Ступени профессии
Шрифт:
Искусство театра тесно и органично связано с помещением, в котором он играет свои спектакли. Гастроли коллектива на другой, незнакомой для него площадке — всегда больший или меньший компромисс. Публика чутко оценивает органичность связи искусства театра со зрительным залом, в особенности если дело идет о самобытном, оригинальном творческом коллективе. Здесь бывают и трагические случаи, и, как бы они ни были «таинственны», их надо всегда иметь в виду.
В свое время в Москве работал маленький театр под вывеской «Студия Малого театра». Им руководил Федор Николаевич Каверин — режиссер неистощимой выдумки, прекрасного вкуса, определенных и самобытных театральных принципов. Актеров в этом театре было немного, но все превосходные. Успех у театра был огромный, несмотря на то, что играл он в неудобных маленьких помещениях. Успех и привел к тому,
Первый же спектакль, сыгранный в новом помещении, успеха не имел, возобновленные старые спектакли, ранее любимые москвичами, вниманием не пользовались. Публика отвернулась от театра, забыла его, как будто он и не существовал вовсе. Театр погиб буквально за один сезон. Почему? Коллектив остался прежним, спектакли игрались прежние, но публика не приняла его искусства в новых, неподходящих для него, «комфортабельных» условиях.
На вопрос, кто главная фигура в театре, в театральной школе следует ответить — актер, без актера театр не может существовать. Но театр уже «живет», когда человек с билетом только входит в здание, вне зависимости от того, какая там вешалка, ибо человек с билетом — уже часть публики, то есть у него уже работает воображение, рождается готовность и возможность перевоплотиться в зрителя. А актеры в это время только еще наклеивают себе усы и пудрят носы, готовят себя к единоборству с публикой. Спектакль — двусторонний процесс: актеры — публика — актеры. Если этой связи нет — нет и спектакля. Нарушить ее, кстати, очень просто — шепните соседу, что ему придется написать на спектакль рецензию — и все, он выключен из орбиты сотворцов спектакля.
Любопытно следить за процессом перевоплощения «человека с билетом» в зрителя в Большом театре. Огромный и торжественный зал ждет. Человек с билетом, входя в него, подчиняется этому общему ожиданию и предвкушает впечатления, располагаясь в кресле. Он уже в новой атмосфере, он наслаждается залом («какая красота!»). Забываются волнения, спешка, заботы, хлопоты. Он освобождает себя для восприятия чего-то нового, пока неизвестного. Тут и оркестр помогает: музыканты что-то пробуют, «прелюдируют», но что? Зрители этого еще не знают. Во всем этом есть что-то прекрасно-загадочное. Так, спектакль еще не начался, а первое и решающее событие уже свершилось — перевоплощение в зрителя, зрителя специфического, зрителя Большого театра.
В других театрах этот процесс проходит иначе, но и там он непременно существует. Сходя в подвал Московского камерного театра, зритель смущенно удивляется: «Как, здесь?»
Даже у тех, кто опаздывает, досасывая на ходу сигарету, кто только что достал билет, поругавшись из-за него с десятком милых людей, виноватых только в том, что они тоже хотят попасть на спектакль, — даже у них есть минута для перевоплощения. А театр этому процессу помогает: звучат звонки, или медленно тушится свет, или выходит еще молчащий, но уже действующий артист, или… да мало ли у театра способов для того, чтобы дать «знак для «начала»?
Если публика в театр не придет, театр не состоится, пусть актер выходит на сцену, играет, поет… театра нет! Известный американский антрепренер Сол Юрок любил говорить: «Если публика в театр не пошла, ее уже… ничем не остановишь!»
А пока театр готовит новый спектакль, театр есть? Нет, как творческое, художественное явление он появляется только при первой встрече с публикой, которая поставит на премьере точку, многоточие, знак вопроса или восклицания. Что именно — никто не знает! Репетиции — долгий процесс подготовки к рождению художественного явления. Встреча с публикой — момент этого рождения и оценка его.
Конечно, есть режиссеры, заранее программирующие успех или неуспех представления, даже пытающиеся влиять на него — это чаще всего слуги стереотипа, не желающие из-за неожиданностей рисковать своим престижем. Публика как будто тоже ожидает от театра стереотип, любит поругивать «новшества», но не будь этих «новшеств», она начнет скучать и перестанет ходить в театр, ей будет неинтересно. Более того, публика мгновенно понимает и принимает эти самые «новшества» и даже часто проясняет их смысл самим создателям. Вот какие «противоречия» бывают в театре!
