Судья

Быстров медленно поднял глаза.

— Не хочешь ли ты сказать, что он сам толкнул сына под колеса? А потом довел жену до безумия?

Точилин пожал плечами.

— Почему нет? Сгубил близких, получил денежки, а потом — под мосток и молчок.

— Вот гаденыш!

— Да, — Точилин покачал головой. — Он хитрый и скользкий, как угорь. А с виду чист, как Богоматерь.

— Но какое это имеет отношение к Судье?

— Сам пока не знаю. Но подумай: тогда Судья убил пятерых, и через Воронцову это приводит нас к «Церкви Любви», а значит, к Покровскому. И теперь Судья вновь объявляется.

— И что? Покровский тоже здесь?

Точилин усмехнулся.

— Капитан! Я тебя поздравляю! Уже три года Покровский живет в Высоких Холмах. У тебя под носом. И мирно учительствует в школе.

Быстров рассмеялся. Поднял руки: сдаюсь.

— Нам повезло.

— Невероятно повезло, — подхватил Точилин. — Он и есть тот самый новый знакомый Инны Нестеровой, о котором я тебе говорил.

— Иди ты! Как они познакомились?

— В ночном клубе, в кафе. Где там еще знакомятся? Не знаю. В общем, обычное знакомство… если не считать того, что между ними нет ничего общего. Думаю, они уже пару раз переспали. Был конфликт с Бубновым, из-за чего Покровский сильно пострадал. Его не так-то просто испугать.

Инна бросила Илью. Теперь у нее роман с нищим школьным учителем. Интересная история, правда?

Быстров кивнул. В его голове начала складываться ужасная картина, которую он боялся представить четко.

— Что ты намерен делать?

Точилин сощурился.

— Думаю, господин Покровский требует к себе пристального внимания.

Проснулась она в постели. Села.

Сердце охватил холодный ужас.

Инна увидела рядом спящего Павла и облегченно выдохнула.

Даже во сне у Павла было усталое, напряженное лицо. Инна убрала волосы ему со лба.

Одевшись, она по привычке схватилась за мобильник. SMS. Пришло ночью.

Илья.

Илья? Инна с недоумением огляделась на спящего Павла.

Ахнула, и чуть не выронила телефон. В один миг вспомнила произошедшее вчера днем и ночью. Будто увидела ожившего мертвеца.

Ее рука дрожала, когда Инна прочла:

Я жив. Не волнуйся. Хочу тебя. Где и когда?

Прикусив губу, Инна напечатала:

Нигде и Никогда Не хочу тебя ни видеть ни слышать Все кончено Забудь мое имя.

Когда Павел встал, Инна рассказала ему все.

— Я удалила его из мобилы.

Он с мрачным видом прихлебывал кофе, держа чашку забинтованной рукой.

Инна повернулась к раковине. Начала мыть посуду.

— Я знаю, о чем ты думаешь.

Ее руки замерли. Девушка обернулась.

Играя желваками, Павел смотрел на нее.

— Ты ощущаешь перемены. И против воли вспоминаешь прошлое. Ты удалила Илью из телефона, но не из сердца. Рана кровоточит.

Инна отвернулась.

— Все кончено. Забудь.

Павел усмехнулся.

— Если он явится, я его убью.

Глава 27. Подвал

Илья спускался по влажным каменным ступеням в темный подвал. Затхлый воздух источал горькую тошнотворную вонь. Стены из белого кирпича покрыты серо-зеленой слизью. На полу засохшие пятна черной крови, битые бутылки, обрывки одежд. Холодный мрак пропитан страхом, болью и отчаянием, наполняет сердце болезненной тревогой.

Илья одет в черную мантию. В руке факел. Дрожащее пламя озаряет потолок и каменные стены.

Он держит за руку Веронику, которая почти не дышит. Круглыми от страха глазами оглядывает подвал.

Они следуют позади. Андрей (Болт) и Саша. Лица серьезны и торжественны. На поверхности Кровавого Ада, где днем и ночью продолжается бессмысленный Бал Живых Мертвецов, они великолепно играли роли тупых хулиганов, ни на что не годных бездельников. Здесь они были настоящими.

— Илья, — голос Вероники дрожал. — Давай уйдем отсюда, а? У меня сердце не на месте.

— Зассала? — Илья ухмыльнулся. — Вали. Знать тебя не желаю!

Он до хруста сжал ее тонкие пальчики, причиняя дикую боль. Вероника заткнулась. Уставилась под ноги. Из глаз брызнули слезы. Потекла тушь.

Илья улыбнулся.

Они обогнули угол и оказались в просторной комнате. Из всех щелей веяло ледяным дыханием Смерти.

Илья поднял факел. Вероника закрыла рот ладонью, сдерживая крик.

Стены испещрены дьявольскими письменами, пентаграммами, рисунками в стиле Босха: демоны с кожистыми крыльями и горящими глазами. Демоны пожирают младенцев. Демон слоновьим членом насилует девушку, дьявольски похожую на Инну (рисовал Илья). Жертвы концлагерей — ходячие скелеты, завернутые в кожу — корчатся и стонут в агонии, утопая в черной кипящей лаве.

Но Вероника в первый же миг начала терять рассудок вовсе не из-за рисунков.

На полу мелом очертили в круге пентаграмму, запечатав Адские Врата. В круге, истекая кровью, лежала голая девушка. Кожа жертвы представляла собой карту боли: продольные рассечения от макушки до пяток, поперечные разрезы опоясывают все тело. В изголовье столб с пылающим перевернутым крестом (огонь никогда не угасал). Во рту девушки под языком — обмазанный фекалиями кусочек ладана. Глаза, от нестерпимых мучений вылезшие из орбит, с диким ужасом таращатся на сводчатый потолок. Руки согнуты в локтях, прижимают к груди образ Пречистой Девы (вместо глаз и рта у Машки — ожоги от сигарет). Поперек груди Богоматери — надпись кровью: ШЛЮХА.

Илья вздрогнул. Сердце сжалось от нестерпимой боли. Взор заволокло туманом слез.

Два года назад. Церемония в честь праздника Пасхи. Под хор чистых голосов, поющих о Боге и любви, по центру кафоликона расхаживает, помахивая чадящим кадилом, жирный священник в расшитой золотом фелони.

Илья, Андрей и Саня вломились в храм, пьяные подростки. Раздетые до пояса. Мускулистый торс Ильи блестел от пота, и невольно приковывал взгляды прихожанок.

Илья закусил губу, чтобы не заплакать от боли. Вспомнил, как метался в тесном для него храмовом пространстве, словно сибирский шаман, по-обезьяньи размахивая ручищами. Андрей и Саша пинали скамейки, крушили витрины с церковными товарами.

— Что это? — заорал Андрей, тыча пальцем в иконку с изображением Христа. — Дешевая подделка! Здесь должен быть автограф: «На память от Иисуса!» Говно!

Он плюнул на иконку. Послышался крик — одна из прихожанок лишилась чувств.

Хоровое пение оборвалось, как лопнувшая струна. В храме воцарилась тишина. На лице епископа — ужас пополам с отвращением.

Илья наткнулся на образ Богоматери. Вздрогнул. Пляска прекратилась. На миг его лицо исказилось невыносимым ужасом. Потом Илья разрыдался.