Суд да дело

– Не кипятись. Хочешь услышать от Долли самой? Пожалуйста. Уверен, что она согласится тебе позвонить. И тогда?..

– Тогда посмотрим. Может, и устрою тебе банкет холостяков. Сняв с себя всякую ответственность.

– Вот и хорошо.

Роберт вздохнул с облегчением. Вздох его как-то странно затянулся, перешел в ровное шипение. Кипер не сразу понял, что он просто выдернул пробку из надувного матрасика.

Они дошли до своих автомобилей, ступая очень осторожно и прямо. Только очень опытный полицейский смог бы увидеть что-то подозрительное в их походке.

Четыре фары дружно проткнули лучами озерные сумерки. Но, выезжая со стоянки, они дружно повернули зады машин навстречу друг другу и дружно чокнулись задними мигалками.

Звон разбитого стекла растревожил заснувших было гусей.

I-6. Долли

Стакана воды в изголовье хватило как раз на то, чтобы пересечь пустыню сна. Последний глоток пришелся на утренний просвет в плотных шторах.

Если Кипер летом спал в верхней комнате, то всегда просыпался от стука по крыше. И, не раскрывая глаз, пытался понять, кто стучит: дождь или белки? Белки тарахтели своими коготками отрывисто и жестко. Но и дождь порой умел подделаться под их нервные перебежки. Особенно, если капли падали не с неба, а пригоршнями - с веток деревьев.

На этот раз барабанил несомненный дождь. Ровный, работящий, равнодушный. Кипер попытался вспомнить вчерашний день. Но не смог. Что-то произошло вчера, довольно важное, все изменившее в жизни. Но что? Похмельная паутина облепляла память, затягивала все привычные дверки - ни войти, ни выйти. Всю ночь ему снились смутные, прерывистые сны, каждый - со своей обидой, и он проснулся уже готовым к мести. Но кому?

Кое-как он ополоснул лицо. Мазнул по щекам электрической бритвой там и тут. Пригладил седую полоску в волосах. Натянул рубашку и галстук. Кофе или чай? Но в шкафчике над плитой не было ни того, ни другого. Он нашел в холодильнике половину апельсина, выел мякоть. Зонтик, послушно щелкнув, распустился в руке синим цветком. Он вышел под дождь и сразу увидел припаркованную на улице белую "тойоту".

И круглую девичью головку в ее окне.

И израильского старика, идущего ему навстречу с заискивающей и умудренной улыбкой.

И тут же хмельная одурь слетела с памяти. Он вспомнил вчерашний вечер, гусей на берегу озера. Роберта с надувным матрасиком, его рассказ про необъяснимую прихоть, приманившую сумасбродку Долли.

И он пошел навстречу старику, выкрикивая с яростью и насмешкой:

– Нет!.. Нет-нет-нет!.. Больше не выйдет!.. Опять хотите меня подловить?.. Не на такого напали... Вас-то я уже раскусил!.. Вы засвеченный кадр. Так и передайте своим хозяевам!.. Пусть посылают кого-то другого!..

– Что?.. Зачем?.. Я не понимать... Не иметь хозяин, - бормотал старик. Случайно встречать снова... Очень рад... Вы - другой пациент?.. Я замечал, да... Ваш прежний настрой сердца... Нужный совет от психиатра... Я понимал... А как поживает жена от другой муж?

Кипер теснил старика зонтиком. Нависал над ним оскаленным ртом. Замахивался кулаком и бил в грудь самого себя. Рыжеволосая девица бежала к ним от "тойоты".

– Что? Что случилось? Чего вы хотите от моего отца? Он сказал что-то обидное? Это опять его английский... Он же иностранец - разве вы не видите? Но такой же пациент, как и вы... Доктор Райфилд назначила нам на девять часов, но мы специально приехали немного раньше...

– Это тот джентльмен из супермаркет... Помогал мне с кофейный машин... И потом долгая беседа на кафе... Я тебе рассказал... От него получал телефон доктор Сташевич-Райфилд...

Мокрые лица обоих излучали честный испуг. Кипер почувствовал укол стыда. Может быть, он зря их подозревал? Нервы натянуты, память размыта, в висках "тук-тук-тук". Мог он дать старику телефон Полины и забыть об этом? Кажется, тот что-то упомянул о старческой депрессии. Да и акцент вернулся в его речь. Каких только не бывает на свете совпадений, случайных встреч. Он поднял зонтик, прикрыл обоих, довел до дверей Полины.

