Судьба принцессы

Жрец еще что-то сказал, и тогда прозвучал голос Императора, такой же, как он: властный и жесткий. Таким голосом отдавались приказы всем живым — и выполнялись они беспрекословно. После него голос жреца звучал намного глуше. Дроу в длинной темной мантии взял их руки в свои и, соединив, опустил в чашу с водой, выбитую прямо в алтаря. Черная жидкость на мгновение обожгла Элиэн, ее светлую душу пронзила боль от соприкосновения с Тьмой, а потом жрец поднял их ладони. От запястий к локтю шел черный узор: меч, вокруг которого обвивалась лоза розы, чьи шипы насквозь прошивали лезвия клинка. Показалось Элиэн или нет, но на миг в багровых глазах мелькнуло удивление. Впрочем, совсем скоро принцессе стало не до наблюдений. Судя по всему, жрец закончил ритуал, провозгласив их супругами. Горячие пальцы коснулись ее подбородка, заставляя поднять голову и оставляя синяки на нежной коже. Его губы накрыли ее, даря первый в жизни поцелуй, но ни приступа романтики, ни приятной дрожи Элиэн не испытала, лишь ощущала себя слабой и беспомощной под этим грубым напором, истязавшим ее. Наконец пытка закончилась, и темный отпустил ее. Вновь упираясь взглядом в пол и понимая, что этим совершает ошибку, Элиэн сквозь гул в ушах слышала шум, наполнивший зал. В локоть впились те же горячие пальцы, и ее безвольной куклой поволокли из Храма. Она не помнила, как оказалась за столом. Вокруг все пили, ели и веселились. Элиэн слушала голос супруга, который постепенно звучал для нее все привычнее и привычнее. Перед ней на тарелке вновь лежал непрожаренный кусок мяса, прикрытый сиротливым пучком какой-то травы. Элиэн не смела поднять взгляд и уж тем более взять себе что-то более съедобное. А супруг ее тем временем пил и веселился, под гогот орков и других дроу. Все они могли праздновать, а принцессе хотелось сбежать отсюда и спастись… хоть где-то! Где-нибудь, где ее не достанет этот безразличный властный взгляд. Если отец Элиэн подавлял за счет жестокости и производимой ею страхом, то Вадериону Шелар’рис не нужно было ничего, чтобы управлять другими: одного его присутствия хватало, чтобы дрожь пробегала по коже Элиэн. И когда темный коснулся ее руки, придвигая кубок с вином, она едва удержалась от того, чтобы дернуться и разлить странную коричневую жидкость на черный камзол супруга. Взгляд багровых глаз был выразителен, хотя принцесса вновь не поняла его слов, но послушно взяла кубок двумя руками и пригубила. Судя по всему, темного это не устроило, потому что голос его прозвучал гневно, а хохот вокруг усилился. Элиэн вновь припала к кубку. Голодный желудок тут же взбунтовался, но она покорно пила слишком крепкое вино, обжигающее горло и отдававшее мерзким привкусом. Когда опустевший кубок с грохотом опустился на стол, Элиэн думала лишь о том, чтобы ее не стошнило прямо на темного. Он не оценит. Голова от выпитого спиртного кружилась, желудок готов был вытолкнуть все наружу, а язык онемел, но принцесса продолжала послушно сидеть за столом и старалась не ловить чужие взгляды. Их было много: злых, презрительных, жалостливых и насмешливых. Были даже сальные, хорошо скрываемые, или полные высокомерия. Таким был взгляд свалга, сидящего по левую руку от Император. К счастью, за супругом Элиэн не часто видела его лицо, словно посеревшее от времени.

Пир затягивался, или так казалось принцессе: от выпитого вина ее стало клонить в сон, и даже страх отступил, сменившись усталостью. Но стоило Элиэн только на секунду расслабиться, как она почувствовала перемены в голосах пирующих, а потом сильная рука сжала ее локоть и под свист и гогот поволокла из зала. Только природная эльфийская ловкость спасла Элиэн от позорного падения: она едва не запуталась в подоле собственного платья. Ноги и руки перестали слушаться, кончики пальцев онемели, она вовсе перестала их чувствовать. Тело постепенно деревенело, и если бы темный не волок ее по коридору, она осела бы прямо на холодные каменные плиты. Но горячие сильные пальцы, больше напоминавшие хватку демона Глубин, возвращали к реальность. К жестокой реальности, потому что когда за супругами закрылись двери спальни Элиэн, темный принялся споро раздевать ее, словно куклу. Онемели не только пальцы, но и ладони, и когда тугой корсет был наконец-то расшнурован, она не смогла даже удержать платье, и оно волной упало вниз, оставляя ее в одном белье. Все внутренности сжало стальной рукой, но темный вдруг отступил, и Элиэн услышала шорох одежды. В комнате было темно, однако она бы все равно не рискнула обернуться и посмотреть на супруга, лишь на подгибающихся ногах дошла до кровати, касаясь руками шелковой постели. Свечи не горели, шторы были задернуты, и темнота и рождаемая ею неизвестность, пугали принцессу. Дрожащими руками — сейчас она бы выронила даже иголку, — Элиэн сняла с себя белье, чувствуя себя как никогда уязвимой. Захотелось прикрыться от взора стоящего рядом мужчины. Шорох прекратился, и на миг — на дивный короткий миг — ей почудилось, что все будет хорошо, что бояться не нужно. А потом темный опустился рядом, прижимая ее голову к постели. Она чувствовала его горячее дыхание на своей обнаженной спине и как грубые руки касаются ее бедер, приподнимая. Когда он коленом раздвинул ей ноги, она уткнулась носом в подушку, зажмуривая глаза, словно это могло спасти ее от того, что произойдет уже через секунду. Темный провел пальцами по ее спине, и она непроизвольно дернулась, а потом он накрыл ее тело своим. Она чувствовала, как он грудью касается ее острых лопаток, и лишь сильнее комкала в руках шелковую простынь.

