Стычки локального значения

— Хорошо, пусть будет три месяца. Но до тех пор все останется как было?

— Разумеется.

Я поднялся, изобразив на лице тягучие раздумья:

— Очень рад знакомству, господа. Я найду способ уведомить вас о своем решении.

— До свидания, мистер Майнце, — сказал моей спине полковник Спратт.

Глава 3.

Я вышел из здания, чувствуя, как под рубашкой течет липкий холодный пот — не от испуга, от злости. Я не знал, что им ответить! Не объявлять же войну? А давать даже малейшую возможность контроля над моими, нашими деньгами — просто похоронить все, ради чего мы четыре года суетимся.

Особенно бесило, что этот улыбчивый старикашка точно определил места залегания моих капиталов — Андорра, Лихтенштейн, Швейцария, Италия. Не назвал Монако и Люксембург — еще две налоговых гавани, где у приличных людей принято прятать сбережения. К чему бы? Знал, что там почти ничего нет или были еще какие-то причины?

Том, чувствуя, что я сильно не в духе, не лез ко мне со своими тоннелями и музеями, и всю обратную дорогу в машине стояла тишина, в которой слышно было только мое свирепое сопение.

Вечером я прилично напился — когда сняты тормоза в голову порой приходят замечательные идеи. В этот раз пришло сразу две. Первая возникла, когда я прочитал в The Guardian небольшую заметку о финансовых трудностях немецкой MВB-ERNO — потомка той самой компании герра Мессершмитта, что во многом создала Гитлеру его люфтваффе. Теперь она обросла строительным и судостроительными подразделениями: вертолеты, самолеты, здания, спутники, морские корабли — прямо-таки кладезь инженерной мысли. Лакомый кусок. Судостроение в этом конгломерате было представлено знаменитейшими верфями Blohm+Voss, строившими Третьему Рейху его «карманные линкоры» и «волчьи стаи», а ныне выводящими в моря сухогрузы, круизные лайнеры, миллиардерские яхты, фрегаты и эсминцы. Космос — корпорацией ERNO, составленной из осколков компании Фокке-Вульфа. Авиацию представляли дивизионы, разрабатывавшие гражданские, военные, грузовые и пассажирские аппараты. Одно из подразделений даже работало с Пентагоном над самолетом-«невидимкой», уж не знаю, что это за хрень, но выглядела она очень заманчиво. И стоила компания МВВ, обремененная долгами, совершенно смешные деньги. На нее точили зубы ребята из DASA — креатуры Даймлер-Бенца, но я собрался предложить больше. Серега как-то говорил, что в будущей России возникнут забавные экономические казусы, когда какая-нибудь компания будет цениться на рынке дешевле, чем имеется денег на ее счетах. Здесь имела место подобная ситуация — интеллектуальный и материальный багаж у немцев был гораздо выше, чем те три миллиарда марок, которых им недоставало для полного счастья. А мне эти миллиарды очень мешались. Я еще вволю повеселюсь, когда инженеры Мессершмитта и Туполева будут вместе проектировать конкурента для Боинга! Следующий стакан бурбона уверил меня в необходимости решить вопрос приобретения МВВ в самом ближайшем времени. И я бросился к телефону, чтобы отдать необходимые распоряжения. Не люблю решать дела в пьяном виде, но медлить было нельзя — парни из DASA ждать не станут.

Вторая идея возникла после телефонного разговора с управляющим андоррского Banca Privada D'Andorra, где находились счета Meinze AG — моего предприятия, которое должно было поглотить МВВ. Мсье Персен мимоходом, посмеиваясь, упомянул «русского царя Андорры» Бориса I, чем немало меня заинтересовал. Разумеется, я полез в Британику. И выяснил, что хоть и считается княжество Андорра самостоятельным и насквозь суверенным, но равноправными номинальными его главами являются президент Франции и епископ Урхельский Жоан Марти-и-Аланис — испанец, которые, впрочем, прямым управлением не занимаются, делегировав эти обязанности местным выборным органам. Чем и воспользовался некий Борис Скосырев — русский авантюрист из числа белоэмигрантов. Соблазнив своими речами в начале тридцатых немногочисленное население страны, провозгласил себя королем и даже несколько дней издавал указы, пока не был скинут с трона нарядом испанских жандармов, присланных офигевшим от наглости самозваного «короля» епископом. И андоррцы не встали на защиту своего монарха. Да и зачем, если был он нищим пустобрехом?

Забавная биография Скосырева навела меня на мысль, что в век тотальной демократизации всего и вся, в суровую годину обожествления капитала, мне стоит попытаться поиметь свое собственное королевство в самом сердце Европы. У Андорры нет еще даже Конституции! Бери страну и владей! И пусть потом попробуют всякие Спратты и Брауны упрекать европейского аристократа, что свои деньги он хранит не в английских банках! Послевоенный раздел Европы еще никто не отменял и, значит, прямая интервенция невозможна! Пока стоит Советский Союз. А потом возникнет традиция. Если мои подданные будут довольны королем — фигу меня с трона снимешь. А довольны они будут! Если это получилось у нищего дилетанта Скосырева — я сделаю это походя!

