Судьба. Книга 2

— Хорошо, если бы тебя первого проглотил! — прошептал один дайханин.

— Пока он в глотку голода пролезет, от других ничего не останется, — тихо сказал второй.

— Скажите какие-нибудь хорошие новости, — опять попросил аксакал. — Раньше всегда можно было услышать добрые вести, а сегодня даже надежды на них не осталось.

Бекмурад-бай, собравшийся было сесть в седло, вынул ногу из стремени, спрятал в усах хитрую улыбку.

— Есть хорошие вести, как не быть! Однажды Мирхайдар, летая на своём ветре, повстречался с властелином туч Буркутом-бесноватым. И рассказывает, что был во дворне белого царя и видел, как тот со своими визирями и министрами пьёт старое вино, которое веселит и радует. Буркут-бесноватый загорелся: «Слетай, принеси! Мы выпьем — тоже весёлыми станем». Это для Мирхайдара легче, чем щепотку наса под язык бросить. Садится он верхом на свой ветер, привозит вино, начинают они пить и веселиться. А от вина известен результат: ехал к брату — попал к шайтану. Мирхайдар над ветрами властелин — у самого ветер в голове. Начал он задевать Буркута-бесноватого: «Когда ты дождь на землю посылаешь, тебе люди приносят в жертву чесоточную козу, а ты мне за вино ничего не дал, жадничаешь. Вот иссушу весь мир — не будет и тебе чесоточных коз!» Буркут подпрыгнул, словно на ежа сел: «Не иссушишь!». «Иссушу!» — кричит Мирхайдар. «Силёнок мало!» — кричит Буркут. «Больше, чем у тебя!» — отвечает Мирхайдар. Ну, и пошла потеха, как говорят: хватай палку да бей по кувшину. Садится Буркут-бесноватый на своего чёрного коня и начинает крошить тучи. Где копь копытом ударит, там огонь сыплется. Где убегающие тучи столкнутся, гром гремит. И хлынул на землю дождь, такой дождь, что сразу зазеленела и расцвела земля. Вот так!

Дайхане, с интересом слушавшие Бекмурад-бая, завозились, завздыхали:

— Послал бы нам такой дождь Буркут!

— Полгода ни капельки с неба не упало!

— Ох-хо, пропадут люди без воды!

— Где он только подевался, этот Буркут-бесноватый?

— Отсыпается с похмелья!

— Или снова с Мирхайдаром вино пьёт?

— Бездельнику каждый день — курбан-байрам [29] , не видит, что народ страдает!

Из канцелярии вышел Худайберды-ага. Он подошёл к дайханам, но не сел, а только прислонился плечом к стене мазанки. Бекмурад-бай покосился на него, усмехнулся, разглаживая усы, похлопал коня по крупу.

29

Курбан-байрам — одни из основных мусульманских праздников.

— Я вам расскажу, куда делся Буркут-бесноватый… Когда Мирхайдар увидел, что люди благодарят Бурку-та за дождь, он подбегает к слепой девушке, что сидит у меха с ветрами, и бьёт её ногой по лицу так, что она переворачивается семь с половиной раз. Разрывает Мирхайдар мех и приказывает ветрам разогнать тучи, не дать им проливаться дождём. Но ветрам не под силу — Буркута не одолеть. Тогда Мирхайдар сзади бьёт Буркута-бесноватого копьём по голове. У того голова раскололась, мозги выпали. Дождь перестал, а Мирхайдар, отпустив свои ветры, лёг спать. Вот потому и дует ветер непрерывно — умерла слепая девушка, некому загнать ветры в мех. Неспроста они дуют! Мирхайдар Буркута убил, русские белого царя прогнали. Теперь они себе нового даря никак не могут найти, а аллах не может найти нового повелителя туч. Люди сами виноваты в том, что идёт голод. В старые времена, когда они своими грехами вызвали гнев аллаха, их спас от голодной смерти пророк Юсуп [30] . Люди становились сытыми, глядя на его прекрасное лицо. А если теперь и найдётся такой пророк, его уничтожат, как русские — своего царя. Чем был плох царь? Русские довольны, что прогнали царя, и у нас находятся такие, которые радуются! Получается по пословице: горшок над котлом смеётся, а оба — черны. Вот назначат неразумного повелителя туч вместо Буркута — поднимет он бурю Нуха [31] , всему миру конец придёт. Подумайте, люди, над моими вестями!..

30

Юсуп — библейский пророк Иосиф Прекрасный.

31

Буря Нуха — Ноев потоп.

Бекмурад-бай легко кинул в седло своё грузное тело, жеребец чуть присел и рванулся, не дожидаясь плети. Ошеломлённые дайхане долго смотрели ему вслед. Потом кто-то плюнул:

— Тьфу! Вот это хорошую весть принёс Бекмурад-бай! Совсем дурная весть, шайтан бы её подхватил!

— А что хорошего вы собирались услышать от Бекмурад-бая? — язвительно спросил Худайберды-ага.

— Плохо! — сказал белобородый яшули. — Дряни много развелось! Аллах специально создал царей, чтобы они управляли людьми. Не должно поднимать руку на царя! Пылит, пылит, изо дня в день пылит… Это предупрежденье рабам божьим: царь пропал — люди пропадут!

— У кого дед умер, тот ещё не сирота! — возразил Худайберды-ага. — Хотел бы рассказать вам, что слышал про белого царя, но не сумею хорошо рассказать. А Бекмурада зачем спрашивать? Он только дурные вести может принести, потому что у него нутро полно огня и дыма.

