Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе
Шрифт:
На защиту чести невиновного выступил Вольтер, обличая судебный произвол, поставленный на службу религиозному мракобесию [310] . Это придало делу общеевропейскую огласку, что в свою очередь заставило вернуться к нему и правительство Людовика XV. В марте 1763 г. Большой королевский совет предписал тулузскому парламенту представить ему материалы дела Кал аса. Еще через год с лишним, 4 июня 1764 г., старый приговор был отменен Тайным советом короля. Дело перешло к парижским судьям, которые 9 марта 1765 г., ровно через три года после смертного приговора, вынесенного в Тулузе, единогласно реабилитировали память Жана Каласа и оправдали всех остальных обвиняемых [311] .
310
Les grands proces de ITiistoire de France, t. VII. Paris, 1967, p. 303—304, 309.
311
Ср. Полянский H. H. Вольтер—борец за правосудие и за реформу права.—В ки.: Вольтер. Статьи и материалы. М.—Л.. 1948.
В 60-х годах XVIII в. громкий
312
Christie L. R. Wilkes, Wyvill and Reform 1760—1785. London, 1962; Rude G. Wilkes and Liberty. London, 1962.
313
Автор касался подробнее этой темы в книгах: Массовое движение в Англии и Ирландии в конце XVHI—начале XIX в. (М., 1962) и Демократическое движение в Англии в 1816—1820 (М., 1957).
Острая внутриполитическая борьба в Англии привела к знаменитому процессу Уоррена Хейстингса, генерал-губернатора британских владений в Индии, превзошедшего своих предшественников в разграблении этой богатейшей колонии. По возвращении в Англию Хейстингс по настоянию его врагов — лидеров партии вигов Э. Берка, Р. Шериана, Ф. Френциса был предан суду палаты лордов за служебные злоупотребления. Процесс растянулся на 10 лет и закончился в 1795 г. оправданием подсудимого. А главное, «крайностями», за которые пытались осудить Хейстингса, совершенно затушевывался тот узаконенный колониальный грабеж Индии, который продолжался столетиями — и до, и после процесса бывшего генерал-губернатора. После смерти Хейстингс был похоронен в Вестминстерском аббатстве, где покоится прах великих англичан. В эпоху империализма буржуазная историография стала открыто превозносить Хейстингса, якобы стремившегося «править Индией ради самих индусов» [314] . Процесс Хейстингса давно уже объявлен «жестокой несправедливостью», «пародией на правосудие» [315] , причем, конечно, не за то, что обвиняемый был оправдан, а за самый факт суда над генерал-губернатором. «Потомство очистило его имя от клеветы вигов» [316] ,— писал с удовлетворением Уинстон Черчилль.
314
Feiling К. Warren Hastings. London, 1955, р. 85.
315
Cambridge History of India, vol. 5. Cambridge, 1929, p. 309—310; Marshall P. J. The Impeachment of W. Hastings. Oxford, 1965.
316
Churchill W. S. A History of the English-Speaking Peoples, vol. 3. London, 1957, p. 187.
Еще один из шумных процессов, в которых «отразился век», — суд в 1786 г. над кардиналом Роганом, авантюристом Джузеппе Бальзамо, известным под именем графа Калиостро, мнимой графиней Ла Мотт и другими вольными или невольными соучастниками аферы — кражи бриллиантового ожерелья под видом покупки его для королевы Марии-Антуанетты. Уголовный по своей сущности процесс приобрел политическое звучание; оправдание парижским парламентом Рогана и Калиостро праздновалось как победа над королевским произволом. Процесс способствовал дискредитации французской монархии. До взятия Бастилии оставалось всего около трех лет [317] .
317
Funck-Brentano F. L’affaire du collier. Paris, 1910; Miroir de ITiistoire, janvier 1962.
Лики террора
С огненными годами Великой французской революции неразрывно связано представление о суровых судебных процессах, не только являвшихся порождением той грозовой эпохи, но и наложивших на нее свой неизгладимый, отпечаток. В разные периоды революции эти процессы имели различный политический смысл, по-разному они проходили, неодинаково и заканчивались.
Началом революции справедливо принято считать взятие штурмом Бастилии 14 июля 1789 г. Но монархия была свергнута 10 августа 1792 г., а суд над королем Людовиком XVI, начавший серию политических процессов, открылся еще через несколько месяцев. За это время французский народ прошел большую революционную школу. Измены двора, его пособничество иностранным интервентам развеяли традиционные монархические иллюзии. Массы научились не доверять сладкоречивым политикам, озабоченным прежде всего тем, чтобы удержать в узде социальные низы. Процесс над королем свидетельствовал о крайнем обострении классовых антагонизмов и — как отражение их — политических противоречиях. При этом главная борьба развернулась не между судьями и подсудимым, а в лагере победителей, обнажив назревающий внутренний конфликт по вопросам дальнейшего развития революции. Суд над королем поэтому должен был превратиться и действительно превратился в борьбу между демократами-якобинцами, стремившимися в союзе с народом к углублению революции, и либералами-жирондистами, которые, опасаясь масс, проявляли склонность к компромиссу с силами старого порядка.
