Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы

Последний сюжет связан с появлением нового персонажа, некоего персидского гоя (нееврея) по имени Нестор. Он «начал высмеивать христиан, подобно тому, как те высмеивали евреев». Этот Нестор цитировал Йешуа: «Не для того я пришел, сказал Йешу, чтобы отменять что-либо из сказанного в Торе, но для того, чтоб исполнять законы ее». И предложил христианам делать обрезание. И еще он говорил, что рожденный женщиной Йешуа есть такой же человек, как остальные, но на него снизошел Дух Святой и был он пророком.

По словам «Истории», он был «первым, кто посеял раздор среди христиан», и его опорой были женщины, потому что Павел разрешил христианам многоженство (которое тогда было разрешено у евреев — М. Х.), «он же, Нестор, хочет, чтоб христианин брал себе только одну жену и относился к ней с уважением. И за это женщины питали к нему большую любовь» (30).

И после конфликта со сторонниками Павла Нестор удалился в некую «Хацицу» (переводчик предполагает, что это некая местность в Северной Месопотамии) и деспотически правил там большим числом женщин, удалившихся вместе с ним. Последняя фраза «Истории» говорит о гибели Нестора от рук этих женщин во время какой-то непонятной ссоры. Так вкратце изложены неизвестные подробности из истории несторианской ереси.

* * *

Теперь, когда читателю известно содержание талмудического сказания о Йешу из Нацерета, разрешено уже вольно поразмышлять о парадоксах изложенного выше текста.

Начну с заглавия: «История о повешенном, или история о Йешу». В иврите слово «талуй» означает одновременно «повешенный» и «распятый» (ведь «распятый» и есть «повешенный», только не на виселице, а на кресте). Неслучайно, однако, переводчик выбрал не традиционное для русского читателя значение «распятый», а первое значение — «повешенный». Выбор слова «распятый» означал бы для еврейского читателя, что Йешуа убит неевреями, или, во всяком случае, не по еврейскому закону. Распятие — не принятый у восточного народа способ казни и незаконный с точки зрения еврейского судопроизводства. В предисловии переводчик, он же издатель (Пинхас Гиль) объяснил цель своей работы так: средневековый текст должен был послужить антихристианским чтивом, он откроет «русским» читателям, евреям из СССР, «как относились их предки к Йешу и основанной им религии». Что ж, благословен будь человек, сделавший землякам такой великолепный подарок, хотя поистине это тот случай, когда «не ведал, что творил».

Кстати, почему герой называется «Йешу», а не Йешуа? Греческий Иисус в современном иврите произносится как «Йошуа», в древности это имя звучало, как «Йешуа» (откуда его и заимствовал, например, М. Булгаков). Но это на правильном, литературном, иерусалимском иврите, а в галилейском произношении его имя звучало — «Йешу» (так считает профессор Д. Флюссер). Таким образом, история записана очень давно: она донесла до нас имя именно в том виде, как звали рабби из Нацерета его современники-земляки из Галилеи.

П. Гиль признает, что «еврейские мудрецы не считали „Историю о повешенном“ достаточно авторитетным источником. Причина такого отношения заключалась, в частности, в том, что некоторые из приводимых в этой книге рассказов либо вообще отсутствуют в талмудической литературе, либо значительно отличаются от того, что говорится в Талмуде о Йешу» (31). Думается, скептицизм богословов-ортодоксов может быть объясняем не только ясной для них, людей религиозно образованных, физической невозможностью некоторых эпизодов в сюжете (например, свободным допуском Йешу в то отделение Храма, где находилось «Святая святых» — ключевым моментом всей интриги. Вход в такое отделение для простого смертного, какими в глазах служителей Храма оказались бы Йешуа и даже посланный мудрецами Йехуда был ритуально абсолютно невозможен. Туда разрешалось входить только первосященнику и только раз в году — в Судный день). Но главное сомнение мудрецов — так мне видится — могло вызываться тем, что богословы не могли не почувствовать взрывчатую силу художественного текста, его несомненную народную ересь, которая ошеломляет даже современного читателя на любой странице «Истории о повешенном».

…Во всех спорах Йешуа с мудрецами он одерживает победы. Его цитаты из Торы более обширны, более убедительны, его логика сильнее и благороднее, чем у оппонентов. Сами мудрецы признают правоту его аргументов — по меркам Учения, они только утверждают, что эти мерки лично к нему никак не относятся. (Замечание: и более всего меня удивило в диспутах перед лицом царицы отсутствие ожидаемых возражений мудрецов против определения Йешу как «сына Божьего». Напоминаю еще раз текст: «Есть ли в вашем Учении то, на что он ссылается?» — спрашивает царица Елена. Они ответили: «Есть, но это сказано не о нем, потому что он не сын Бога и не Мессия… Мессию, которого мы ждем, можно будет распознать по следующим признакам… Сказано: „В его дни Иудея будет спасена и Израиль будет жить в безопасности, и вот имя, которым его назовут: Бог-справедливость наша“. И ничего подобного нельзя сказать о Йешу». Итак, Йешу назвал себя сыном Бога — и это не вызвало у мудрецов принципиального по сути отпора. Следовательно, у авторов сказания — тоже). Они ответили царице: его грех в том, что не онсын Бога, Йешу не соответствует нужным для этого звания признакам. Но ведь они не отрицали, что в принципе земной человек мог зваться сыном Бога на земле, если это был ТОТ!

