Строптивая герцогиня

— Вашей вины нет.

— Нет, есть. И мой отец был прав. В тот день я злилась на весь мир и плавала как безумная, не заботясь, куда меня занесет. Господи, какой-то злой рок, что именно в тот час мой брат гулял, лазая по скалам, откуда мог видеть мою безуспешную борьбу.

— Не сомневаюсь, окажись вы на его месте, вы тоже бросились бы ему на помощь.

— Все моя беззаботность, — продолжала София, не слушая его.

Она вся поникла, жалость терзала его сердце.

— Непослушный мальчишка умер. — Ее голос дрожал от сдерживаемых рыданий.

Берчард понял: она повторила слова Алистэра. Гнев захлестнул его. Господи, неужели человек способен на подобную жестокость? Даже если он так думал, как можно сказать вслух такое? Он представил герцога — жесткое, высокомерное лицо, холодный взгляд, в котором отсутствовал даже намек на прощение. Каково же ей было в тот день? Как она жила после?..

София прижала руки к глазам.

— Все так запутано. Простите. Когда я попросила вас остаться, я не ожидала, что все. так получится. Я думаю, будет лучше, если вы теперь уйдете.

Эйдриан не сдвинулся с места. Он не мог оставить ее на грани нервного срыва.

С глубоким вздохом она пыталась совладать с собой.

— Я понимаю теперь, что мне так и не удалось оплакать его. Оплакать так, как следует. Я не могу. Вспоминая случившееся, я опять чувствую, как комок встает в горле, а я сама распадаюсь на тысячи кусочков.

Эйдриан подошел к ней и обнял.

— Тогда поплачьте сейчас, София.

Она пыталась освободиться, но он еще крепче обнял ее. Она положила ладони ему на грудь, пальцы перебирали ткань рубашки.

Наконец, со вздохом, больше похожим на стон поражения, она сдалась и зарыдала.

Он никогда не видел, чтобы женщина так плакала. Безутешные рыдания раздирали ее душу, забирая силы. Боль, казалось, вот-вот разорвет ее. Он зарылся лицом в ее волосы и, прижимая к своей груди, молил, чтобы она не лишилась последних сил.

Постепенно София успокоилась, рыдания утихли, выплеснувшееся горе перешло в тихую печаль. Эйдриан заметил, как ослабли ее руки, лежащие на его груди, она еще тихонько всхлипывала. Он продолжал обнимать ее, утешая как мог.

Ее руки все еще лежали на его груди, теплое дыхание касалось кожи сквозь ткань рубашки. Ощущая ее соблазнительную близость, он почувствовал непреодолимое желание.

Наклонив голову, Эйдриан целовал ее брови, уговаривая себя, что ему не нужно ничего, кроме дружбы и утешения. София подняла на него глаза, и все его добрые намерения тут же испарились, уступив место непреодолимому и острому влечению. Его губы, на которые попали соленые слезы с ее щеки, теперь жадно искали ее рот.

Она приняла его поцелуй со вздохом облегчения. Он упивался вкусом ее губ, запахом ее тела, признаками ее растущего возбуждения. Ее ладони ласкали его грудь, шею.

Эйдриан знал, как доставить удовольствие женщине, и бессознательная страсть руководила им. Прижавшись к нему всем телом, она беспомощно вздыхала. Ни корсет, ни нижние юбки не мешали ему. Его руки касались мягких изгибов ее бедер и спины, поглаживая, лаская и доводя до исступления.

Обняв ее за талию, он подхватил ее на руки и отнес к ближайшей скамье, усадив к себе на колени. Эйдриан осыпал поцелуями ее шею, нащупав губами ритмичную жилку, пульса, который отдавался эхом в его голове. Он упивался теплом и ароматом ее кожи в глубоком вырезе платья.

Откинув голову, София тихо стонала, принимая его ласки. Целуя ее снова и снова, он тем временем распустил шнуровку на спинке ее платья.

София выпрямилась и вопросительно посмотрела на него. Несколько секунд она не двигалась. Он ждал ее решения. Его желание достигло такого накала, что ему казалось — он не выдержит.

И тут София снова удивила его. Взявшись за плечики своего платья, она потянула его вниз… Он отодвинул край сорочки и положил руку на ее обнаженную грудь. Как и в первую ночь в Париже, он целовал ее, пока его пальцы ласкали нежный упругий сосок. Она отвечала поцелуями, которые жгли его кожу и увеличивали желание.

Проведя рукой вдоль ее гибкого, податливого тела, Эйдриан проник под ее юбку.

Снова она застыла, словно устыдилась его неожиданного предложения. Между тем он поглаживал ее ноги, потихоньку продвигаясь выше, и наконец достиг цели, начав ласкать тайную нежную плоть. Дрожь, охватившая ее, передалась ему, заставляя забыть обо всем на свете. Низкий мелодичный крик пронзил тишину ночи.

Ее рот искал его губы нетерпеливо, почти сердито.

— Не останавливайся, — выдохнула она, с ненасытным желанием прижимаясь к нему всем телом.

— София…

— Не останавливайся… Пожалуйста, не…

Эйдриан убрал руку, проклиная себя за свое благородство, напоминавшее ему о себе.

— Мы зашли слишком далеко, — с трудом проговорил он между лихорадочными, короткими поцелуями, которыми они продолжали обмениваться.

— Ты сказал, что хочешь меня. Прошлой ночью.

— Я хочу, хочу… слишком сильно, но…

— Но я тоже хочу.

— Ты ошибаешься, поверь. Такой способ не поможет тебе справиться со своей болью. Если я воспользуюсь твоей ранимостью, то ты возненавидишь меня. И будешь права.

Она остановила поток поцелуев. Все еще прижимаясь к нему всем телом, уткнулась лбом в его плечо.

— К черту, Берчард. Почему бы вам не использовать меня, как вы задумали?

— Я не собирался никоим образом использовать тебя. София выпрямилась и отвернулась.

— Нет, собирался, — она глубоко вздохнула, — все мужчины так делают. Я больше не удивляюсь. Париж на многое открыл мне глаза.

Черт побери, ее слова так обидны! Он только что проявил невиданное благородство, отказавшись от соблазнительного предложения, после чего его тело даже отзывалось болью на отказ. А она, оказывается, причисляла его к той же самой группе, где состоял герцог, и капитан Брут, и ее прочие поклонники.

Более того, она предполагала, что руководит мужчиной, позволяя ему наслаждаться ею, а в реальности она использовала его. И хотя он счастлив держать ее в своих объятиях всю ночь, он принял ее сигнал к отступлению. Как и в ее недавней детской игре на балюстраде, она бросилась навстречу интимности и тут же, испугавшись, сбежала. Теперь он знал почему.

София осторожно сползла с его колен и поспешными движениями привела в порядок платье. Повернув ее, Эйдриан поправил шнуровку на спине.

— Мне следует поблагодарить вас за ваше благородство и за то, что вы выслушали мой рассказ о Брэндоне.