Суд королевской скамьи

Хотя Адам не проявлял в суде никаких эмоций, все эти ночи Анджела спала вполглаза, готовая каждую секунду помочь ему справиться с ночными кошмарами и успокоить его.

Сев за обеденный стол, оба они пожалели, что Стефан не может сейчас быть в Англии.

— Как вы думаете, доктор, сколько еще будет длиться процесс? — спросил Терренс.

— Еще неделю или дней десять.

— Скоро он должен завершиться, — сказала Анджела, — но мы будем чувствовать себя куда лучше, если поедим.

— Представляю себе, какие разговоры идут в больнице, — буркнул Адам.

— Вы же знаете, как все это воспринимается,— ответил Терренс.

— Что они говорят?

— Честное слово, я так занят своей работой, что у меня нет времени прислушиваться к разговорам. Мы с Мэри расстались, и я думаю, что навсегда.

— Ох, как мне жаль, — сказала Анджела.

— Не стоит. Во всяком случае, узнав, что Стефан не может приехать, я предпочел бы остаться у вас.

— Ты же знаешь, что мы будем только рады,— сказала Анджела.

— Что произошло у вас с Мэри? — спросил Адам.

— Ничего существенного, — соврал Терренс. Просто мы выяснили, что, отдалившись друг от друга, мы обрадовались ощущению свободы.

Терри не хотел рассказывать о потрясении, которое испытал, когда Мэри сказала ему, что невиновность доктора Кельно вызывает у нее определенные сомнения, после чего Терренс пришел в ярость.

Звякнул дверной звонок. Они слышали, как миссис Коркори, экономка, с кем-то разговаривает в вестибюле.

— Прошу прощения, — сказала она, — но пришли мистер Лоури и миссис Мейрик по делу, которое они считают очень важным.

— Они нездоровы?

— Нет, сэр.

— Очень хорошо, я сейчас к ним выйду.

Лоури, коренастый владелец пекарни, и миссис Мейрик, жена владельца ремонтной мастерской, неловко поднялись, когда вошел Кельно.

— Добрый вечер, доктор, — сказал мистер Лоури. — Надеюсь, вы простите нас за вторжение. Доктор Кельно, мы переговорили между собой...

— То есть ваши пациенты, — поправила миссис Мейрик.

— Ну вот, и мы хотим дать вам знать, что мы с вами на тысячу процентов.

— Это меня очень радует.

— Мы глубоко оскорблены той ложью, которую они пытаются навесить на вас, — продолжил мистер Лоури, — и мы считаем, что все это — часть паршивого, прошу прощения, все это часть заговора коммунистов.

— Во всяком случае, доктор, — сказала миссис Мейрик, — мы написали письмо, заверяющее вас в нашей верности и поддержке, и обошли всех за подписями; подписывались даже дети. Вот, сэр, примите.

Взяв письмо, Адам поблагодарил гостей. После их ухода он открыл лист и прочел: «Мы, нижеподписавшиеся, выражаем самое глубокое уважение сэру Адаму Кельно, который стал жертвой клеветы. Он с огромным вниманием и чуткостью лечит нас, и его двери всегда открыты перед больным человеком. И данный документ служит выражением нашей признательности ему».

И далее следовали три страницы подписей, иные из которых трудно было разобрать; некоторые были подчеркнуто четкие, а часть была выведена детьми.

— Как мило, — сказала Анджела. — Разве ты недоволен?

— Да, — сказал Адам, снова и снова проглядывая подписи. Многие не подписались. И он не увидел никого из своих еврейских пациентов.

24

Когда на свидетельское место был приглашен профессор Оливер Лайтхолл, по залу пробежал шепоток: его узнали. Все не сводили глаз с человека, которого многие считали самым выдающимся гинекологом Англии. Он был в безукоризненном костюме, но прическа у него была в вопиющем беспорядке. Профессор выразил неуклонное желание выступить в качестве свидетеля, несмотря на заметное неодобрение со стороны ряда своих коллег.

— Показания, без сомнения, будут даваться по-английски, — начал Томас Баннистер. — Будьте любезны назвать свое имя и адрес.

— Оливер Лайтхолл. Живу и веду прием на Кавендиш-сквер, 2 в Лондоне.

— Вы доктор медицины, член Королевского хирургического колледжа, член Королевского общества акушерства и гинекологии Лондонского университета, университетов Кембриджа и Уэльса, два десятилетия вы руководите отделением акушерства ведущей, больницы.

— Совершенно верно.

— Сколько лет вы практикуете в этой области?

— Больше сорока.

— Профессор Лайтхолл! Если яичники подверглись облучению, имеются ли какие-либо показания для извлечения их хирургическим путем?

— Абсолютно никаких.

— Но разве пораженные облучением яичники или яички не отмирают, как правило?

— В физиологическом смысле — да. Например, яичники не могут больше производить яйцеклетки, а яички — сперму.

— Можем ли мы предположить, что нечто подобное происходит с женщиной на определенном периоде ее жизни и с мужчиной, который перенес серьезное заболевание?

— Да, яичники перестают функционировать после менопаузы, а специфическое заболевание может привести к прекращению выработки спермы .

— Но вы не прибегали к извлечению яичников только потому, что наступили возрастные изменения?

— Нет, конечно же, нет.

Надменный подонок, подумал Адам Кельно, надменный английский сукин сын со своей претенциозной клиникой на Кавендиш-сквер. О'Коннор перекинул записку Кэди и Шоукроссу: «Будьте внимательны— сейчас ударит молния».

— Существовали ли в 1943 году две школы по вопросу извлечения нефункционирующих яичников?

— Всегда была только одна школа.

— Но разве облучение рентгеновскими лучами не вело к раку?

— Некоторые типы раковых заболеваний могут возникать в результате рентгеновского облучения.

— Вы имеете в виду, в больших дозах.

— Да.

— И то же самое может случиться с мужскими половыми железами.

— Да, если их облучают.

— Профессор Лайтхолл, мы слышали предположение, датированное 1943 годом, что облучение яичников и яичек может вызвать рак. Каково ваше мнение?

— Это полная чушь, вздор, граничащий со знахарством диких племен.

Адам Кельно передернулся. Оливер Лайтхолл посмел сравнить его с невежественными знахарями Саравака, с которыми он вел отчаянную борьбу. Прикрываясь вуалью чисто английской сдержанности, профессор Лайтхолл мог нанести очень болезненный удар и не считал нужным смягчать его.

— Если некое лицо проводит эксперименты с целью убедиться, сохраняют ли яички свою потенцию, то могут ли они представлять ценность, если их извлекает неквалифицированный хирург?