Строговы

Толпа у косогора остановилась, недолго потопталась тут и разошлась. Придя домой, дед Фишка бросился искать Анну. Она с ребятами вырезала лук в огороде. Дед Фишка окликнул ее и поманил к себе пальцем. Анна, поняв, что старик собирается сказать ей что-то необычное, прикрикнула на ребятишек, чтобы они работали прилежнее, и подошла к нему. Дед Фишка подробно рассказал ей о случившемся.

– Хорошо, что я не пошла на поминки. Будто чуяла, что там будет, – проговорила она.

То, что старики решили ехать в Жирово хлопотать за мужиков, ее очень обрадовало, и она сказала:

– Видно, нет худа без добра. Не разогнал бы батя стариков с поминок – не поехали бы.

С тех пор как арестовали Матвея, Анна жила словно в потемках. Раньше в уме ее были какие-то представления о правде и неправде, а когда это произошло, все смешалось. Тоска по Матвею, боязнь опять остаться без мужа тревожили ее.

Арест его вначале возбудил в ней досаду. «Все мужики как мужики, а он все норовит вперед выскочить», – думала она.

Но это чувство быстро улеглось. Она вспомнила, что первой бросилась по полям сзывать народ отбивать кедровник. Не зная, кто является виноватым в том, что жизнь людей неустроенна и тяжела, она досадовала теперь на всех понемногу: на бога, на царя, на своего отца и Демьяна, на Матвея, на ребятишек, которые не всегда ее слушались, и, наконец, на себя.

– Ну ладно, дядя, коли так, я пойду соберу харчей Матюше, – проговорила Анна.

Она ушла в избу быстро, легко, как-то сразу помолодев и оживившись. Дед Фишка посмотрел ей вслед, улыбнулся и подумал: «Хитро белый свет устроен. Мужик без бабы никуда не годен, но и баба без мужика шагу не шагнет».

Вскоре дед Фишка выехал со двора и, погоняя лошадь, свернул за поскотиной с дороги влево. Тут в логу его ждали уже старики.

2

Мужики сидели все вместе. В каталажке было тесно и душно. Круто пахло табаком, плесенью, крысиным пометом. Все здесь осталось по-прежнему, и Матвею казалось, что, с тех пор как они с дедом Фишкой провели тут беспокойную осень, миновало всего лишь несколько дней. Мужики в шутку называли Матвея старожилом.

Каждое утро начиналось затеями Архипа Хромкова. Его выдумкам не было конца. Он забавлял всех то непристойными рассказами о попадье, ее дочках и поповом работнике, то схватывался за живот и заставлял сторожа волостного правления, на попечении которого находилась и каталажка, до десяти раз подряд выводить его во двор.

В каталажке сидело более двадцати мужиков, но ни один из них не унывал, не плакался на свою судьбу. Сознание того, что дело, которое было им дорого, сделано, что сила и правда на их стороне, что их тут не один, не два, а много, придавало им бодрости. Все были уверены, что долго сидеть не придется. Но дни проходили, а мужиков продолжали держать в каталажке. Матвей раньше других понял, что волостное начальство чего-то выжидает. Но чего?

Выяснить положение помог Дениска Юткин, живший в работниках у богатого жировского мужика, недавно выбранного старостой.

Из разговоров на селе Дениска слышал, что волченорские мужики сидят в каталажке, и чувствовал, что Матвей находится среди них. Уже несколько дней в свободное от работы время Дениска крутился у двора волостного правления, надеясь увидеть Матвея на прогулке, и однажды утром это ему удалось.

Архип Хромков, под гогот мужиков, окруживших его и сторожа, показывал, как двое глухонемых подошли с разных сторон к берегу речки, как они требовали друг у друга лодку, как потом они вообразили, что один из них издевается над другим, и, не в силах сдержать себя, бросились навстречу друг другу с кулаками и утонули. Матвей задумчиво бродил вдоль забора. Денис увидел его в щелку и тихонько окликнул.

Пока Архип Хромков потешал сторожа, Дениска сообщил Матвею важные новости. Только накануне он слышал от хозяина, что мужиков распускать по домам не собираются и что волостное начальство ждет приезда станового пристава.

Матвей попросил Дениску как можно скорее сходить в Волчьи Норы и передать деду Фишке, чтобы тот немедленно приехал в Жирово. Дениска пообещал сделать это при первой возможности. Вечером мужики услышали стук в стенку каталажки с той стороны, где было оконце. Матвей встал на нары и, взглянув в оконце, увидел в темноте человека. Это оказался Дениска. Оконце было без стекла, сторож спал, и Дениска без особых предосторожностей рассказал обо всем слышанном за день.

То, что сообщил он мужикам, не обрадовало их. Прибыл становой пристав, грозился судом и тюрьмой. Матвей попросил Дениску идти к деду Фишке немедленно, не дожидаясь утра. Он понимал, что начальство в деле о захвате кедровника натолкнется на такие трудности, преодолеть которые никакими законами невозможно. В захвате кедровника было повинно все село. Если уж судить – надо судить всех. Ясно, что на такую меру власти не пойдут. По словам Дениски, становой пристав был очень недоволен тем, что арестованных слишком много. Из этого Матвей заключил, что становой пристав будет искать зачинщиков, и-надо во что бы то ни стало скрыть их, изобразить дело так, будто тут никакого сговора не было.

Чувствуя, что утром становой пристав может начать допросы, Матвей посоветовал мужикам держаться робко и говорить только одно: «Вижу, что народ едет в кедровник, ну и я поехал».

В полдень всех арестованных привели в правление.

Становой пристав, молодой, краснощекий, встретил мужиков весьма любезно. Улыбаясь, поглаживая короткие офицерские усики, он просто, будто мужики были его приятели, заговорил:

– Что же это вы, друзья хорошие, беспорядки у меня встану разводите? Или в самом деле жить туго? Ну, давайте потолкуем, авось что-нибудь и придумаем сообща.

Матвей чуть не вскрикнул: «Э, вон ты куда гнешь!»

Без особого труда можно было понять расчеты станового. Так как ни урядник, ни волостной старшина не могли указать, кто поднял народ на захват кедровника, пристав, очевидно, решил расположить к себе мужиков, чтобы они сами выдали зачинщиков.

Действительно, такой простой подход станового понравился мужикам. Матвей заметил, что их лица обмякли, а Калистрат Зотов стал медленно приподыматься. Матвей дернул его за подол рубахи. Калистрат оглянулся. Матвей, пряча руки за широкой спиной Силантия Бакулина, погрозил ему кулаком.

Однако становой пристав заметил беспокойство Матвея и, по-прежнему улыбаясь, сказал:

– Ну, ты вот для начала скажи.

Он пальцем показал на Матвея. Тот поднялся.

– Ну, давай расскажи, как жизнь идет. Может, жалобы какие есть? Скажи. Посмотрим, поговорим. Авось что-нибудь и придумаем сообща, – повторил он, видимо, заранее подготовленную фразу.

Но теперь слова прозвучали так, что не только Матвей, а и другие мужики почувствовали, что становой рисуется.

– Жалобы? Жалоб нету, – проговорил Матвей.