Боль пронзила ее, заставив открыть рот в безмолвном крике. Слезы заслонили глаза, и не успела Элиэн выдохнуть секунды покоя, как темный начал двигаться. Это была пытка. Словно в нее засунули раскаленную кочергу. Каждое движение мужа приносила лишь новую боль. Ей казалось, что она не выдержит и умрет. Он разрывал ее изнутри, раз за разом терзая ее. По ногам стекала кровь, пачкая шелковую простыню, но во тьме супружеской спальни никто бы этого не заметил. Элиэн беззвучно плакала, моля Свет, чтобы это закончилось. Ей было невыносимо больно и мерзко. Ее использовали, делали грязной. Каждый раз, когда он до упора входил в ее тело, вбиваясь в нее, она готова была начать молить о пощаде. Только бы он прекратил, только бы перестал касаться ее, вышел наконец из нее, оставив одну зализывать раны. Но маленький огонь гордости внутри заставил замолчать голос слабости, и Элиэн продолжила терпеть эту пытку, чувствуя, как каждый раз, когда член входит в нее, то словно заново лишает невинности, вновь и вновь разрывает ее до крови.

Она почти обезумела от этой боли, но тут мужчина остановился, прижимаясь к ней всем телом, и наконец вышел. А Элиэн так и осталась неподвижно лежать на животе с раздвинутыми ногами, по которым стекала кровь вперемешку со спермой. Она больше ничего не чувствовала, лишь тугой комок боли где-то внутри. Казалось, если она пошевелится, то кошмар вернется к ней. Хотелось забраться под одеяло, свернуться клубком и тихо плакать, пытаясь забыться сном, спастись в нем от боли, продолжающей терзать ее, но сил больше не осталось. Однако настоящий ужас охватил Элиэн, когда темный вновь притянул ее к себе, резко входя. Она не выдержала — боль была в тысячи раз сильнее — и, чтобы сдержать крик, закусила тыльную сторону ладони. Чувство горячей крови на языке на мгновение отрезвило ее, вырвало из этого черного омута, но очередное движение мужа вернуло ее обратно. Его член разрывал ее на части, пробивал насквозь. Ноги свело, но боль не отступала и каждый миг этого мерзкого соития растягивалась на века. Она потеряла всякую надежду, когда темный принялся исполнять супружеский долг в третий раз. Первая брачная ночь стала для нее целой жизнью, новой и невыносимой. Утро казалось недостижимым. Элиэн прокусила руку так сильно, что перестала чувствовать ее, а кровь промочила насквозь подушку. Она мечтала умереть, потерять сознание — хоть что-нибудь, чтобы спастись от этого. Но несмотря на дикую боль и унижение, на беззвучный крик души, она терпела. Она не проронила ни слова, не вскрикнула и даже не дернулась, покорно принимая участь супруги.

Когда кровать внезапно прогнулась, и Элиэн услышала шорох одежды, то у нее уже не было сил радоваться. Дверь за дроу захлопнулась, а она все также лежала, истерзанная и окровавленная, не в силах свести ноги и до сих пор чувствуя его член в себе. Словно он и не уходил. Теперь эта боль будет с ней всегда. Юность закончилась, призрачные надежды не сбылись, и теперь она должна была привыкнуть к этой пытки, от которой некоторые получают невероятное удовольствие, а некоторые — лишь режущую боль между ног и засохшую корку крови на бедрах.

Через усталость Элиэн повернула голову, пытаясь взглядом найти в темноте хоть что-то, за что можно было уцепиться. Потерпев поражение, она прошептала в обступающую ее тьму:

— Я не сдамся, слышишь? Можешь бить и насиловать меня, я не встану перед тобой на колени.