Идея показалась мне настолько увлекательной и многообещающей, что я достал вторую бутылку бурбона. Видимо, такая судьба у Андорры — иметь трон, а на нем русского царя!

Сереге о своей инициативе я решил пока не говорить — пусть будет сюрприз.

Две недели я дрался за МВВ-ERNO. Дело двигалось туго, потому что в Бонне у DASA все уже было на мази, вопрос о передаче ей МВВ был практически решен, и вдруг вылезла какая-то Meinze AG — никому не известная, сорящая деньгами и щедро раздающая обещания. О сохранении рабочих мест, об инвестициях в компанию, о выделении пакета акций депутатам федерального собрания и отдельных земель — мои доверенные обещали все подряд — бумага стерпит. Я вломился в тонкую паутину выстроенных связей и договоренностей как слон на выставку коллекционного фарфора. И, если за две недели мне не удалось подгрести под себя заветный актив, то уж тонкую интригу DASA я точно обломал. Не видать немцам объединенного аэрокосмического концерна.

Немцам не нравилось, что сама Meinze AG, подразделение Meinze Corp. была компанией совершенно непубличной. Мне же напротив, казалось, что только таким образом я могу обезопаситься от ответной контратаки противника. Если моей компании, в которую я с такой любовью собирал активы по всей Европе, нет на бирже, инструментарий оппонентов сильно беднеет. И я не обязан прислушиваться к своим акционерам, публиковать отчеты и балансы и всю эту бухгалтерскую тряхомундию, которая легко раскачивает курс акций предприятия. Публичными пусть будут те компании, смысл существования которых состоит в виртуальном увеличении капитализации — фонды, отчасти банки, нарождающиеся софтверные гиганты — этим без биржи никак. А производственные активы мы припасем для себя. И распоряжаться ими черт знает кому не позволим. Как-то так.

Акции господ Даймлера и Бенца медленно покатились вниз, и это не могло не радовать, потому что каждый пфенниг, взятый мной в игре на понижение их бумаг, приближал Meinze AG к контролю над МВВ.

Когда Лу сообщил мне, что визы готовы и герр Мильке будет ждать нас в Потсдаме уже завтра, я даже немного растерялся: мне все еще казалось, что назначенная встреча должна произойти в ближайшем будущем, но не сейчас, ведь драка за МВВ не закончена! Я едва не сорвался на него, как пару дней до того наорал на коронера, пришедшего выяснить еще какие-то непонятные детали покушения.

Всю дорогу до аэропорта я провел в напряжении, ерзая по кожаному сиденью, как на иголках — обкусывал ногти, сопел и думал-думал-думал.

Немного расслабился только в самолете — арендованном бизнес-джете с удивительно удобным салоном. Записал в свой ежедневник необходимость приобретения подобного самолетика.

Два часа пути пролетели, пока я читал в газетах длинную повесть своего исторического сражения за МВВ. Некоторые пассажи журналистской братии вызвали прилив хорошего настроения: «злонамеренный образчик хищника с Уолл-стрит» — это я, «когтистые лапы, гребущие под себя все, до чего могут дотянуться» — это обо мне, «американцы похоронят европейские надежды на самостоятельный выход в космос» — это тоже про меня! Разве подобное может не радовать?

В Западном Берлине шел дождь. Над Темпельхофом, где мы приземлились, висела туча и поливала асфальт тугими струями. Теплый, майский дождь, поднявший почему-то мое настроение к самым небесам.

Мне еще не приходилось бывать в этом городе, где закончил войну мой дед. Где и был похоронен перед самой Победой. Невозможная смесь легкой эйфории и ностальгии одолела меня, настраивая на романтический лад — такого не случалось даже в Париже.

Лу быстро протащил меня через здание аэровокзала, похожее на циклопическую разогнутую подкову, оснащенное здоровенным ажурным козырьком над центральной частью, через которую пассажиры попадали на огромнейшую бетонированную площадку, где их ждали десятки самолетов. Наш Learjet 55 просто потерялся среди них, и если бы вдруг нам приспичило вернуться — мы искали бы его долго. За этим «паркингом» виднелось огромное зеленое поле, пересеченное парой взлетно-посадочных полос. Темпельхоф отличался от всех виденных мною ранее аэропортов и своей монументальностью и невероятным дизайном. Расположенный едва ли не в самом центре города, он, к тому же, давал прибывающим прекрасную возможность осмотреть весь город сверху.

Пройдя сквозь здание, мы оказались на квадратной площади, заключенной внутри фасада пристройки аэропорта. В центре возвышалась какая-то уродливая скульптура, рассмотреть которую я не успел: Луиджи задал очень высокий темп движения.

Он посадил меня в припаркованный на левой стоянке BMW E32, сам уселся рядом и бросил водителю, даже не повернувшему головы на наше вторжение — словно так и полагалось:

— Берндт, давай в отель.

Наверное мне показалось, но в зеркале заднего вида я увидел дрогнувшие губы нашего шофера, едва не по слогам беззвучно изобразившего: