Судьба Шута

Я ощутил шепот, легкое дыхание слов. И содрогнулся от дикой надежды и страха.

– Шут, – выдохнул я, молясь о том, чтобы услышать продолжение.

Но тут же началась какофония голосов, слившихся в неразборчивый шум, когда пятеро перьевых менестрелей принялись одновременно задавать мне дюжины вопросов. Наконец низкий голос заставил всех смолкнуть:

– Он здесь! С нами. В короне. Он дал свою кровь короне!

Но от Шута я не услышал больше ни слова. И тогда я заговорил, обращаясь к ним:

– Корона была сломана. И он починил ее при помощи своей крови.

– Корона была сломана? – в ужасе переспросила старуха. – Но это конец для всех нас! Навсегда!

– Он не может оставаться в короне! Он не был избранным. Кроме того, корона принадлежит всем нам. Если он ее возьмет, мы сможем говорить только через него! – Юноша был возмущен вторжением Шута на его территорию.

– Он должен уйти, – сделал вывод человек с низким голосом. – Мы очень сожалеем, но он должен уйти. Он не имеет права быть с нами.

– Он не был избран.

– Его не приглашали.

– Мы его не хотим.

Они не давали мне и рта открыть. Корона стала еще крепче сжимать мою голову. Я поднял руки, мне показалось, что менестрели перебрались из моего тела в корону, чтобы сделать то, что они сейчас делали. Сейчас мое тело вновь принадлежало мне, и я попытался сорвать корону. Однако мне и на ноготь не удалось ее сдвинуть. На меня накатила волна ужаса, когда я понял, что корона погружается в мою плоть, как группа Скилла погружалась в тело каменного дракона.

– Нет! – вскричал я.

Я затряс головой, пытаясь сорвать корону. Она не поддавалась. Хуже того, я уже больше не ощущал дерево под своими пальцами. Корона стала похожа на кольцо из плоти. Когда я осторожно поднял руки, чтобы ощупать перья, они мягко, точно петушиный хвост, прогнулись под моими пальцами. Я ощутил, как к горлу подкатила тошнота.

Дрожа, я вернулся к погребальному костру и сел рядом с ним. Я не ощущал никакой борьбы в короне, лишь объединенные усилия пяти менестрелей. Шут не сопротивлялся; он просто не знал, как сделать то, что они от него требовали. Они перестали обращать на меня внимание. Происходящее напоминало ссору на рыночной площади, о которой я знал, но к которой не имел никакого отношения. Они заставят его покинуть корону, и тогда он исчезнет навсегда. И я не мог им помешать.

Я пристроил его тело у себя на коленях. Оно больше не было замерзшим, рука упала вниз, я поднял ее за кисть и положил ему на грудь. Пальцы показалось мне такими безжизненными, что во мне ожило древнее воспоминание. Я нахмурился. Нет, оно не принадлежало мне. Я получил его от Ночного Волка и видел его волчьими глазами. Все цвета были приглушены. И все же я там присутствовал. Каким-то непостижимым образом. Наконец воспоминание ко мне вернулось.

Чейд опирался на лопату, его дыхание белым облачком плыло в холодным воздухе. Он стоял в стороне, чтобы не напугать нас. Сердце Стаи сидел на краю моей могилы. Его ноги болтались над моим разбитым гробом. Он держал мое тело на коленях. Рукой трупа он поманил меня, предлагая волку приблизиться. Его Уит был силен, и Ночной Волк не мог ослушаться Сердца Стаи. Сердце Стаи говорил с нами, его речь лилась спокойным потоком.

– Вернись обратно. Это твое. Вернись.

Ночной Волк приподнял губу и зарычал.

– Мы знаем смерть, когда чуем ее. Это тело мертво. Это падаль, непригодная даже для честного обеда, – сказал Ночной Волк, обращаясь к Сердцу Стаи. – Оно плохо пахнет. Это испорченное мясо, мы его не хотим. Возле пруда можно найти мясо получше.

– Подойди ближе, – приказал Баррич.