Жирондисты старались спасти Людовика XVI вовсе не из-за каких-то симпатий к королю, а из желания опереться на остатки престижа монархии и на роялистские силы в борьбе против монтаньяров. Жиронда проявила куда больше усилий спасти Людовика, чем интервенты или его эмигрировавшие братья, которые предпочитали видеть короля мертвым, но не пленником в руках народа.Суд над королем заслонил на время все другие сложные проблемы, выдвинулся в центр политической борьбы. Лагерь монтаньяров казался единым в решимости добиться осуждения короля. Но так ли это было в действительности? Знаменитый французский историк А. Матьез в начале XX в. опубликовал работы, в которых давался отрицательный ответ на этот вопрос. Матьез считал, что один из главных лидеров якобинцев, Дантон, вел двойную игру и что это повлияло на процесс Людовика XVI [318] . Однако независимо от оценки роли Дантона не подлежит сомнению, что предпринимались серьезные закулисные попытки спасти Людовика XVI и что реакция имела своих агентов в революционном лагере.
318
Mathiez A. Autour de Danton. Paris, 1926; Mathiez A. Robespierre terroriste. Paris, 1921, p. 119—120; Borthou A. Danton. Paris, 1932, p. 417—44І; Beliard O. La vie tragique de Danton. Paris, 1946, p. 258— 265.
Все тайные и явные происки, направленные на то, чтобы предотвратить вынесение приговора королю, потерпели неудачу. 15 января 1793 г. Конвент приступил к поименному голосованию по трем вопросам. На первый из них — «Виновен ли Людовик XVI?» — подавляющее большинство — 683 человека — ответило утвердительно.
Значительно большие споры вызвал второй вопрос: «Следует ли любое принятое решение передавать на обсуждение народа?» Большинством голосов Конвент отклонил попытку оттянуть решение вопроса о короле, передав его на референдум.
Главное сражение развернулось по третьему вопросу: «Какого наказания заслуживает Людовик?» Народное негодование, давление публики, заполнившей галереи для зрителей, заставили жирондистских лидеров отказаться от мысли прямо выступить против смертного приговора. Верньо, ранее рьяно защищавший короля, произнес свой вердикт: «Смерть». За ним последовали Бриссо, Луве и другие жирондисты, выступавшие за смертную казнь, но с отсрочкой — до принятия новой конституции. За смертную казнь без всяких условий голосовало 387 человек, за смертную казнь условно или за тюремное заключение-334. Большинством в 53 голоса Людовик был приговорен к смерти. Но жирондисты все еще пытались спасти положение. Лишь после новых жарких прений 19 января Конвент постановил немедленно привести в исполнение смертный приговор. 21 января 1793 г. Людовик XVI был казнен [319] .
319
Soboul A. Le proces de Louis XVI. Paris, 1946.
Казнь короля была важным этапом в развертывании революционного террора. Эффективным орудием его были внесудебные учреждения, особенно революционные армии в департаментах [320] .
Среди судебных органов, осуществлявших террор, главная роль принадлежала парижскому Революционному трибуналу.
9 марта 1793 г. для разбора судебных дел политического характера путем реорганизации Чрезвычайного уголовного трибунала, который начал действовать еще 17 августа 1792 г., почти сразу же после падения монархии, был образован новый судебный орган. Решения этого органа, получившего название Революционного трибунала, являлись окончательными, обвиняемые не имели права апелляции.
320
Cobb R. Les armies revolutionnaires. Instrument de la terreur dans les d6partements, vol. I, II. Paris, 1960—1963.
Более чем полтора века в исторической литературе и публицистике не прекращаются идейные споры вокруг оценки деятельности этого трибунала. Еще оппоненты И. Тэна, написавшего в конце XIX в. крайне тенденциозную и клеветническую историю Великой французской революции, подчеркивали: нельзя понять революционный террор, не представляя себе активности врагов якобинской Франции. Это все равно что на картине, изображающей двух схватившихся в смертельном поединке людей, замазать краской фигуру одного из бойцов. Оставшийся предстанет тогда в напряженной неестественной позе, с налитыми кровью глазами, яростно пытаясь повалить наземь несуществующего врага. Либеральный историк А. Олар, который подверг критике такую концепцию террора, рассказывал, что в 80-х годах XIX в. была даже произведена попытка покушения на его жизнь за положительное отношение к французской революции.
Однако и либеральная точка зрения Олара и радикально-демократическая концепция критиковавшего его А. Матьеза не могли дать научной оценки исторической роли и смысла якобинского террора. Консервативные тирады против революционного террора сопровождались либеральными обличениями террора вообще, к которым присоединились попытки оппортунистов запугивать яко-бинизмом. Для анархистов (например, бакунистов) и других представителей мелкобуржуазного и ультралевого авантюризма было типично некритическое отношение к якобинскому террору, воспевание как раз тех его сторон, которые не способствовали достижению революционных целей. В рамках этих общих дебатов продолжается и борьба вокруг характеристики тех или иных процессов, проходивших в Революционном трибунале. Диапазон колебаний тут от оправдания его заведомых ошибок до представления в виде преступной ошибки главной политической линии трибунала. В этой связи неодинаково оценивается достоверность обвинительного заключения в различных процессах, по-разному решается вопрос о доказанности преступлений, которые вменялись подсудимым. Так, реакционный историк Валлон, излагая процесс генерала Кюстина, пытается убедить читателя в его невиновности, умалчивая о важных показаниях, свидетельствовавших в пользу обвинения [321] .
321
Wallon H. Histoire du Tribunal revolutionnaire de Paris, t, 1. Paris, 1880, p. 226—252. Ср. Коган Ф. H. Генералы-изменники перед лицом Революционного трибунала.—Ученые записки ЛГУ. Серия исторических наук, вып. 6. Л., 1940, с. 142—157.