Судьба по-русски

Мой новый знакомый ответил, что ему известно высказывание Павлова, что он, возможно, займется этой проблемой…

Но, видимо, эта идея уже витала в «научном воздухе». Совсем недавно на юбилейном концерте в Большом театре я сидел в зрительном зале рядом с одной дамой. Из нашего разговора я понял, что она ученый-физиолог, доктор наук. Когда мы коснулись темы природы актера, моя соседка порекомендовала мне прочитать ее книгу, посвященную именно этому. Оказывается, то, о чем я сам давно задумывался, интересовало и специалистов-исследователей. Странно, тут же у меня мелькнула мысль: а может, и не надо это изучать? Не надо «поверять алгеброй гармонию»? Не надо вторгаться в тайну воздействия искусства на людей?

Не знаю…

«Застойник»

Жарким летним днем 1988 года, возвращаясь домой, проходил я мимо магазина с неоправданно горделивым для тогдашнего времени тотального дефицита названием «Продукты»… Дай, думаю, зайду — может, что-нибудь «выбросили»…

Зашел. Даже не зашел, а еле-еле протиснулся: магазин был набит жаждущими отовариться хоть чем-нибудь. Оказалось, что «выбросили» сосиски. Что делать? Спросить, кто последний, стать за ним в очередь и тем самым вычеркнуть из жизни еще час-два? Сколько нашими людьми было бездарно погублено времени и истрачено впустую нервов в этих очередях — в ущерб созидательному труду, учебе, да и досугу!

Магазин был заполнен главным образом пенсионерами. Пожилые, немощные уже люди, преодолевая духоту и вонь, что неслась от грязных, гниющих овощей, в тесноте молча двигались к прилавку в мясном отделе. Вместе со всеми шаркал по замусоренному полу и я.

Через минут двадцать — тридцать своего томления я услышал в толпе почти истерические возгласы:

— Да помогите же!..

— На воздух, на воздух ее надо вынести!..

— Вызовите кто-нибудь «скорую»!..

Я кинулся в подсобные помещения магазина — там обязательно должен быть телефон. Резко открыл дверь в «служебку» и понял, что нарушил, судя по всему, веселое «чаепитие» женщины в несвежем белом халате и милиционера. Не сказав им ни слова, снял телефонную трубку…

— Володя! Так это же артист! — пропищала хозяйка кабинета и, прикрыв газетой коробку с шоколадными конфетами, уронила недопитую бутылку «Пшеничной».

Милиционер поднялся со стула и, вытерев тыльной стороной ладони сальные губы, улыбаясь, изрек:

— Что ж, разве мы телевизор не смотрим?.. — И хихикнул.

Меня колотило от возмущения. Я едва попадал пальцем в «03» на диске. Вернувшись на свое место в очереди, услышал пересуды о той женщине, которую вынесли из магазина на свежий воздух:

— Дуреха старая! С ее сердцем да еще по очередям шлендрать, — ворчала морщинистая старуха.

— А может, она одинокая? — буркнул мужской голос.

— Да у нее внучка — двухметровая дылда! — почти криком убеждала говорившего старуха.

— Сами виноваты. Разве не говорили, что, мол, мы голодали-холодали, так пусть хоть дети поживут… Вот они и не знают, что, откуда и почем берется.

Выговорились… Замолчали… Все сочувственно смотрели в окно: там в машину с красным крестом санитары укладывали больную…

И вдруг! Тягостную тишину нарушили ввалившиеся в магазин изрядно охмелевшие мальчики лет по двадцати пяти, этакие гренадеры, косая сажень в плечах. В торговом зале сначала раздался их залихватский свист, а потом молодец с прилипшей ко лбу челкой прорычал:

— А ну-ка, бабуленьки-дедуленьки, посторонись! — И откровенно по-хамски расталкивая пожилых людей, стал пробиваться к прилавку.

