Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе

— Мой голос, — гремел Дантон, — должен быть услышан не только вами, но и всей Францией!

В конце первого дня заседаний Дантон потребовал вызова в качестве свидетелей мэра Парижа, министра иностранных дел, более десятка членов Конвента, включая Робеспьера и Ленде (последний мог стать на сторону обвиняемых и раскрыть отсутствие единства в комитетах). Речь Дантона грозила повернуть весь ход процесса. Он не только защищался, он выдвигал обвинения против Робеспьера, Сен-Жюста, Кутона, против Бийо-Варенна, Вадье, Барера и других. Как сообщал Фукье-Тенвиль, предоставленных Трибуналу прав недостаточно, чтобы заставить замолчать подсудимых, «апеллирующих к народу» [580] .

580

Castelnau J. Le Tribunal r'evolutionnaire. P., 1950. P. 168.

Фукье и Герман докладывали Комитету общественного спасения, что процесс принимает неожиданный оборот, особенно в связи с просьбой вызова свидетелей, что «подсудимых нельзя будет утихомирить иначе, как с помощью декрета Конвента о прекращении прений». «Мы просим вас формально предписать нам, каков должен быть наш образ действий относительно этого прошения, поскольку правила судебной процедуры не содержат никаких оснований для его отклонения». Пока же в судебном зале Фукье маневрировал, даже как будто соглашался с вызовом некоторых свидетелей, за исключением депутатов Конвента (и, следовательно, членов комитетов), поскольку, по его словам, сам Конвент выступает в роли обвинителя. Через некоторое время Амар и Булан, пришедшие из Конвента, вручили бумагу, которую Фукье принял с улыбкой, облегченно вздохнув. Он действительно очень нуждался в этой бумаге, поскольку в ней было все, что требовалось.

А произошло вот что. По получении письма Германа и Фукье-Тенвиля Сен-Жюст отправился в Конвент, где, не упоминая о содержании этого письма, заявил, что обвиняемые подняли бунт против суда и что он совместно с Бийо-Варенном раскрыл заговор в тюрьмах. Этот заговор возглавляли генерал Диллон и жена одного из подсудимых Люсиль Демулен с целью спасения подсудимых и убийства членов Комитета общественного спасения. Заявление Сен-Жюста основывалось на показаниях одного заключенного, некоего Лафлота, который позднее был осужден за лжесвидетельство по другому делу. Конвент принял решение: обвиняемые, которые оскорбляют Трибунал, должны удалиться из судебного зала и слушание дела должно продолжаться в их отсутствие. Одновременно было дано указание об аресте Люсиль Демулен.

Заседание 5 апреля началось в половине девятого, а не как обычно в десять часов. Вероятно, это было сделано, чтобы не допустить большого скопления людей. На вопрос Фукье к присяжным, достаточно ли они узнали в ходе судебного следствия для вынесения суждения, те ответили утвердительно. Раздались возмущенные протесты обвиняемых. И тогда Трибунал в соответствии с декретом Конвента постановил вывести их из зала суда. Как ни были покорны присяжные, однако в совещательной комнате между ними возникли споры. Член Конвента Куртуа (которому после 9 термидора было поручено разобрать и опубликовать бумаги, захваченные у Робеспьера и его сторонников) утверждал, что трое из них объявили о своем несогласии с предъявляемыми подсудимым обвинениями и считают их невиновными.

Один новейший американский историк назвал присяжных «тщательно отобранной группой людей, заранее враждебно настроенных и нарушающих данную присягу» [581] . По слухам, Фукье-Тенвиль и Герман даже входили в совещательную комнату, чтобы побороть сомнения присяжных, и показывали им какой-то неизвестный документ, свидетельствующий о виновности Дантона. Когда один из присяжных заколебался, другой спросил его:

— Кто более полезен для Республики — Дантон или Робеспьер?

581

Loomis S. Paris in the Terror. June 1793— July 1974. Philadelphia, 1964. P. 311; Christophe R. Danton. P., 1964.

— Более полезен Робеспьер.

— В таком случае нужно гильотинировать Дантона.

На вопрос, существовал ли «заговор, направленный на оклеветание и очернение национального представительства и разрушение с помощью коррупции республиканского правительства», присяжные ответили «да».

16 жерминаля (5 апреля) все подсудимые, кроме Люлье, были приговорены к смерти. В тот же день им зачитали в тюрьме Консьержери приговор и отправили на гильотину. Когда телега, на которой везли осужденных на казнь, проезжала мимо дома Робеспьера, Дантон громко крикнул: «Ты последуешь за мной, Робеспьер!»

