Судьба Убийцы
Шрифт:
Мне в голову пришла мысль.
– Если ты так хочешь. Если что-то случится со мной, ты сможешь перейти к Пчелке? И быть с ней до конца ее жизни?
Я был бы тенью тени.
– Мог бы ты сделать это?
Возможно. Если ее стены опущены. Но я не стал бы.
– Почему нет?
Фитц. Я не вещь, которую ты можешь отдать кому-то. Мы взаимосвязаны.
Я вытащил рыбину из костра. Прутиком я очистил ее от золы. В менее голодное время я снял бы кожу со спины, чтобы обнажить мякоть, а затем снял бы всю кожу. Теперь же я едва мог дождаться, пока она остынет, прежде чем я ловко отделю кусок от нее, подую на него и отправлю в рот. Когда рыба кончилась, я вернулся к воде и напился. Я почувствовал себя
Я посмотрел на ясное голубое небо. Пока еще лето, но ночи в Горах были холодными. Я решил запастись дровами. По дороге из каменоломни я прошел возле забракованных вырубленных блоков камня. Я почти расслышал, как Ночной Волк сказал:
Мне нравится этот кусок.
Он не очень большой.
Нас всего двое.
Чтобы сделать ему приятное, я подошел к обломку камня. Я понял, почему он был забракован. Он был частью более крупного куска, который разломили по толстой серебряной жиле. Он слабо блестел черным и был щедро пронизан нитями Серебра. Даже близко не такой крупный, как тот, что использовал Верити. Этот камень был размером с повозку для пони. Я положил руку на верхушку камня. Ощущение было очень странным. Мне стало ясно, что камень Скилла был пустым. Пустым и ожидающим наполнения. Тяга к этому ощущению была непреодолимой. Мне хотелось касаться его. Солнце нагрело его до приятного тепла. Будь я котом, я бы свернулся клубком на верхушке камня.
Ты такой упрямый.
А ты нет?
Я был щенком. Я хотел ненавидеть тебя. Помнишь, каким диким я был, когда ты впервые увидел меня в клетке? Даже когда ты уносил меня, я старался укусить тебя сквозь прутья.
Ты был всего лишь щенком. И с тобой плохо обращались. У тебя не было причин доверять мне или слушать, что я говорю тебе.
Правильно.
Он был грязный и вонючий, и худой, кожа да кости. Замученный паразитами и полный гнева. Но этот гнев притянул нас друг к другу. Одновременная ярость, которая вела нас нашими извилистыми путями, связала нас, а я не сразу понял, что наши сознания в тот момент объединились. Это было началом глубокой Уит-связи, хотели мы того или нет.
– О, щенок, - сказал я вслух.
Да, так ты тогда называл меня.
Я понял, что мы сделали. Сплавленная воедино память излилась из нас в камень. Я мог чувствовать это под моей ладонью и точно знал, что я увижу, как только уберу руку с камня. Это должен быть кусок меха с загривка Ночного Волка, где черная остевая шерсть слегка завивалась поверх его густого черно-серого меха. Моя ладонь хранила память о том, как я кладу ее на это место. Я часто клал ему руку на спину, когда мы шли бок о бок или когда сидели на краю отвесной скалы, вглядываясь в море. Это было самое естественное место для моей руки. Прикосновение обновляло нашу связь подобно подтверждению клятвы.
Хорошо было почувствовать это снова.
Мне стоило немалого усилия поднять руку. И это осталось на камне. Не волос, и не мех, и не теплое дышащее животное в нем. Это был отпечаток, по размеру и форме совпадающий с моей ладонью, и там, где касалась моя ладонь, я мог различить каждую отдельную шерстинку.
Я глубоко вздохнул.
Еще нет. Нет.
Я ушел прочь.
Ночной волк молчал внутри меня.
Я пошел мимо нашего старого лагеря. Кетриккен была так молода. Шут и я были одного возраста, и все-таки разного. Старая Кеттл с ее старыми мудрыми глазами в лучиках морщин и ее глубоко спрятанными секретами. И Старлинг. Старлинг, которая могла раздражать меня, как жужжащий комар. Я огляделся вокруг. Деревья стали выше. Под ногами на каменном основании, перемешанные с землей и сгнившие, лежали обрывки одежды и веревок. Я пошевелил их ногой и поднял наверх слой, сохранивший свой цвет. Там оказался синий плащ Кетриккен. Я наклонился и коснулся его рукой. Моя королева,– подумал я про себя и улыбнулся. Я отодвинул сгнившую тряпку. Под ней, покрытый зазубринами и проржавевший, едва угадывался наш старый топор. Я выпрямился и пошел дальше.
