Судьба драконов в послевоенной галактике

Еще - грохот копыт.

Рыцари застопорили ход своих коней у самой драконовой морды, так что мне довелось испытать немало неприятных минут.

Кони знали то, чего не знали люди: это сипящее, хрипящее чудовище не опаснее какой-нибудь каракатицы.

Раздуйте каракатицу до размера горы - и она будет так же ужасна, ее будет трудно раздавить, но убить труда не составит.

Рыцарям удалось сдержать коней.

Дракон задрал голову и, морщась, как морщится брезгливый и сильный человек от унизительной пытки, харкнул в рыцарскую компанию сгустком зелено-красной слюны.

Рыцари натянули поводья.

В наступившей тишине стали слышны астматическое дыхание дракона, фырканье и перетоптывание лошадей, равнодушный посвист жаворонка, всхлипывание принцессы и еще вопли Поэта.

Когда ангелы, - надрывался Поэт,

устают летать, они

сдают свои крылья на сохрание Богу

и спускаются на землю без крыльев

по невидимой лестнице, они дремлют

в деревьях, камнях и лягушках, набираются

сил для новых полетов.

– Заткни его, - попросил я принцессу, он помог мне выдернуть клык, но...

– Вздрог - вдркг - друг,

гром - гроб - сук,

гроб - горб - груб,

гриб - рук - мук...

орал Поэт.

Дракон принялся давиться и кашлять, как не похмелившийся алкоголик.

Один из рыцарей наудачу швырнул копье.

К счастью, он бросал в меня, а не в дракона. И рука у него дрожала. Копье вонзилось у самых моих ног. Конь нагнулся, понюхал копье, презрительно фыркнул и коротко игогокнул.

– Друзья, - начал я, - прекрасно вас понимаю, приказ есть приказ, но чего-то вы не учли. Вот - дракон, - я указал на бессильную гору живого страдающего мяса со слезящимися глазками пьющего философа, - он не убит, а покорен мною. Вы убьете меня - и он убьет вас. Верно?

Дракон, давясь, выхрипнул еще один сгусток красно-зеленой слюны.

Поэт перешел на бормотание, а потом завизжал, как резаный:

– Прочти причту притчу и ответь

на вопрос:

отчего блеск так похож на лязг?

Не оттого ль, что бляск

так похож на лееезг!

Вот этого рыцари не выдержали, они умчались с грохотом хорошего товарняка.

– Ну, - сказал я принцессе, - Кэт, ты успокоилась?

Принцесса шмыгнула носом:

– Успокоишься тут...
– она кивнула в сторону Поэта.

Тот и впрямь что-то разошелся.

Я повернулся к нему и сказал:

– Чем орать, пошел бы и принес даме платье...

К моему удивлению, Поэт довольно швыдко побежал за платьем принцессы.

Я меж тем устроился у самых лап дракона, у когтей, вминающихся в землю, и принялся вызывать Контору.

Провозился я довольно долго. Поэт успел приволочь платье, а принцесса одеться. (Белое платье превратилось в серое тряпье, что, в общем-то, гармонировало с перемазанной в грязи Кэт.)

Кони отошли пощипать травку подальше.

– О, рев вер,

доносилось до меня восторженное токование,

о , веер верований...

Я ловил позывные Конторы.

Я расслышал голос, доносящийся из приемника.

– Жак!
– заорал я.

– Джек?
– услышал я голос Георгия Алоисовича.
– Что у тебя?

– Да у меня-то хорошо, - озлился я, - я никак на Контору выйти не могу...

– Убил? Уже убил?
– с восхищением выдохнулось, выщелкнулось из приемника.

Лапа дракона чуть заколебалась, словно бы опоре фундамента вздумалось проверить прочность почвы.

– Лучше, - сказал я.
– выдернул клык.

– Ох, ты...

– Я до Конторы добраться не могу, - снова пожаловался я.

– Еще бы ты добрался, - объяснил мне Георгий, - у них сегодня праздник...

– Праздник?
– подивился я и даже оперся о драконову лапу.

Дракон не пошевелился.

Принцесса и Поэт меж тем уселись на травке рядком и ладком.

Поэт откровенно охмурял принцессу.

– Ну да, - Георгий Алоисович, кажется, был удивлен моей неосведомленностью, - у Гризельды день рождения. Сорок лет в Конторе - и не ожабиться...

– Вот суки, - просто сказал я.

Дракон склонил голову и принялся через силу пощипывать травку. Он шевелил губами, как большая добрая зеленая лошадь.

Я почти заорал в приемник:

– Георгий, голубчик! Я его в холл загоню. В холл, говорю, ракеты загоню! Ага... Поместится, но пусть встречают... Лады? И еще, Жак там галочку поставил - пусть зачеркнет, прием? Да... Мне мало удовольствия читать себя в списках. Годится?

Георгий отозвался:

– Годится... Ты через полчасика подергай, поверти ручку... Отбой.

Я поднялся.

Поэт, не обинуясь, обнимал принцессу за талию.

– Пошли, - сказал я, - доведешь меня до огнедышащей горы - и привет. Тебе - налево, мне - направо.

Принцесса вскочила. Потянула за собой увлекшегося травкой дракона.

– Я с тобой, - сказала она.

Я обалдел. Это не предусматривалось никакими положениями.

– Нельзя, - сказал я, как говорят собаке, вздумавшей положить передние лапы к вам на колени, когда на вас - парадный костюм.

Кэт закусила нижнюю губу.

– Я только с тобой. Мне - страшно.

Я показал на дракона:

– Его я заберу. Тебе бояться нечего.

Кэт покачала головой:

– Я не боюсь дракона. Я боюсь людей.

"Вот не было печали", - подумал я и тут же обрадовался, сейчас Кэт была снова похожа на Мэлори, Мэлори, Мэ...

– Хорошо, - сказал я и добавил: - Я посоветуюсь с начальством.

Получилось - с королем. И я пояснил:

– Со своим королем.

Кэт не удивилась.

Она только спросила:

– Твоя страна - далеко?

Я ответил:

– Очень. Но мы доберемся до нее быстрее, чем до вашей столицы. Притом добраться-то мы туда доберемся, а вот обратно сюда уже не выберемся...

Кэт посмотрела на меня, как провинившаяся собака на строгого хозяина, и снова спросила:

– Ты... убьешь меня, а потом себя?.. Это ваш такой колдовской обычай?

Я обмер. В самом деле, я словно бы описал ей смерть. Очень далекое королевство, куда добраться можно очень скоро, а вот выбраться...