Студенты. Книга 2

— Хорошо, деда, позвоню сегодня же.

— Тогда договорились, Денис. Мне пора, нужно в Онкологический центр на Песочную заехать, проконсультировать снимки одного больного. — Савва Николаевич посмотрел на часы. — На два договаривались, но при таких пробках только-только поспеть бы.

— Спасибо, деда, за деньги, обед… У меня, может, не так выходит, как бы тебе хотелось, — тут Дениска замялся. — Но так получается, извини.

— Ладно, ладно, цыплят по осени считают…

И Савва Николаевич подал руку Денису.

— Пока. Звони, если что. И помни о нашем разговоре…

Денис согласно кивнул.

— Понял, деда.

— Тебя довезти, если по пути со мной? — спросил Савва Николаевич Дениску на выходе из кафе.

— Нет, я доберусь сам…

Они обнялись и расстались.

Возвращался Савва Николаевич уже поздно вечером. Его путь лежал через Невский проспект. Он сперва хотел объехать проспект по набережной с выходом на Московский, а затем прямо на трассу в N-ск, но в последнюю минуту распорядился:

— Езжай, Володя, по Невскому. Давно там не был, хоть посмотрю, как он сейчас.

— Нет проблем, шеф. По Невскому так по Невскому.

Шофер повернул с Дворцовой площади на Невский. Сидя в машине, едва ползущей по забитому транспортным потоком проспекту, Савва Николаевич удивился вслух:

— Надо же, раньше он казался мне таким широким. А тут улочка, а не проспект.

Володя ничего не ответил. Он нервно следил за движениями едущих впритык автомашин.

Ничего не осталось от его студенческого Невского, разве что знакомые названия: Гостиный Двор, Аничков мост, памятник Екатерине II. Часть кинотеатров переименовали или закрыли совсем. Да и сам Невский превратился в обычную для Запада городскую автомагистраль с потоком машин, иллюминацией от всевозможных вывесок и реклам, бьющих в глаза так, что их хотелось закрыть.

Вот она, стремительность жизни, яркий пример. За предыдущие двести девяносто лет Невский проспект не так изменился, как за последние двадцать. Будучи студентом, Савва мог пройтись по его широким тротуарам в потоке радостных, смеющихся людей, спокойно перейти на другую сторону в любом месте, не опасаясь попасть под машину. Иногда поздним утром, когда он возвращался с дежурства на «скорой» и медленно брел по сонному, еще не оправившемуся после суетной ночи Невскому, ему казалось, что вот-вот из подворотни выйдет Акакий Акакиевич Башмачников или «нос» майора Ковалева — героев гоголевских произведений, спешащих кто куда. Но вместо них из подъездов появлялись обычные граждане в костюмах и платьях, озабоченно глядящие на часы: не опоздать бы. Реже попадались подзагулявшие парочки да немногочисленные бичи, промышляющие, на что бы похмелиться. А сейчас и не понять, что за народ идет волна за волной, и все похожи друг на друга: в джинсах, куртках, на ногах кроссовки.

— Володя, останови вон у того здания. — Савва Николаевич показал на ярко освещенное пятиэтажное здание с навесом над подъездом.

— У гостиницы «Невский палас»?

— Да, около нее.

— Там нам не припарковаться, безнадежно, вон и знак висит, Савва Николаевич.

— А ты не обращай внимания на знаки, мы на служебной машине. Где нам надо — там и паркуемся. Не забывай, Володя.

— У них тут свои порядки, — забубнил шофер. — Не успеешь остановиться, как штраф выписывают.

— Ладно, ладно, не бубни. Вставай, не волнуйся, штраф я заплачу, если подойдут.

— Как скажете… Мне что..!

И Володя подрулил почти к подъезду, возле которого висел знак «Только для служебных машин». Машина еще не успела остановиться, как тут же подбежал охранник.

— Здесь нельзя! Видите знак?

Володя развел руками, мол, вон к шефу претензии. Савва Николаевич медленно вышел из машины, полез в карман пиджака, достал из портмоне удостоверение и показал охраннику. Тот долго его изучал.

— А по какому делу вы сюда, господин Мартынов?