На мгновение я стал воспринимать его одновременно как Баррича и Сердце Стаи. Я сумел отстраниться от восприятия волка и вернуться в собственные воспоминания о том моменте. Я с самого начала подозревал, что умер, хоть Чейд и заверял меня, что яд лишь имитировал мою смерть. Мое тело к тому времени было слишком слабо и измученно, чтобы перенести воздействие даже слабого яда. В воспоминаниях нос волка был безжалостно правдивым. Это тело было мертвым. Но более тонкое восприятие волка через Уит рассказало мне то, о чем я даже не подозревал. Сердце Стаи сделал больше, чем просто удержал мою плоть. Он приготовил ее для меня; оно могло начать сызнова, если он сумеет уговорить меня в него войти. Ночной Волк вновь промелькнул рядом успокаивающим шорохом.

Уит, а не Скилл. Баррич сделал это при помощи Уита. Но он был намного сильнее и опытнее меня в магии Древней Крови. Я провел пальцами по разгладившемуся лицу Шута, призывая его тело объединиться с моим, но сам не смог в него войти. Шут не владел Уитом. Имело ли это значение? Я не знал. Но я помнил, что однажды мы с ним стали единым целым, он и я. Однажды он вытащил меня из тела волка обратно в мое.

Я взглянул на свое запястье и в неверном лунном свете нашел следы его пальцев, а потом я взял его изуродованную руку. С трех изящных пальцев были содраны ногти. Я заставил себя не думать о его страданиях. Затем я осторожно приложил его пальцы к отметинам на своем запястье и попытался восстановить нашу связь в потоке Скилла, возникшую много лет назад.

И я нашел ее, тонкую, словно паутина. Мне пришлось собрать все свое мужество, поскольку я понимал, что сейчас соприкоснусь со смертью. Но я знал, что должен это сделать. Разве я сам только что не говорил, что готов принять смерть за него? Я чувствовал, как менестрели короны вытесняют его, выталкивают из моей плоти, но мне было некогда объясняться с ними. Сделав глубокий вдох, я устремился навстречу Скиллу, оставив свое тело, чтобы войти в труп Шута.

На краткий миг мое восприятие удвоилось. Шут вошел в мою плоть, посмотрел на мир моими глазами. С отвращением взглянул на свое тело у меня на коленях. Затем поднял руку, чтобы коснуться моего заросшего щетиной подбородка.

– Любимый! – простонал он. – О Любимый, что ты наделал? Что ты наделал?

– Все в порядке, – спокойно заверил его я. – Все хорошо. Если я потерплю неудачу, ты возьмешь мою жизнь и будешь жить. Я добровольно беру твою смерть. – И я покинул свое тело.

Как камень, падающий в грязь, я проник в тело Шута. И оказался в теле, которое умерло несколько дней назад. В нем не осталось жизни, оно перестало быть телом. Безжизненное, точно скала, оно распадалось на части, стремясь вернуться в землю. Мой Скилл не знал, как справиться с этим. Я отбросил в сторону мысль о том, чтобы призвать на помощь Олуха, Чейда и Дьютифула. Они лишь попытаются вернуть меня обратно в собственное тело и спасти.

Только Уит способен воспринимать все проявления жизни вокруг нас. Это паутина, сеть, которая связывает нас с каждым живым существом. Некоторые из них, энергичные и сложные, крупные здоровые животные, хотели, настаивали, чтобы я их заметил и говорил с ними. Деревья и растения были не такими яркими, но еще более важными для продолжения жизни, чем животные, способные двигаться. Растения – основа, на которой выткан мир, и без них все запутается и распадется на части, потеряв целостность. Тем не менее я всю жизнь благополучно не обращал на них внимания, разве что с радостью присаживался отдохнуть в тени могучих крон. Но за ними и вокруг текла еще более неясная, смутная жизнь.

То была смерть.

Смерть, узлы на сети, соединяющей всех нас, это вовсе не смерть. Проходя через ее тугие петли, жизнь становится иной, но не исчезает. Тело Шута наполняла жизнь, она походила на мерцающий котел, кипящий перед возрождением. Каждый элемент, делающий его живым, все еще оставался здесь. Вопрос лишь в том, сумею ли я убедить частицы возобновить прежний союз, а не перейти в более простые формы – ведь они уже начали меняться…

Бездыханный, безъязыкий, бесчувственный, я погрузился в перерождение тела. В некотором смысле оно было подобно Скиллу, поскольку играло на струнах тела Шута, унося его частицы туда, где их можно использовать вновь. Меня завораживал этот удивительный процесс распада и создания нового порядка, похожий на ловкую игру в камни. Частицы двигались в соответствии с определенными законами. Я попытался вернуть одну из них на прежнее место, но она продолжала двигаться в потоке вместе с другими.