Судьба генерала

3

А в это время Николай Муравьёв с красными глазами, припухшими от постоянной бессонницы, в прожжённой у бивачных костров шинели и в уже драных сапогах шёл по серо-зелёному ржаному полю, раздвигая высокие мокрые колосья руками. Вокруг ни души. Дождь почти прекратился. С неба, затянутого лиловыми тучами, уже не падали тяжёлые капли, а только чувствовалась сырая холодная мокрядь, стоящая вокруг полупрозрачным облаком. Остро пахло влажной землёй и зеленью. Смеркалось. Неподалёку он увидел огни.

— И куда его забросила неладная? — Прапорщик тоскливо озирался вокруг.

Сегодня утром занимался починкой небольших мостов. Местные мужики, в основном бедные белорусы, работали неохотно, готовые в любое мгновение, только отлучись на минутку офицер, сигануть по кустам, как зайцы. Заморены они были сверх меры. Но дорогу готовить для колонн гвардейского корпуса было необходимо. Поэтому Николай, сжав зубы, заставлял поселян в грязных свитках и дырявых лаптях работать как можно быстрей. Только он закончил обустраивать отведённый ему участок дороги, как приехал на ободранной бричке, явно конфискованной только что на каком-то фольварке [14] , полковник Курута. На козлах сидел степенный камер-лакей великого князя Пономарёв, одетый в коричневый сюртук, обшитый серебряным галуном.

14

Фольварк — небольшая усадьба, поместье.

— Садитесь, Николай Николаевич, — пригласил его в бричку грек. — Поедемте, нужно срочно составить дислокацию для первой кирасирской дивизии. Она уже на подходе.

Вскоре они приехали к просторному ржаному полю. Курута показал своим кривым, длинным пальцем:

— Вон деревня, идите туда, выясните, какие есть населённые пункты вокруг, составьте дислокацию и быстренько сюда на дорогу — дожидайтесь и встречайте полки.

Как только прапорщик слез, Дмитрий Дмитриевич поворотил свою бричку и уехал. Так и остался Николай в чистом поле, в первый раз занимаясь таким нелёгким делом, как дислокация целой кавалерийской дивизии. Молодой офицер постоял, тоскливо огляделся, выругался и пошёл через ржаное поле к виднеющейся неподалёку деревеньке. Делать было нечего: тут или пан, или пропал! Не церемонясь, он быстренько пересчитал и записал количество дворов, взял чуть ли не с боем у зажиточного сябра лошадь и отправился в соседнюю. Так, галопом, заморив крестьянскую низенькую лошадёнку, Николай обскакал округу, затем составил списки деревень и только расписал их по полкам, как услышал требовательный звук трубы. Конница приближалась. Он выбежал ей навстречу на совсем уже тёмную просёлочную дорогу. Слышался гул по земле множества копыт и хлопанье палашей по крупам лошадей.

Впереди на чистокровном английском гнедом скакуне ехал усталый и мрачный великий князь Константин Павлович. Муравьёв доложил о готовой дислокации. Слуга Денис подвёл прапорщику его лошадь. А вокруг уже столпились адъютанты. Каждому не терпелось узнать, где же они наконец-то смогут напиться чаю с ромом и завалиться спать, — одуревшие от усталости, о большем они и не помышляли. Николай показал им мызу, отведённую под штаб и для великого князя и поехал с записками к командирам полков. Как ни искал глазами по сторонам прапорщик, никак не мог найти своего непосредственного начальника: хитрый грек, чуя, что тут обязательно случится какая-нибудь накладка у его ещё неопытного подчинённого, спрятался где-то в колонне от потенциального гнева уставшего и недовольного этим тоскливым отступлением командира корпуса. Только Николай раздал записки и полки, свернув с дороги, двинулись к своим селениям, а сам молодой квартирмейстер, удовлетворённо переводя дух, направился отдохнуть, как он услышал уже хорошо знакомый голоса цесаревича.

— Муравьёв, где моя квартира? — хрипло орал он. — Куда ты уехал? Ты должен меня вести!

— Ваше высочество, по вашему приказанию я раздавал полкам записки об их квартирах.