Недалеко
было место, где Верити вырезал своего дракона. Отбитые куски и осколки в беспорядке валялись на пустом участке, там, где раньше стоял на каменном ложе его дракон. Вначале Верити пользовался резцом и камнем вместо молотка, пока не погрузил свои руки в чистый Скилл, и тогда он начал вырезать и придавать форму непосредственно ладонями. Мой король. Он действительно сказал мне, что пора создавать своего дракона? Сказал, что пора передать Пчелку кому-то другому на попечение? Пора отдать свое человеческое тело камню и Скиллу?Нет. Завтра с рассветом я поднимусь, и буду ловить рыбу. Я поймаю дюжину и всех их съем. Потом я буду ловить еще рыбу, и коптить ее, а на следующее утро я отправлюсь к заброшенному рынку. Остается гадать, упокоила зима старого медведя или же он снова станет для меня проблемой.
Мы умрем до того, как ты сделаешь это. Фитц. Я знаю это. Почему ты не прислушаешься ко мне?
Я не могу.
И это была правда. Я не мог расстаться с надеждой, что я могу вернуться домой к Пчелке. Глисты не такая ужасная проблема. Баррич знал полдюжины средств против них. Лекари в Баккипе выращивали травы в Женском Саду. Когда я вернусь домой, я буду отдыхать и восстанавливать силы. Мы будем вместе с Пчелкой. Мы оставим двор и все его правила. Будем путешествовать на лошадях. Мы будем переезжать с одного места на другое, словно странствующие менестрели, а она будет изучать историю и географию Шести Герцогств, глядя на них вживую. Шут поедет с нами, и Пер. Мы будем жить просто и двигаться неспешно, и мы будем счастливы.
Я не хочу наблюдать твою смерть.
Я не намерен умирать.
А кто намерен?
Я собрал охапку хвороста. Там было много обломанных сучьев. У меня не было возможности разрубить самые крупные. Я с улыбкой вспомнил, как Верити вернул остроту своему мечу перед тем, как отдать его мне. Я вернулся за заржавевшим топориком. Я взял его в руки, вспоминая его, затем удалил ржавчину. Проводя лезвие между большим и указательным пальцем, я представлял его острозаточенным. Подгонка рукояти потребовала больше времени. Зато с топориком я нарубил хороший запас толстых сучьев, собрал в охапку и отнес назад к костру. Я ощущал запах рыбы, которую готовил, и желал, чтобы ее было много. Я добавил пару веток в костер и присел рядом.
Я проснулся темной ночью словно от толчка. Я лежал на холодном камне, и мой костер почти погас. Я разжег его. Оставалось радоваться тому, что у меня достаточно дров, приготовленных на ночь, и не надо ощупью пробираться через темный лес, чтобы найти оставленный там нарубленный запас. Я ожидал от волка упреков в глупости и лени.
Их не было.
Только через некоторое время я осознал, что он ушел. Просто ушел.
Я остался один.
Перевод осуществлен командой (целиком и полностью на на бескорыстной основе)
Глава сорок седьмая. Сердце волка.
Ревел, если сможешь, съезди, пожалуйста, сегодня в Дубы-на-Воде. Марли, кожевенных дел мастер, прислала мне известие, что мой заказ готов. Я доверяю тебе оценить качество и принять работу, либо попросить внести изменения. Проверь, что страницы надежно крепятся к обложке, бумага хорошего качества и тиснение четко впечатано в обложку. Если ты сочтешь, что изделие стоит потраченных денег, доставь его лично мне. Это подарок для леди Пчелки, и я хотел бы лично преподнести его.
Среди бумаг Ревела в Ивовом Лесу
Я продолжала встречаться с Олухом каждую ночь, хотя это делало меня рассеянной и медлительной в течение дня. Я не беспокоилась о том, что меня выбранили за невыученные калсидийские глаголы, и о том, что пришлось выдернуть вышитые стежки, из-за которых маргаритки получились зелеными. Каждую ночь я ложилась в кровать и немного спала, прежде чем его музыка мягко будила меня. И я спешила спуститься по коридору в ночной рубашке навстречу лучшим часам в моей жизни.