Впереди меня стоял мужчина. Я видел только его седой затылок и промокшую в этой духоте старую гимнастерку с еще заметными следами от погон. Видимо, ветеран, отставник…

Он выкрикнул с болью:

— Что же вы делаете, паршивцы! Здесь же стоят ваши отцы и матери!..

«Весельчак», паясничая, изрек:

— А «молодым у нас дорога», папаша! С этим как быть?

У второго злобой загорелись глаза:

— А ты, застойник вонючий, закрой рупор! Постоишь, тебе не привыкать!..

Слово «застойник» будто током ударило по людям. Ошарашенные, они переглядывались и недоумевали: кого и за что так оскорбили?

«Застойник» сделал полшага в сторону, было слышно, как скрипнул его протез. Волнуясь, сказал:

— Спасибо, сынки!.. — И, пытаясь проглотить душивший его комок в горле, чуть поклонясь, прохрипел совсем тихо: — Спасибо… Спасибо!..

Опять чуть слышно скрипнул протез — «застойник» снова стал в очередь передо мной.

«Гренадеры», намотав длинные связки сосисок на руки, с гиканьем удалились…

У меня в голове больно отдалось: скрип протеза и… «застойник»… Невеселые мысли пролетали одна за другой… Я уже не понимал, где нахожусь, зачем оказался здесь…

Что с нами происходит? Неужто так цинично понимается то, о чем десятилетиями мечтали люди, — демократия, свобода, плюрализм? Не могли же учить этих негодяев такой распущенности их родители.

И потом, кто «застойники»? Те, кто, все отдав труду во имя развитого социализма, сегодня мучаются в очередях? Те, кто своими руками по кирпичику восстанавливали разрушенную войной страну? Те, кто поднимали целину? Строили новые города в Сибири? Кто…

Значит, «застойником» обозвали и меня? А за что?

В 1954 году партия призвала: «Деятели культуры — труженикам целины!» Каждый из нас, артистов, понимал, что это надо для общего дела. И бродили, кочевали, ездили мои коллеги и я по бездорожью, по степям Алтая, Казахстана от бригады к бригаде, от одного совхоза к другому. Выступал я и перед солдатами Советской Армии — дал более трехсот шефских концертов. Так потом и пошло: все выходные дни и отпуска — в колхозах, на заводах, в воинских частях… За что и получил я медаль «За освоение целинных земель», значок «Отличнику культурного шефства над Вооруженными Силами СССР», звания «Почетный колхозник», «Почетный рабочий».

А теперь за свой труд получили мы в награду ярлык «застойников»?! Нет уж, если и был застой, то в мозгах тех, кто призывы сочинял, а не у тех, кто вкалывал до седьмого пота…

Тогда, в магазине, в той духоте, в очереди, испытал я невыносимую боль от обиды за себя, за все мое поколение, которое не судить надо, не оскорблять, а сочувствовать ему… И благодарить за его невероятное терпение…

И родилось у меня желание поставить фильм о добром, счастливом и трудолюбивом человеке, на плечах которого держалась и держится страна. О человеке, которого незаслуженно вытеснили с экрана проститутки, наркоманы, рэкетиры и прочая чернь нашего общества. Я знал, чего хочу…

Вскоре попал мне в руки сценарий молодого драматурга Сергея Маркова «Свора» — одновременно и о том, что меня мучило, и не о том. Автор, увлекшись, что свойственно молодым, слишком уж «ударился» в описание негативных сторон жизни. Судьба героя для него была лишь поводом нагромождать сцены разврата, разгула. Конечно, это тоже правда жизни, но правда, тенденциозно сфокусированная.

Я не мог принять такую озлобленность и попросил Сергея вытянуть из этого клубка, ниточки человеческой доброты… В конце концов герои фильма — Медников и Лиза — получились, так сказать, Положительными героями. Я знал, что за «положительного героя» мне придется выслушать упреки в приверженности к консерватизму, старомодности. Пусть судят! Главное для меня было — зародить в душе человека надежду, веру в свои силы, поддержать в нем желание бороться за лучшую жизнь. Сегодня, как никогда, в человеке надо поддерживать человеческое.