…Закулисная история процесса дантонистов отнюдь не ограничивается отбором присяжных и маневрами с целью заткнуть рот подсудимым. Не исключено, что Комитеты располагали против обвиняемых уликами, которые не были обнародованы. В руки революционных властей попало письмо из миинстерства иностранных дел Англии, датированное «пятницей 13» (сентября или декабря) 1793 г. и адресованное банкиру Перрего из Невшателя (Швейцария), но найденное в бумагах Дантона после его ареста. Письмо уполномочивало произвести оплату нескольких шпионов, обозначенных инициалами. Среди них, по-видимому, не значился Батц. Деньги следовали этим шпионам за «важные услуги, оказанные ими нам en soufflant le feu (в раздувании огня — эта часть фразы написана по-французски, тогда как остальной текст — по-английски. — Е. Ч.) и доведении якобинцев до пароксизмов ярости» (а таковы как раз и были планы Батца).

Бумага, на которой написано письмо, является доводом в пользу его подлинности. Матьез считает, что в конце 1793 г. письмо было переслано Перрего действительному адресату — Дантону, но это лишь одно из возможных предположений. Можно допустить и то, что письмо не было найдено среди бумаг Дантона, а подложено в них [582] . В письме содержалось поручение выдать деньги ряду лиц, включая 180 тыс. ливров некоему «С. Д.». Считали, что речь идет о сокращении «Citoyen Danton» (гражданин Дантон). Однако это не представляется правдоподобным, поскольку другие фамилии проставлены без буквы «С» (первой буквы слова «гражданин»). Возможно, что речь идет об одном из главных агентов д’Антрега и тем самым косвенно английском шпионе — шевалье Депомелле [583] . Однако неясно, знали ли в то время в Лондоне имя Депомелле.

582

Christophe R. Danton. P., 1964. P. 417.

583

Ollivier A. Saint-Just… P. 471.

В бюллетене д’Антрега (№ 8. 31 января) говорилось о письме к Дантону из Англии от роялиста графа д’Андре, попавшем в руки Комитета общественного спасения. Банкир Перрего был арестован в декабре 1793 г., но, даже находясь в тюрьме Ля Форс, продолжал давать советы другим арестованным, как спасти свои состояния. Через три недели после ареста Перрего был освобожден декретом Конвента. В январе 1794 г. члену Конвента Ж. Камбону, управлявшему государственными финансами, было поручено проверить бухгалтерские книги Перрего, поскольку было известно, что через него пересылались деньги эмигрантам. В своих мемуарах известный впоследствии банкир Лаффит, тогда служивший у Перрего, утверждал, что Камбон не показал себя строгим контролером [584] .

584

Laffitte J. M'emoires (1767–1844). P., 1922; Blanc O. La derni`ere lettre. P. 101.

На Перрего была возложена миссия обслуживать торговые связи революционного правительства с заграницей. На деле он поддерживал тесные контакты с банкирами, явно враждебными Французской республике, — с бывшим королевским министром финансов Неккером в Швейцарии и особенно с франкфуртским финансистом Гумпельсхаймером, который по поручению английского правительства оплачивал действия британских агентов, обязанных сеять раздоры и мятежи, в их числе и лиц, выдававших себя за ультрареволюционеров [585] . Перрего уехал в январе 1794 г. в Швейцарию с поручением закупить оружие — он явно был шпионом-двойником. Может быть, поэтому о нем нельзя было сказать открыто на процессе и он в любом случае не мог быть допрошен по поводу письма, адресованного ему, но не обнаруженного помощниками Камбона в его бумагах и позднее найденного (или якобы найденного) при обыске у Дантона.

585

Blanc O. La derni`ere lettre. P. 101–102.

Высказывалось предположение, что именно Робеспьер использовал в качестве своего агента Перрего, имевшего широкие связи в мире международных финансов — в Лондоне, Амстердаме, Гамбурге, Венеции. Может быть, для облегчения деятельности Перрего был образован по рекомендации Робеспьера центр контршпионажа в Базеле во главе с французским дипломатом Баше.

На судьбу дантонистов весной 1794 г. повлияло и так называемое «письмо Энена», французского посла в Константинополе. Осенью 1793 г. Энен в письме в Париж оправдывался в обвинениях, которые были выдвинуты против него на заседании Комитета общественного спасения. Содержание этих обвинений Энен узнал от испанского дипломата Лас Казаса, который в свою очередь получил эту информацию от д’Антрега. Комитету стало ясно, что в его среде находится предатель. Подозрение пало на Эро де Сешеля. Зададим вопрос, почему члены Комитета общественного спасения сразу же решили, ознакомившись с этим письмом Энена, что предатель находится среди них? Потому ли, что Энен точно передавал содержание прений, которое не могло быть ведомо никому, кроме присутствующих на заседании Комитета? Или потому, что письмо воспроизводило главную суть дебатов — недоверие к Энену (которая, вероятно, могла так или иначе стать известной кому-нибудь из служащих Комитета, хотя он и не слышал прений)? И наконец, не было ли все это результатом крайней подозрительности, с какой в напряженной атмосфере того времени члены Комитета относились друг к другу?