Все это я говорю для того, чтобы установить простую истину — публика есть решающий, первостепенный
компонент и фактор существования театрального искусства.Публика — живое существо со своим характером, мудростью, капризами, жестокостью и фантастической расположенностью к искусству.
Молодой Московский Камерный музыкальный театр не имел «своего угла» и был вынужден ездить на гастроли в другие города, где администрация не считала этот театр достойным внимания, а потому не тратилась на афиши и объявления. В огромном помещении какого-нибудь профсоюзного клуба, каких теперь много, давался спектакль. В зале не более двадцати человек, из них двое — четверо возмущенные («Разве это опера?») уходили тут же. Остальные шестнадцать — восемнадцать загадочно сидели в тысячеместном зале и в конце спектакля устраивали настоящую овацию артистам. На последнем спектакле гастролей зал был полон, а за кулисами и на улице зрители с доброй улыбкой спрашивали: «Когда еще приедете?» Но чем измерить горечь первых дней равнодушия, настоящую боль при виде уходящих со спектакля («Разве это опера?») двух — четырех лишенных любопытства зрителей? Сколько надо терпеть, незаслуженно терпеть, прежде чем увидишь очередь жаждущих купить «билетик». Но это и есть процесс формирования новой художественной потребности зрителя, созданной театром.
Завоевание зрителя — необходимое условие жизни театра. И каждый вечер все надо начинать заново. Заполненный зрительный зал есть показатель художественной значимости театрального организма, ценности его творчества.
Отсюда вывод: постоянное изучение публики для режиссера так же важно, как стремление увидеть свет маяка в ночном море для капитана корабля. Успех театра не стабилен, каждый вечер таит загадку, каждый вечер театр сдает экзамен, и экзаменационной комиссией является публика. Значит, ее надо знать, учитывать ее потребности, предвидеть их, у нее надо учиться, по ней ориентироваться, чтобы для нее же открывать новое.
Идет спектакль Большого театра, он апробирован. Все знают, что он хороший. Публика внимательна, даже благоговейна, но вот то один, то другой зритель начинает смотреть по сторонам. Они уже не вместе со спектаклем. Они только издали наблюдают за сценой — не пропустить бы, если вдруг что-то там произойдет. Конечно, никто не признается, что спектакль Большого театра ему скучен, чтобы не обнаружить собственной некомпетентности (ведь спектакль апробирован и известен как хороший). Ушли с «Кармен» десять человек, кто это заметит? Да и почему ушли? Может, есть «сторонняя» причина. Театр не виноват! Если же уйдет три человека с современной оперы — скандал: «Публика уходит со спектакля!» В Большом театре этот факт еще может пройти незамеченным, но в маленьком зале Камерного музыкального театра, если кто-то посмотрел на соседа или почесал себе ногу — это превращается в грандиозный повод для обсуждений, изучений, выводов и огорчений. Зритель отвлекся, значит, неинтересно.
Публика у нас дисциплинированная, она не шумит во время действия. В зрительном зале все время тихо. Но тишина тишине — рознь! Напряжение зала и его вежливое внимание — вещи разные. А если сегодня публика была размагничена в той сцене, которая прошла вчера наиболее собранно? Кто виноват? Тот, кто на сцене, или тот, кто в зрительном зале? Загадка! Много загадок! Может быть, самых «таинственных» и совсем не изученных на театре.
Каждый актер знает, что он воздействует на публику, а публика на него. Но важно, чтобы публика позволяла воздействовать на себя и не боялась воздействовать на актера. Что мешает этому «взаимообмену»? Исполнение артиста, настроение зрителя, расположение стульев в зрительном зале, состояние акустики, талант (!) «человека с билетом», его способность стать зрителем и т. д.?
В процессе восприятия спектакля публикой или, вернее, в процессе создания публикой и актерами взаимных связей, возникает уникальный коллектив, творящий сегодняшний спектакль. Коллектив, распадающийся тотчас после окончания представления, но способный возродиться завтра в ином качестве. Зрительный зал во время спектакля — зыбкая, полная неожиданностей, легко изменяющая свое состояние масса. Бывает достаточно одного-двух человек, не вошедших по тем или иным причинам в процесс коллективного сотворчества, чтобы разрушить сегодняшний союз сцены и зала. Трудно предвидеть все, а предвидеть надо. Необходимо!