Она не будет покорной супругой, она будет биться до конца. Потому что в жизни были вещи намного страшнее той боли, что сегодня пережила она: стать рабыней, безвольной куклой. А боль она переживет, стерпит.

Незаметно для себя Элиэн забылась беспокойным сном — усталость и нервное истощение победили, забрав разум на несколько часов из реальности. Завтра будет новый день, полный унижений, завтра будет ночь, полная боли. Она встанет утром, гордо поднимет голову и сразится за свою судьбу. Но все будет завтра, а сегодня она лишь избитая жизнью и изнасилованная собственным супругом эльфийка. Никто для всех, и никто даже для себя.

Глава 3

Улыбка змеи

Глава 3. Улыбка змеи

Боль была первым, что почувствовала Элиэн. Все тело затекло, от засохших слез слипались ресницы. Она чувствовала себя совершенно разбитой, словно ее безвольной куклой протащили через весь дворец. Только спустя долгое мгновение Элиэн осознала, что она не в родном Листерэле, а в Меладе, в императорском замке. Воспоминания о вчерашней ночи заставили ее сжаться в комок, отчего все тело прострелило болью, а между ног резануло огнем. Голова раскалывалась и кружилась, а желудок грозил вывернуться наизнанку. Она скатилась с кровати, не помня себя, и, шатаясь и падая, едва ли не на коленях, доползла до уборной, где ее наконец-то стошнило. И еще раз. А потом она долго сидела на холодных черных плитах и смотрела пустым взглядом в стену. Так могло бы длиться вечность, но Элиэн была иной. Она заставила себя наполнить ванную, а потом, плача, стирала с себя следы ночного насилия, сдирая кожу до крови. Вода обжигала, это был настоящий кипяток, но едва ли она это почувствовала. Правая рука болела и пульсировало, каждое движение причиняло Элиэн боль, словно ее до сих пор брал муж. С трудом она вылезла из ванной и отправилась обратно в спальню. Там, среди ее немногочисленных вещей, привезенных из дома, она нашла положенный матерью пузырек с мазью. Та дала ей его без объяснений, лишь сказала, что поможет справиться с последствиями. С какими? Тогда Элиэн не поняла. Нет, она, несмотря на возраст и невинность, не была наивной и знала, что происходит между мужчиной и женщиной, но никогда — никогда в жизни! — она не могла бы предположить, что это настолько ужасно.

Дрожащими руками Элиэн открутила крышку пузырька и вылила на ладонь темно-зеленую мазь. Боль, успевшая притупиться, тут же вернулась, как только принцесса приступила к лечению. Плача и кусая губы, она раз за разом выливала еще мази, надеясь, что это поможет ей хотя бы встать. Внутри все до сих пор болело, и прикосновение лишь усиливали страдания. Почему, ну почему все так плохо? Да, первый раз должен быть болезненным, но разве это может длиться так долго? А у Элиэн было чувство, что темный и не выходил из нее, что он продолжает прямо сейчас резать и жечь ее изнутри. От воспоминаний о грубых руках и горячей кожи на ее спине она вздрогнула и ее вновь стошнило, хотя уже было нечем.

Только к полудню Элиэн смогла привести себя в порядок, но физическое состояние было не главным. Она не могла перестать думать о случившемся, на глаза постоянно наворачивались слезы, и впервые пришлось порадоваться, что в покои не заглядывают слуги. Она не могла собраться, не могла заставить себя подняться с разворошенной кровати и выйти. Все же к вечеру Элиэн пришлось позаботиться о минимальных удобствах: спать в окровавленной постели, хранившей следы прошлой ночи она не хотела. Да что там не хотела — не могла!

Чтобы не слышать непонятный говор слуг и не видеть их многозначительные взгляды, она вновь закрылась в уборной, где и просидела едва ли не до самой ночи. Только когда ее стал одолевать сон, она поднялась и неловко побрела в спальню: мазь подействовала, убрав режущую боль, но оставив дискомфорт, словно в ней до сих пор что-то было. И об этом «что-то» она старалась не думать. Вот только она не знала, что это было только начало, потому что когда Элиэн вышла из уборной, она даже в кромешной темноте спальни — за время ее отсутствия все свечи догорели — увидела багровые глаза. И все повторилось.

Когда темный ушел, она доползла до окна, несмотря на пульсирующую боль, взобралась на подоконник и прислонилась лицом к холодному стеклу. Она чувствовала себя убитой, изувеченной, изуродованной. Словно беря ее силой, он осквернял ее. Она дрожала и знала, что эта дрожь не от боли — ее трясло от мерзости, когда она вспоминала его руки. Хотелось выть волком и царапать свои бедра, на которых остались следы засохшей спермы, его семени. Слезы катились из глаз не переставая. Неловко положив правую ладонь на колени, она всматривалась в темноту ночи, пытаясь найти силы жить дальше. Потому что ей не хотелось больше открывать глаза…