Студенты

–  Ну, одним словом, ты разнюнился, - подсказал ему Шацкий, - ну, и что же?

–  Я, положим, не разнюнился... и ты врешь, но я тоже...

Ларио говорил бы еще два часа, наверно, ни до чего не договорившись, если бы Шацкий не оборвал его:

–  Одним словом, ты оскандалился?

–  Ничуть не оскандалился...

–  Я почти уверен, что ты даже нюни распустил...

–  Ну, это ты, может, способен от юбки нюни распускать...

–  Врешь, подлец, теперь я убежден даже в этом... Ну, все равно... Ты предложил ей помощь... отцовскую или братскую помощь... конечно, братскую...

Ларио бросило в жар.

–  О мой друг, к чему же так выдавать себя, как какой-нибудь мальчишка... Пожалуйста, не перебивай...

–  Ну, да о чем тут разговаривать, - перебил Карташев, - главное здесь то, что действительно надо помочь...

–  Вовсе это не главное, главное - уличить вот этого мерзавца...

Шацкий указал на Ларио, который, вдруг успокоившись, щурился и произнес, стараясь придать голосу самый спокойный тон:

–  Ну, ну, говори.

–  Ты распустил нюни...

–  Врешь.

–  Ты обещал отцовскую или братскую помощь.

–  Не братскую и не отцовскую.

–  Врешь, подлец. Ты...

Шацкий впился в Ларио, который еще больше прищурился, как бы пряча свои глаза от его проницательности.

–  Ты, - медленно, с расстановкой начал Шацкий, - придумал план помочь ей...

–  Придумал.

–  Она по специальности швейка...

–  Не швейка, модистка, положим.

–  Все равно... Ты решил...

Шацкий остановился и наслаждался производимым им впечатлением.

–  Ну, ну? - переспросил Ларио, волнуясь.

–  Купить ей швейную машину!! - И Шацкий, выпалив это, вскочил, забегал по комнате и, сделав совершенно идиотское лицо, заговорил какую-то чепуху.

Ларио, смущенный тем, что Шацкий угадал его планы, не спускал с него глаз.

–  Ну, Миша, - заговорил он, - как хочешь, а ты с чертом свел уже знакомство. От тебя, знаешь, чертовщиной уже несет...

Шацкий рассмеялся, но продолжал нести свою ерунду.

–  А знаешь, почему я колдун? - спросил вдруг Шацкий и ответил: - Потому что ты глуп.

–  Сам ты глуп, - добродушно ответил Ларио.

–  Ты действительно думал купить ей машинку? - спросил Карташев.

–  Да... Понимаешь, у нее практика обеспечена, ее, так сказать, бывшие подруги по ремеслу...

–  Придумал!! - с презрением перебил Шацкий. - Именно надо быть Петей, чтобы додуматься до такой глупости.

–  Почему, мой друг? - спросил Ларио.

–  А потому, - серьезно заговорил Шацкий, - что на машине и она не будет работать, и ты ее выгонишь на другой день... Она от работы отвыкла, она, хоть бы хотела, не может работать, потому что изнурена...

–  Она даже кровью кашляет...

–  Дурак, - фыркнул Шацкий. - Но если бы она и могла работать... Платья, юбки, заказчицы, и все это в твоей комнате, и ты с тремя Сашками, пятью Лизками... Понимаешь теперь, что ты глуп?!

–  Ну, хорошо, ты умен, ну, и какое же твое мнение?

–  Нет, ты не отлынивай, ты понимаешь теперь, что ты глуп?

–  Ну, хорошо, дальше...

–  Сознался наконец... Слава тебе, господи... А дальше то, что ей надо открыть меблированные комнаты. Найдется несколько таких дураков, как ты, которые ей платить ничего не будут, и она вместе с вами подохнет с голоду.

–  Меблированные комнаты - идея хорошая, - согласился Карташев, - но для этого надо много денег.

–  Немного больше, чем для машины... Можно откупить уже с готовой обстановкой, можно напрокат взять, можно в рассрочку купить... сто рублей надо.

–  Ну, и отлично... Я даю тридцать пять, вырученные от татарина, сказал вдруг Карташев.

Конечно, Карташевым руководило и доброе чувство, но в то же мгновение сам собою разрешался смущавший его и другой вопрос: продажа вещей была бы неприятна его матери. Если не писать ничего об этом и деньги прожить, выйдет некрасиво, а если отдать этой несчастной, то молчание о продаже вещей получит характер даже некоторым образом возвышенный: "Да не ведает правая рука, что творит левая".

Поэтому Карташев даже с легким сердцем вынул отдельно лежавшие в бумажнике деньги и положил их на стол.

–  Ха... ха... - весело пустил он.

Шацкого вдруг смутила эта именно непринужденность Карташева. Он сконфуженно и напряженно замигал своими маленькими глазами.

–  Мой друг, ты не умеешь... Так порядочные люди не делают... Если ты хотел помочь, то должен был дать все...

–  Кто тебе мешает? - ответил Карташев.

–  Что? - нерешительно спросил Шацкий и вдруг, быстро вытащив свой бумажник, вынул сотенную и бросил ее на стол. Но сейчас же карикатурно вскочил, оперся на стол, закрыв одной рукой деньги, точно хотел их взять назад, и так посмотрел на Карташева и на Ларио, точно сам не понимал, что с ним делается.

–  Миша!.. - умилился Ларио.

–  Пошел вон!! - заорал вдруг благим матом Шацкий.

Он ураганом стал носиться по комнате. Кровь прилила к его лицу. Он испытывал отвращение и к Ларио, и к Карташеву, и к Тюремщице. Он упал на кровать и несколько мгновений лежал с закрытыми глазами.

–  Грабят!!! - закричал он в порыве бешенства.

Ларио и Карташев переглянулись.

–  Миша, возьми деньги, - сдержанно произнес Ларио.

Шацкий молчал.

–  Конечно, возьми, - сказал Карташев, - ну, дай десять, пятнадцать рублей.

–  Дай десять, пятнадцать рублей, - передразнил его Шацкий... - оставьте меня в покое.

Карташев и Ларио заговорили между собою.

–  Послушай, - говорил Карташев, - но ведь прежде всего ей следует лечиться. Самое лучшее позвать бы Корнева...

–  Я согласен, - ответил Ларио.

–  Собраться бы с ним обсудить. Сегодня - что? Среда, так в пятницу... в шесть часов...

–  Отлично.

Шацкий поднялся с кровати. Лицо его было уже спокойно.

–  Честному человеку нельзя жить на свете, - проговорил он задумчиво.

–  Миша, возьми назад деньги.

–  Пошел вон! - спокойно ответил Шацкий... - Нет, с вами в Сибирь попадешь... Едем в оперетку...

–  А в Александринку?

–  Ну, вот... они меня окончательно убьют... Можешь ты мне сделать одолжение, ехать именно в оперетку?..

–  За твое великодушие я согласен с тобой хоть к черту, - ответил Карташев.

Шацкий утомленно кивнул головой.

–  Одевайся.

–  Господа, что же вы? Чаю...

–  Нет, нет, с этим подлецом я больше секунды не могу быть, - торопил Шацкий.