Судьбы не придумать

Века прошлого творческий след.

Видно, башня ещё сохранила

Дух известных «Ивановских сред».

О Матвеевском саде

Давно ли? Недавно? Лет сорок назад

Немного другим был Матвеевский сад.

Деревья повыше, кустарник почаще,

Детишек побольше и воздух послаще.

В огромную горку садовый пригорок

Зимой превращался.

И минимум сорок

Летело с него одновременно санок

И круглых огромных тарелок-ледянок.

Ещё был каток. Много лавок-скамеек,

Качели из длинных покрашенных реек.

Ракета овальная круглым окошком

Манила взлететь на Луну понарошку.

И домик резной был в саду. И скрипели

Истёртым железом большие качели.

Меняется всё.

Я не буду о грустном…

Но как же теперь там просторно и пусто!

И снова я вижу – напротив холма,

Что горкой служил, чуть настанет зима,

Красуется дерево толстым столбом,

В чей ствол я на санках заехала лбом.

* * *

Берёзы в центре города в апреле

В разбрызганной зелёной акварели.

Чуть видимая дымка изумруда

На нитях тонких веточек. Откуда

Живая эта трепетная зыбкость,

И нежность деревенская, и гибкость

На фоне стен кирпичных и бетонных

И транспортных потоков многотонных?

Вот так, совсем обыденное, вроде,

Вдруг кажется загадочным в природе.

И, может быть, заметить рядом чудо

Важнее пояснения «откуда»…

***

У католического храма

На шумном Невском – вернисаж:

Картины, в раме и без рамы,

В привычной стадии продаж.

Я всё скупила бы, наверно:

Пейзажи с лесом и водой,

Вид Петербурга эфемерный

И сад осенний золотой.

Ещё купила бы портреты

Котов, собак и балерин,

Все те приятные сюжеты,

Что в квинтэссенции картин.

Но прохожу, тоскливо глядя

На живописный сей кураж.

Рокфеллер мне, увы, не дядя.

Увы, мой дом – не Эрмитаж…

***

Мне говорят: довольно о домах!

Наскучили задворки и фасады.

Я с этим согласилась бы сама,

Но каждый дом – душе моей отрада.

Моей душе. Не знаю о других,

Ведь каждый человек – отдельный случай.

Не всех наш город вдохновит на стих,

Не всех людей смотреть и видеть учит.

Всё это – страсть, а, не пустая блажь –

Всё, что пишу, мой город озирая.

Ну как не засмотреться на гараж,

Что сделан из каретного сарая?

Как во дворе ко львам не подойти*?

Как не заметить стену с горельефом?

Атлант балкон пристроил… на груди **–

Кому расскажешь, посчитают блефом.

Могу пройти… Могу не написать…

Нет, не могу!

Что уверять без толку?

А муза поглядит в мою тетрадь

И подведёт к фасаду втихомолку.

_________

* Кронверкский пр., дом 5

** ул. Чайковского, дом 17

***

В загазованном центре нарушена

Уникальная слаженность города.

Запылилось чугунное кружево,

Глохнет день от моторного рокота…

Цепенеют старинные улицы –

Перекрыто дыханье машинами:

Вдоль домов многорядно паркуются

И ползут караванами длинными.

Во дворы пролезают закрытые –

Завывают в них неуважительно…

«Да заткнитесь, жестянки убитые!» –

Им кричат сверху местные жители.

На Невском

Она бежала от толпы на Невском,

Газоном вдоль Казанского собора

Средь роз зелёных, точно перелеском,

Предпочитая заросли простору.

Она была простой трёхцветной Кошкой.

И не было ей никакого дела

Ни до машин, ни до людей. Дорожкой

Спешила, знай, в кошачие пределы.

Несла котятам свежую добычу –

Поймала где-то голубя. Похоже,

Ей было всё знакомо и привычно.

И дичь не раз она ловила тоже.

Мила своей естественной повадкой –

Средь суеты людской – инстинкт заветный…

Растёт потомство кошкино украдкой.

Три малыша: два белых и трёхцветный!

***

В Матвеевском саду когда-то был каток.

Неровный лёд крошился под коньками,

Расчерчен был «восьмёрками», кругами –

Во всём видна работа сотни ног!

Светили лампочки вверху, бросая взгляд

На кучку фигуристов неумелых:

Катались неуверенно, несмело

И падали на льду кто на бок, кто на зад.

В рейтузы толстые одета и в мутон,

Я тоже нарезала круг за кругом,

Шарахаясь от мальчиков с испугом:

И даже здесь у них манеры моветон.

Меж клюшками и шайбой каждый раз

Лавируя неловкой фигуристкой,

Была помехой я, настолько близкой,

Что мне вослед летел лихой словесный «пас»…

Я думала: «Тьфу, дураки, на вас!»

Трамвайное настроение

Трамвай набит «начинкой» из людей.

Он, словно людоед или злодей,

В прожорливой невзрачности нутра

Развозит человечество с утра.

Качаясь и звонками хохоча,

Скрипя на поворотах и ворча,