Суета сует

— Не знаю, — Шахов машинально наблюдал, как Мария привычно, не замечая этого, выкатила вторую вагонетку, втолкнула в клеть порожние. — Николай как? Здоров?

— Здоров, чего ему сделается, — Мария пренебрежительно махнула рукой. Набросила защелку. — Здесь робит. На пятьсот двенадцатом горизонте, — дернула два раза ручку сигнала. Клеть приподнялась немного, замерла на секунду и поплыла вниз.

— А Славик? — Шахов равнодушно проводил клеть взглядом.

— Большой уже. Нынешним годом ему в школу… — Мария выдернула из многодырчатой дощечки полированный колышек, воткнула его в соседнее гнездышко: отметила количество поднятых пар вагонеток. — А как вы?

— У меня все отлично, — заверил Шахов и, чтобы не вдаваться в подробности, спросил деловито: — Начальник здесь, не знаешь?

— Тут был, — женщина посмотрела на контору. — А вы к нему?

— Надо зайти, — Шахов тоже посмотрел в ту сторону. — Может, я вечером к вам загляну. Не возражаешь?

— Заходите, заходите, — обрадовалась Мария. — Мой-то часто вас вспоминает. То-то праздник для него будет.

— Привет ему передай! — уже отходя от нее, крикнул Шахов.

Поднялся на низенькое, в две ступени, крыльцо длинного, точно барак, дома. Прошел через просторную, со свежевымытым полом, раскомандировку, постучал в дверь с табличкой «Начальник шахты». Вошел.

Начальник, крупноголовый, с длинными залысинами, с лицом усталым и недовольным, прижимал плечом к уху телефонную трубку и, соглашаясь с кем-то, поддакивал: «Да-да… понимаю», а сам неторопливо перелистывал бумаги, делал какие-то пометки карандашом. Поднял вопросительный взгляд на вошедшего. Тот отгородился ладонью — говорите, мол, говорите, я подожду.

— Вы ко мне? — начальник зажал трубку рукой.

— Да, пожалуй, — шепотом ответил Андрей Михайлович. — Я Шахов.

Начальник радостно закивал, показал рукой — садитесь.

— Хорошо, сделаем, — сказал в трубку и положил ее. Встал, обошел стол, протянул руку: — Здравствуйте! — Крепко стиснул ладонь Шахова, тряхнул. — Давно ждем… Доброхотов Сергей Львович. В кадрах были?

Шахов тоже представился и усмехнулся.

— Нет, в отделе кадров не был. Я сразу к вам. Хочу посмотреть. Может, еще и не соглашусь быть у вас геологом.

— Согласитесь, — добродушно засмеялся Доброхотов. — Для геолога здесь рай — полно работы, сложностей. А вы такое любите… — Он осторожно, чтобы это не выглядело фамильярно, взял Шахова под руку, усадил около стола. Сам прошел на свое место. — Я ведь когда узнал о вашей кандидатуре, навел кое-какие справки, — и посмотрел лукаво.

— Вот как? — Шахов недовольно нахмурился. — Тайное досье?

— Ну зачем так, — обиделся Доброхотов. Потянулся к пачке сигарет, которые лежали в стороне. — Просто я поинтересовался в тресте у Василия Ефимовича Сокольского, почему он так настойчиво рекомендует именно вас. Василий Ефимович дал вам самую лестную характеристику. Вы с ним знакомы?

— Конечно, — Шахов тяжело посмотрел на него. — Сокольский и упросил меня съездить сюда. Я не хотел на эту шахту, но… интересно взглянуть.

— Да, Василий Ефимович хоть кого убедит, — Доброхотов щелкнул зажигалкой, прикурил. Поразглядывал, улыбаясь, остренькое пламя. — Наш участок — его любимое детище. Без Сокольского никогда не удалось бы пробить северный вариант. Василию Ефимовичу есть чем гордиться — такое месторождение открыл, такой переворот в геологии произвел…

— Мне это известно, — сухо перебил Шахов. Встал. — Пойдемте к вашему геологу. Надо бы познакомиться, побеседовать.