— По личному, по личному! Я когда-то жил, и не раз, в этой гостинице. Раньше она называлась скромно и просто «Балтийская»; вот, решил вспомнить былое. Похожу, посмотрю, и мы отъедем.

— Ну разве на двадцать минут, не больше. Сейчас делегация иностранных гостей подъедет, машин с десяток, все места будут заняты.

— Хорошо, хорошо, — согласился Савва Николаевич. — Володя, ты сходи в пиццерию, она рядом. Перекуси, чтобы потом не останавливаться, а я быстренько пройдусь, посмотрю сувениры, и мы отъезжаем через 20 минут.

Савва Николаевич вошел внутрь. В распахнувшиеся автоматические двери.

Решительно ничего от бывшей гостиницы не осталось. Огромный тоннель, сделанный в цокольном этаже, начинался прямо от выхода из метро. Длинные ряды всевозможных сувенирных лавочек, бутиков, цветочных ларечков и яркий, ослепительный неоновый свет… Он делал людей неестественными, какими-то инопланетянами, с зеленовато-желтыми лицами, и уже молодую проститутку с ярким макияжем было трудно отличить от богатеньких старух. Лысоватые пухлые мужчины, толкущиеся около прилавков магазинчиков, совсем походили на лунатиков. Вот она, иллюзия человеческого счастья. Все равны в этом специально созданном мире: и проститутки, и богатые тети и дяди. «Сальвадор Дали был прав, — подумал Савва Николаевич. — Наверное, поэтому и стал писать свои картины, насмотревшись на электрическую жизнь Елисейских полей. Но Петербург не Париж, он должен иметь свое лицо, он всегда его имел. А теперь стремительно его теряет. Поди отличи, где ты находишься — на Невском, на Пикадилли в Лондоне или на Монмартре в Париже… Все похожи, и даже люди стали одинаковыми».

От этих мыслей Савве Николаевичу стало еще грустней, чем утром, когда он ехал к внуку. «Все в мире меняется, и не всегда к лучшему», — сделал он горький вывод.

Купив пару безделушек в качестве подарка для жены, он вернулся к стоянке. Машина была на месте, но шофера еще не было. «Пусть поест, для него главное в жизни — меньше ухабов и хорошая еда», — улыбнулся про себя Савва Николаевич. И стал наблюдать за людьми, потоком скользящими туда-сюда, как океанские течения: Гольфстрим — в одну сторону, Мальстрим в другую. Яркий свет выхватывал их озабоченные лица: мрачные и обросшие щетиной, выходцев с Кавказа, которых оказалось так много, что Савва Николаевич даже удивился, мелькали круглые лица улыбчивых таджиков, узбеков, корейцев, китайцев и вьетнамцев. Очень-очень мало можно было разглядеть голубоглазых блондинистых или русоватых соплеменников. Вымирает, вымирает Россия, здесь на Невском это чувствуется, как нигде. И Савва Николаевич опять тяжело вздохнул.

«Золотой миллиард в действии», — вспомнил он лозунг нынешних глобалистов, который попался ему на глаза во время выборов в Госдуму. «Господи, Господи, что жизнь делает с людьми? Еще вчера здесь шли демонстрации рабочих и студентов под красными флагами в Первомай или в ноябрьские, а теперь вот увеселительные заведения под красными и желтыми фонарями». — И Савва Николаевич от нахлынувших чувств прослезился.

— Давно ждете, Савва Николаевич? — спросил появившийся, как джинн из бутылки, Володька, шофер.

— Да нет, минуты две-три. Стою, смотрю, молодость вспоминаю…

— А-а, очереди везде, а цены, Николаич, зашибись. Дал стольник, показываю на бутерброд с сосиской, а буфетчица мне и говорит с усмешкой: «Он стоит сто пятьдесят». Я говорю: «Не может быть!» Она в ответ: «Будете брать или нет?» Пришлось взять. А чай — еще пятьдесят рэ, виданное ли дело?

— Видано, видано, Володя. Невский! Этим все сказано.

Через десять минут они уже вырулили на Лиговский проспект и взяли курс на N-ск. Слава Богу, внутреннее перекрестился Савва Николаевич, упав от усталости на заднее кресло.