление, и это основное. А чего они хотят, меня не интересует. – Он помолчал. – Я покупаю золотые монеты, торгуюсь, как последний лавочник, выписываю чек, а монеты – золотые, заметь! – с собой не забираю. Почему?
– Чтобы нас не ограбили на парковке?
– Допустим, но не это главное. Я предоставляю этим лохам возможность убедиться в том, что чек подлинный, и только после этого отослать нам монету. Улавливаешь?
– Не врубаюсь я что-то! – покачал я головой.
– Наша акция, внушающая доверие, производит впечатление! – сказал Джин с расстановкой.
В помещении было душно, но Джин, похоже, уходить не собирался. Он у каждой витрины останавливался, ни одной монеты не оставил без
внимания, а я буквально валился с ног от усталости.Когда мы сели за грязный столик, купив в автомате кофе в бумажных стаканчиках, он поморщился.
– Куда подевалась романтика? – спросил он, не ожидая ответа. – Разве золотые монеты не должны находиться в выстланных бархатом сундучках английского дуба в окружении честнейших охранников? – Он окинул взглядом навесной потолок из пластика и вздохнул. – Антураж все портит. Дешевка!
Допив кофе, он освежил дыхание извлеченным из кармана аэрозолем и поднялся.
– Вперед, командир! – произнес он вполголоса. – Кто ищет, тот находит…
Джин обнаружил монету, которую мы искали, на стенде под вывеской: «Нед. Чистое золото».
– По-моему, нам повезло! – воскликнул он, изобразив восторг.
Нед, сидевший в инвалидной коляске, смял недокуренную сигарету и подался к нам верхней половиной туловища, чтобы было лучше слышно. Он напомнил мне героя войны, которому изменила жена.
Балладу Кенни Роджерса «Руби, не бери любимую в город» слышали? Ну так вот!..
Потом Нед улыбнулся и подкатил к нам. Ему явно льстило, что к нему залетели такие важные птицы, как мы. Мы произвели на него впечатление, он на нас – тоже.
На нем были шляпа для рыбной ловли с какими-то мухами на полях, рубашка с короткими рукавами с узором в виде лошадей на груди, шорты цвета хаки, белые носки и, дабы не подчеркивать увечье, черные грубые башмаки. Крошечная желтая булавка с черной полосой по диагонали на шляпе Неда привлекла внимание Джина.
– ВВС? – спросил Джин.
Нед кивнул:
– Ты тоже?
Джин покачал головой и протянул руку.
– Semper Fi, приятель! – ввернул он латынь ни к селу ни к городу.
Нед стиснул руку Джина.
– Semper Fidelis, стало быть… «Всегда верен!» – девиз морской пехоты. Нереально! А твой дружок?
Я раскрыл было рот, но Джин меня опередил:
– Он британец. Служил в Королевской конной гвардии.
Нед сделал большие глаза – возможно, не поверил.
– Кавалерист, значит? Что скажешь, британец?
– Habeas corpus, – нашелся я и подмигнул.
– Закон о свободе личности – в порядке закон. К примеру, при задержании требует предъявления судебного обвинения в течение суток. Помню, с британцами у меня в семидесятом в Германии любопытнейший «хабеас корпус» приключился.
– Меня тогда там не было, – заметил я. – В то время я еще бегал в коротких штанишках. Возможно, в семидесятом в Германии в сухопутных войсках служил мой отец. Он… м-м-м… недавно вышел в отставку.
– Что тогда с тобой случилось, Нед? – спросил Джин, перехватив мой взгляд.
– Однажды, в одном запретном местечке, очередью из автомата прошили нижний отдел моего позвоночника. Ни за что ни про что!..
Джин вдруг сделал круглые глаза и уставился на один из выставленных в витрине желтых кругляшей.
– «Орел» 1872 года! Покажи-ка!
Нед взмахнул мощной рукой, наверняка стоившей жизни многим азиатам.
– Бери сам, морпех!
Джин натянул перчатку, взял монету, взглянул на меня.
– По-моему, мы нашли то, о чем мечтает ее светлость.
Я кинул внимательный взгляд на монету и улыбнулся.