— Раздал ли?

— Так точно, раздал.

— Вот что, Муравьёв, — недовольным тоном заговорил великий князь, — я не хочу стоять на мызе, до неё далеко ехать. Хочу остановиться вот в этой деревне. Как её зовут?

— Михалишки, ваше высочество, но она назначена для кавалергардов.

— Выгнать их! — рявкнул цесаревич и поскакал туда.

Прапорщик, выругавшись про себя, поскакал назад переменять дислокацию.

— Муравьёв! — вскоре Николай вновь услышал вопль Константина Павловича.

Адъютанты привели Николая пред отнюдь не светлые очи наследника престола. Цесаревич стоял на обочине дороги под начавшимся дождём. Глаза выпучены, физиономия малиновая от злости.

— И по милости вашей, сударь, вы видите меня на дожде! Прекрасный офицер, нечего сказать! Вы не могли для меня квартиры отыскать? Михалишки заняты, и я, великий князь, по вашей нерасторопности ночую на большой дороге!

— Ваше высочество, для вас была отведена мыза, но вам неугодно было её занять, а из Михалишек я не мог ещё успеть вывести кавалергардов.

— Как, сударь, вы ещё оправдываетесь? Я вас представлю за неисправность, я вас арестую! Вы солдатом будете. Ведите меня сейчас же на мызу.

— Слушаю, ваше высочество, — ответил Николай.

Вскоре они подъехали к мызе и увидели, как Кирасирский Его Величества полк уже вступает туда.

— Это что такое? — уже совсем осипшим от холода, сырости и злости голосом хрипит великий князь.

— Они проходят мимо вашей мызы на свои квартиры! — прокричал отчаянно Николай и поскакал вперёд.

Константин Павлович пустился его нагонять.

— Арестовать Муравьёва! — истошным голосом приказал он своим адъютантам.

Два ротмистра кинулись за Николаем, но, догнав его, смеясь прокричали:

— Что ты делать-то будешь, бедолага-квартирмейстер? Он же тебя сейчас прикажет повесить на первом подвернувшемся столбе.

— Да я сейчас с кирасирами договорюсь, — ответил Николай и пришпорил свою лошадь.

Но командир Кирасирского Его Величества полка, полковник Будберг, глухой на одно ухо немец, был неумолим. Он так рассвирепел, что его всегда красная — как поговаривали, от любимых им пунша и глинтвейна — крупная, круглая и плоская, как блин, физиономия стала лиловой.

— Побойтесь Бога, прапорщик, как можно за полчаса три раза переменять квартиры?! — кричал он, сжимая в руке эфес огромной, как показалось Николаю, шпаги. — Вы как хотите, а я отсюда не выеду и пожалуюсь на вас его высочеству. Знаете ли вы, милостивый государь, что полк уже пять дней как на дожде биваками стоит? И не вы, а я буду отвечать за неисправность лошадей!

Николай начал слёзно умолять полковника ехать за ним:

— У вас будет богатое селение, где просто раздолье стоять, а конюшни большие, тёплые, с отборным овсом и сеном, — врал не моргнув и глазом отчаявшийся прапорщик.

Он объяснил немцу, что всё напутал великий князь. Будберг посмотрел на умоляющего прапорщика, выругался и согласился. Они выехали с мызы и двинулись в покрытую туманной мглою неизвестность. Но вскоре добрый немец стал подозревать какой-то подвох. Они ехали в кромешной тьме по просёлочной дороге. Накрапывал дождик, где-то вдали начали подвывать волки, а вокруг ни души, ни огонька.

— Далеко ли селение с прекрасными конюшнями, господин Муравьёв? — начал со всё возрастающим подозрением допытываться немец.

— Близко, не беспокойтесь, господин полковник.

— А как оно называется?

— На что вам знать это, Карл Васильевич? — через силу улыбался прапорщик, моля про себя Бога помочь ему достойно выпутаться из того жуткого положения, в которое попал. — Вы сами скоро увидите, какой у вас будет славный ночлег.

— Но ведь ночь уже на дворе, вернее в поле, а дворами пока что и не пахнет, — ворчал Будберг.