— Пожалуйста, — начальник шахты деловито поднялся, прошел вперед, открыл дверь… В коридоре, указывая на двери, перечислял с гордостью хозяина, которому есть чем похвастаться: — Раздевалка люкс… Душевая. Сушилка. Ламповая… Красный уголок.

Шахов вежливо кивал, но туда, куда показывал Доброхотов, не смотрел и слушал невнимательно.

— Вот ваш будущий кабинет, — начальник открыл дверь. — Прошу.

Пропустил гостя вперед, и Андрей Михайлович увидел бывшую Наташу Сокольскую, а теперь конечно же Наталью Васильевну — повзрослевшую, со строгой короткой прической, со спокойным лицом женщины, у которой все в жизни хорошо и ясно.

— Ну, здравствуй, Самарина, — Шахов протянул руки, подошел к столу. — Кстати, что это за Самарин? Лешка?

— Не Лешка, а Алексей Викторович, — Наталья Васильевна улыбнулась, погрозила пальцем. Встала, подала для приветствия руку: — Здравствуй… Я уже неделю ни жива ни мертва, как узнала, что ты приезжаешь. Какой, думаю, стал Шахов… Андрей Михайлович.

— Да и я-то ехал, честно говоря, только чтобы на тебя посмотреть…

— Шахов, не ври, — засмеялась женщина. — Ты никогда не умел врать!

— Ну, я тут, вижу, лишний, — напомнил о себе начальник шахты. — В таком случае, разрешите, оставлю вас. Дел невпроворот.

— Кто же теперь твой Алексей Викторович? — спросил Шахов, когда дверь за Доброхотовым закрылась. — Стал он гармоническим человеком?

— Для меня давно, — почти серьезно ответила Наталья Васильевна. — А вообще-то он главный инженер рудника.

— Смотри ты! — удивился Шахов. — Значит, по-прежнему уверенно, от вехи к вехе, идет вперед?

— Да, пожалуй, — женщина без улыбки кивнула. — Ты ведь знаешь, наверно, что его в трест переводят?

— Знаю. Мне Василий Ефимович сказал, — Шахов подошел к окну, принялся разглядывать копер, самосвалы. — Мы с твоим отцом о многом поговорили… Очень о многом, — он выпятил грудь, сдерживая вздох.

— И что же? — осторожно спросила Наталья Васильевна.

— Как пишут в газетах, встреча прошла в обстановке откровенности и взаимопонимания, — Шахов, усмехнувшись, отвернулся, уперся ладонями в подоконник. — Ты ведь знаешь отца, он не из тех, кто меняет взгляды.

— Зря ты тогда уехал, — еле слышно сказала женщина. — Все могло быть по-другому. Помнишь, Алексей хотел поставить вопрос на парткоме, а ты…

— Какой вопрос, что еще за вопрос?! — возмущенно перебил Шахов. Резко развернулся, взмахнул, скривившись, рукой. — Нет никакого вопроса! Хватит вам, что Лешке твоему, что тебе теперь, тыкать меня мордой в одно и то же: почему, дескать, не боролся, почему не отстаивал? С кем бороться? С твоим отцом?.. Так ведь он, оказывается, сам был за северный вариант и практически доказывал его перспективность, да с такой яростью, что в крестные отцы этой вот шахты попал, — ткнул пальцем за спину. — Отстаивать? Что? Свое авторство? Кричать: я, я первый! Бр-р-р, какая глупость! — повел плечами, поежился. — Да и первым-то был, как ты знаешь, покойный Твердышев. Которого, кстати, с наградой обошли. Так что же собирался Лешка вынести на партком? Что я должен был там защищать? Свои претензии, амбиции, оскорбленное самолюбие, тщеславие? Что? — Перевел дыхание, попросил умоляюще: — Давай больше не будем об этом, а? Скажи лучше, где этот, как его… — наморщил лоб, вспоминая. — Макс?