Судья
Шрифт:
— Вы будете решать, кто последний подонок, а кто святой? Вы много на себя берете! Это грех! Вспомните слова Иисуса: „Не суди, да не судим…“
— „Узки врата, ведущие в Царство Божие“, — оборвал он. — Вот Его слова.
Звенящая тишина.
Мои нервы натянулись. Из какой преисподней выполз этот нехристь? Этого, черт побери, не было в ПЛАНЕ!
Я оглянулся. Руслана не было. Андрея тоже. Я стоял один на один с внезапно загудевшей толпой. Смиренное доверие сменилось враждебностью.
Провал.
— Не слишком ли много треволнений для такой ерунды? — спросил Андрей.
Втроем
Я не знал, что Андрей задумал. Меня это пугало. От него я не ждал ничего хорошего.
— Это не ерунда, — Руслан рывком поднялся с кресла. — Это вера.
— Ах, брось ты свои бредни! Вера, надежда. Это бизнес, Руслан. И ты об этом знаешь.
Они стояли друг против друга, сжимая кулаки. Я вжался в кресло, скованный страхом.
Конечно, я был на стороне Руслана. Андрей циничен, хитер и опасен. Я вообще удивлялся, чего Руслан таскает его повсюду. Толку-то от Андрея не особенно.
Некоторое время они мерялись волей. Кулаки разжались, дуэлянты разошлись по углам ринга. Я с облегчением вздохнул.
В следующую субботу я с напряженным вниманием вглядывался в собравшихся. К счастью, длиннолицего среди них не оказалось. Он явно считал нас шарлатанами.
Я расслабился. Вспомнил слова, сказанные накануне Русланом: „Успокойся. Сколько таких? Этот, еще один. Им не сломать нам хребтину“.
Обернулся. Руслан подмигнул, показал сложенные колечком большой и указательный пальцы. Andre отсутствовал, чему я был только рад.
— На прошлом собрании я рассказывал вам об Иисусе, — начал я. — Нас прервали.
— Его здесь нет! — с торжеством в голосе объявил подросток в очках, с повязанным на шее пионерским галстуком.
— Мы вам верим! — женский голос. — Расскажите еще что-нибудь!
Я задержал дыхание. Наступило время передать им новое откровение.
— В момент медитации, в кульминации слияния с Сущим, я видел Христа. Об этом я говорил. Но я не успел сказать всего.
Христос, стоя внутри некоего энергетического шара, рек:
— „Бог видит тебя, друг мой. Он уповает на твои труды, как ты уповаешь на Него в молитвах своих. И как ты воздаешь Ему за насущное благодеяниями и трудами праведными, так Он воздаст тебе. Не сторицею, а сколько понадобится, и сверх того. Не сколько попросишь, но более. Не когда попросишь, а когда отчаешься и утратишь надежду.
Так говорит тебе Бог, и то же во чреве твоем передает другим, мужчинам и женщинам, детям и старикам, грешным и праведным, юристам, поэтам и проституткам — ибо Он есть и Бог проституток!“
Я сказал: „Хочу познать Бога“.
Христос печально улыбнулся. Покачал головой.
— „Познать Его невозможно. Ибо Он — Все — или Ничто — как тебе нравится. Познавать Его можно вечно, и чем больше ты будешь узнавать, тем дальше будешь от истины. Нельзя познать Бога. Возможно лишь… быть Богом“.
Я спросил, что это значит.
— „Знай же, Бог не один, а есть два Бога: Бог-Отец и Бог-Мать. Он наказывает, воздает
по заслугам, творит справедливость. Он суров, тверд, терпелив. Она прощает, одаряет и принимает. Она добра, мудра и милосердна.Ибо в Боге Едином воплощены и мужчина, и женщина — неразделенные, неразлучные. Потому надлежит влюбленным вступать в священный брак, чтобы стать плотью единой, и без того не сходиться.
Так говорю я: не твори Зла, не пылай ненавистью, прощай врагов своих. Не суди никого, прощай, даже если убьют детей твоих, без сердца же и помощи никого не оставляй.
Не прелюбодействуй и не усердствуй в малом. Не говори от полноты сердца. Пусть слова будут холодны, словно глыбы ледяные. Не изрыгай речей пламенных, подобно дракону, и не будь во злобе.
Ибо чем убивать: словом или мечом? Проклятие же бывает страшнее атомной бомбы.
Не мечи бисера твоего перед свиньями. Лучше находиться в одной клетке с голодным львом, чем в одной комнате с вульгарными.
Праведникам Бог отдает самое лучшее, как домовладыка любимым сыновьям: добро, милость, радость жизни. Верным супругам Он дарует покой, уют, приятную усталость после трудов.
Грешникам же и раскольникам все прочее: болезни, одиночество, измены, отчаяние, СПИД, наркотики и неотвратимая гибель.
Такова главная заповедь: любишь — люби, и будешь любим. Любит ли мужчина женщину, женщина — мужчину, или мальчик женщину, или девушка старика, мужчина мужчину, женщина — женщину — да будут верны душой и телом. Ибо должно отдаваться целиком. Не будь отступником и не верти головой по сторонам. Сделав выбор, сожги мосты.
Грешник подобен строителю, воздвигшему дом из песка и фекалий в центре шторма: обрушится дом, и останется на месте том болото зловонное и прах смердящий.
Праведник подобен строителю, воздвигшему дом из хрусталя на твердой почве в ясную погоду: устоит дворец тот вовеки, и не обрушится, но воссияет в вечной славе“.
Я замолк, переводя дух. Люди зашевелились, заерзали на жестких сиденьях.
Я же презирал себя. Я ведь рассказывал об Иисусе, и сам как бы выступал от имени Иисуса. Господь стоял у боковой дверцы за сценой, где обычно стоял Андрей, и вслушивался в каждое слово, которое я пытался отдать людям. А я всей душой чувствовал, как убога моя духовность, какой я еще щенок.
Я прошел сцену, по ступеням спустился к просветленным лицам. Глаза — удивленные, жадные, задумчивые — распахивались навстречу.
Я обходил ряды, сосредоточенный и плавный. Я чувствовал их веру и сомнения, страхи и надежды, пропускал через фильтры сознания, как сигаретную дрянь в легких.
Я споткнулся, словно долбанулся лбом о низкую притолоку. В пятом среднем ряду с краешку сидела женщина с семилетним сыном на коленях. В один призрачный миг мне почудилась Таня — прекрасная, гордая, неприступно-холодная. С собранными в хвост темно-русыми волосами. Ребенок на коленях у женщины имел ангельские глаза цвета океанских глубин. Редкий оттенок. Мой оттенок. Нежные пальчики сжимают красного леденцового петушка. Оба смотрят на меня. Богоматерь — с насмешливой улыбкой, мальчик-Иисус — с испуганным любопытством.