А что если для средневекового еврейского мышления словосочетание «сын Бога» звучало совсем по-иному, чем для современных иудеев? Может быть, в древности оно действительно означало одно из титулований Машиаха (Мессии)?

В спорах с мудрецами Йешуа выглядит благородным и правым — именно с позиции еврейской Торы. Например, когда напоминает мучителям, что Тора учит помогать врагам (в ответ они поят его уксусом и надевают на голову терновый венец…) Или когда призывает своих сторонников воздержаться от кровопролития в своей, в еврейской среде, как заповедано Торой («люби ближнего своего, как самого себя»). Мудрецы же постарались убить как можно больше его сторонников — евреев же… Более того: его главное оружие — Тора, и он проповедует, что «пришел не для того, чтоб отменять что-либо из сказанного в Торе, но для того, чтобы исполнять все законы ее» — это последнее, финальное высказывание Йешу в тексте «Истории». После сих слов читатель прощается с героем агады…

Плюс — Йешуа вооружен знанием тайного Имени Божьего, которым творит чудеса. Более никакая земная сила за ним не стоит.

Зато главное оружие мудрецов — доносы властям: пользуясь тем, что среди министров царицы Елены имеется сочувствующие им персонажи, мудрецы сочиняют против него, выражась языком XX века, разнообразные «телеги».

Мне хочется обратить внимание моего читателя на три пункта:

а) на адресата доносов.

Для авторов «Истории о повешенном» в Эрец-Исраэль не существует действующих лиц — римлян. Будто такого народа в регионе не существовало! Никто, кроме евреев, не принимает участия в решении судьбы Йешуа… «Евреи Христа распяли» — да, эта версия в Талмуде более абсолютно высказана, чем в Евангелиях, и прослеживается она именно в еврейском варианте событий.

Но кто ж составил приговор, если Пилата не имелось в наличии? Слово «санхедрин» (синедрион в русской традиции. М. Х.) в тексте тоже ни разу не упоминается, что характерно. Никакой судебной процедуры не описано. Какая же инстанция занималась делом Иешуа?

Некая… царица Елена. Но не смешивайте ее со знаменитой императрицей Еленой, матерью (а не женой, как ошибочно сказано в «Истории») императора Константина, жившего почти три века спустя. Наша Елена — другой исторический персонаж. Современница описываемых событий.

Вот что сказано о ней в «Краткой еврейской энциклопедии»: «Елена — царица Адиабены (Эдессы)… Около 30 года н. э. вместе со своим сыном Изатом перешла в иудаизм… Вторую половину своей жизни провела в Иерусалиме. Елена возвела ряд великолепных зданий в Иерусалиме и Лоде и пожертвовала Храму золотой светильник. Умерла в Адиабене, ее останки были перенесены в Иерусалим… в гробницу, известную как „Гробница царей“ (31). А вот что в КЕЭ сообщается об Адиабене: „Адиабена — область в верхнем течении реки Тигр… В 30–60-е гг. н. э., в правление Изата, сына царя Монобаза и царицы Елены, Адиабена добилась значительной власти и влияния внутри Парфянского царства, в вассальной зависимости от которого находилась на протяжении почти всего эллинистического периода. Перед восшествием Изата на престол, он и его мать Елена приняли иудаизм (повествование об этом событии у Иосифа Флавия и в мидраше совпадают). После обращения в иудаизм правители Адиабены установили прочные связи с Иудеей. В ряде талмудических источников подчеркивается щедрость этих правителей по отношению к иерусалимскому Храму… Флавий передает, что путешествие Елены в Иерусалим, совершенное ею ок. 46 г. н. э., пошло на пользу жителям, страдавшим тогда от тяжкого голода“» (32).

То есть царица Елена действительно являлась «властью», но — в Парфии, а не в Эрец-Исраэль…

Сравнивая варианты еврейских легенд (Евангелий и Талмуда) о Йешуа, видим, что в «Истории о повешенном» Елене отведена та сюжетная роль, которую Евангелия отвели Понтию Пилату: Елена есть высший суд, высшая власть на месте, и сначала она сомневается, решилась на арест под давлением мудрецов, потом сама оправдывает Йешу, потом снова осуждает его — но после казни снова верит в его миссию и называет «сыном Божьим», обвинив в убийстве мудрецов.