– Прошу извинить... Мне просто почудилось... Она очень хороший специалист... Вам просто повезло... Уверен, что она сумеет вам помочь.

Девица чмокнула старика в щеку, поправила ему галстук.

– Я приеду за тобой через час.

Кипер повел ее обратно к автомобилю. Оба инстинктивно старались сберечь дюйм пустоты между собой, но при этом остаться под зонтом. Шли изогнувшись друг к другу, как половинки разведенного моста.

– Как вас зовут?
– спросил он.

– Эсфирь. Эсфирь Розенталь.

Он подумал, что она очень мила. Что ей будет не трудно найти новый "мальчик-друг" - пятый, шестой. Что он и сам был бы не прочь занять очередь. И украсить ее волосы незаконным водяным цветком. Да-да... Если Долли вздумалось искать второго мужа, почему ему нельзя подумать о второй возлюбленной?

Разъезжаясь, они слегка бибикнули друг другу на прощанье.

По дороге на работу Кипер все пытался припомнить, кого ему напоминал старый мистер Розенталь. Наконец вспомнил: он был очень похож на еврейскую старушку, которая стала недавно жертвой ограбления в собственной квартире. Бедная миссис Руфь Сойко - она даже провела несколько часов под дулом пистолета. Ее показывали по телевизору два месяца назад. Эта история попала во все газеты. И не зря. В ней все было необычно.

Начать с того, что грабитель полез в окно многоквартирного дома не ночью, а когда уже светало. И полицейские заметили его. И обратились к нему через громкоговоритель с предложением сдаться. Но грабитель не послушался. И объявил, что он берет заложницей хозяйку квартиры, в которой он оказался. Он даже попросил миссис Сойко подойти к окну и показаться полицейским.

Дальше полицейские все делали так, как полагается по их правилам и учебникам. Было вызвано специальное подразделение по борьбе с террористами. В касках и пуленепробиваемых жилетах. На соседних крышах засели снайперы. Парламентер, имеющий стэнфордский диплом по психиатрии, начал переговоры с грабителем. Тот прежде всего потребовал сигареты. Потому что свои сигареты он выронил, залезая в окно. А у миссис Сойко сигарет не нашлось. Зато она накормила его хорошим кошерным завтраком. За завтраком они много говорили о жизни. И очень понравились друг другу.

Миссис Сойко рассказала Хозе о своих мужьях. И о том, как они тоже не сразу нашли правильный жизненный путь. А Хозе рассказывал ей о своем детстве в Гватемале. Его слушательница только ахала с сочувствием и недоверием. После завтрака Хозе отпустил свою заложницу к соседям. А к полудню сдался полицейским. Пистолет его оказался игрушечным.

Когда на грабителя Хозе надевали наручники, он с тревогой расспрашивал полицейских о самочувствии миссис Сойко. Просил передать ей извинения за доставленное беспокойство. Потом к дому с воем подъехала "скорая помощь". Санитары хотели увезти миссис Сойко в больницу. Нервный шок, психическая травма - по всем их книгам, она нуждалась в срочной помощи. Но она решительно отказалась. Она больше всего тревожилась о задержанном. Уверяла полицейских, что Хозе - очень достойный молодой человек. Вел себя как джентльмен. Ему только нужно сменить профессию - вот и все.

– Мадам, - говорили ей в ответ повидавшие виды полицейские, - у вашего достойного молодого человека в досье уже есть поджог, угон автомобиля с применением оружия и продажа краденого. Теперь к этому прибавится попытка ограбления и захват заложника.

Но Руфь Сойко стояла на своем. Вечером того же дня психиатр со стэнфордским дипломом объяснял телезрителям странное сочувствие миссис Сойко к незваному гостю Хозе:

– Это явление хорошо известно современным криминалистам. Называется оно "стокгольмский синдром". Заложники, по прошествии нескольких часов, часто принимают сторону захватившего их преступника. Выражают возмущение действиями полиции, просят выполнять все требования бандита. Человек хочет понравиться тому, от кого зависят его жизнь и смерть, - это естественно. Так вели себя заложники, захваченные грабителем в одном стокгольмском банке, - отсюда и название.