— Почему у бая может быть нутро полно огня и дыма? — не согласился один из дайхан. — Разве он, как мы, продал свою делянку? Разве его дети плачут от голода и просят: «Папа, дан хлеба»?

— Если хочешь знать, почему у него нутро такое, я скажу, — Худайберды-ага присел на корточки. — Раньше Бекмурад-бай плевал — его слюне упасть на землю не давали. А теперь он чувствует себя, как барс, логово которого обложили охотники. Потому и горит его нутро. Я не умею лучше объяснить, но вы приходите на плотину, в дом Сергея. Он всё расскажет — и про Бекмурада, и про белого царя, и про другое. Он всё знает!

На крыльцо вышел уездный комиссар Шубин в чёрной бурке и казачьей папахе. Высокий и стройный, чуть косолапя ногами кавалериста, он двинулся к дайханам, замолчавшим при его приближении. Это был уже не тот пристав, который кричал на людей в марыйском суде, когда разбиралось дело Узук. Нынче кричать не полагалось, и Шубин вежливо улыбался. Его жёлтая рубаха была одного цвета с выгоревшими бровями. Следом за ним шёл переводчик.

Шубин поздоровался, выслушал ответные приветствия и неторопливо заговорил. Он сказал, что прочитал прошение дайхан и много думал над ним. Год наступает тяжёлый: дождей нет, воды в Мургабе мало — будет недород. Каждый, кто может, отдаёт последнее, чтобы запастись пшеницей прошлогоднего урожая, поэтому с каждым базарным днём зерно становится всё дороже. Есть жалобы, что много пшеницы скупают баи и другие денежные люди? Но на то торговля — один продаёт, другой — покупает. Запретить этого нельзя, иначе вообще базара не будет.

Толмач переводил быстро и легко, так как Шубин уже не употреблял непонятных выражений вроде «башибузуки» «с панталыку», «турусы на колёсах», он говорил просто и доходчиво.

Многие дайхане, говорил он, не выдержали трудных работ на расчистке магистрального канала и разошлись по домам. Конечно, свои делянки они продавали не от каприза, а от нужды, и трудно придётся тем, кто останется без воды. Об этом можно было бы и не писать в прошении, это и так понятно. Дело заключается в другом.

Повернувшись спиной к ветру, пряча в ладонях огонёк спички, он прикурил, выпустил дым уголками рта.

Дайхане ждали.

— Вы сами продали свои делянки, — сказал Шубин. — По желанию продавали или без желания, но вас никто к этому не принуждал. Один продал, другой купил — всё по закону торговли было. Если бы купившие заставляли вас продавать, тогда совсем иной разговор. Но вы, как я знаю, сами просили купить. А теперь требуете делянки обратно. Я ещё ни разу не встречал туркмена, который нарушил бы старый обычай — потребовал бы вернуть то, что он сам продал! Вас первых вижу! Я удивлён и думаю, что вас толкает на бесчестные поступки человек, который сам не является туркменом, которому наплевать на вашу древнюю честь и на ваши священные обычаи. Он пытается сделать нечистыми ваши дела, он старых уважаемых мусульман хочет поссорить с молодыми и неопытными в жизни парнями. Не верьте, уважаемые, такому нехорошему человеку! Мы знаем, что туркмен скорее умрёт, чем нарушит своё слово!

Шубин помолчал, давая слушавшим возможность обдумать его слова. На ветру папироса сгорела быстро, он прикурил новую. Переводчик, поёживаясь, выжидающе смотрел на молчаливых дайхан. Худайберды-ага чувствовал, что настроение дайхан меняется, но ничего не мог сделать — не находил нужных слов для возражения, да и, если говорить честно, сам начал немножко сомневаться в справедливости требований землекопов.

Шубин заговорил снова о том, что человек в отличие от животного должен думать не только о себе, но и о своём соседе. Если бы богатые люди не купили брошенные делянки и не поставили на них наёмных землекопов, канал остался бы неочищенным. По такому каналу не пойдёт вода, сотни семей, которые пользуются водой канала, не смогут засеять свои участки. И они будут правы, если возьмут ушедших за воротник и скажут: «Вы оставили нас без воды! Из-за вас умирают наши дети!». Поэтому надо набраться мужества и остаться настоящими туркменами в надвигающейся беде.

— На вас будут пальцами показывать! — закончил Шубин. — Скажут: вот идёт пустой человек, его слово — как гнилой орех. Скажут: вместо того, чтобы благодарить тех, кто выручил в трудную минуту дайхан и купил делянки, они бессовестно хотят взять чужое. Вы продали свои делянки, а сейчас вы пришли продавать свою древнюю туркменскую честь. Я не куплю её! Я не могу, чтобы вы стали бесчестными! Не уподобляйтесь тому, кто от голода теряет и рассудок и веру, расходитесь по домам…

Смущённые дайхане, обмениваясь невесёлыми репликами, потянулись со двора. Худайберды-ага забежал вперёд:

— Люди, идёмте со мной!

— Куда идти?

— Все уже рассудили!

— Бедному, как говорят, и волк — враг, и блоха — враг!

— Лучше от голода умереть, чем от стыда!

— Ай, провались оно всё в ад!

— Люди! — не сдавался Худайберды-ага, чувствуя за собой вину в том, что дайханам пришлось пережить такую неприятность, — Я не могу вам сказать, почему неправ пристав! Но мы пойдём к Сергею! Он всё расскажет, вы поймёте всё! Пристав, как заяц, петлял, только я не умею его петли распутать. Пойдёмте к Сергею, он всё распутает!