Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Брежнев дал волю своим эмоциям (отчасти наигранным), заявив, что он не для того потратил целых два дня, чтобы все это закончилось никого не обязывающим разговором. Спор разрешился тем, что Брежнев настоял на получении от Киссинджера „расписки" на простом листе бумаги о готовности правительства США подписать такое соглашение. Расписка, разумеется, не имела большой юридической силы, но она доставила чувство удовлетворения Брежневу, который затем с гордостью рассказывал членам Политбюро, как он „выбил" эту расписку у Киссинджера. Он, видимо, считал это своим большим дипломатическим достижением. Внешне же вся эта сцена немного напоминала знаменитую сцену торга между Чичиковым и Собакевичем из комедии Гоголя „Мертвые души".

В одной из последних бесед с Никсоном, когда я вернулся в Вашингтон после встречи в Завидово, президент сказал мне, что его несколько удивило неверие советского руководства в его готовность заключить такое соглашение. Ведь простая расписка Киссинджера, заметил Никсон, никак не помогла бы, если уж я решил бы отказаться от такой договоренности.

Я постарался представить этот эпизод как шутку Брежнева.

В целом обмен мнениями с Никсоном по итогам поездки Киссинджера показал, что президент был твердо настроен на проведение действительно результативной встречи с Брежневым.

Надо сказать, что Брежнев любил пошутить, когда встречался с Киссинджером и его советниками. Вспоминаю такой эпизод. Как-то во время краткого отдыха зашел разговор о часах. Сонненфелдт, советник Киссинджера, похвалился своими швейцарскими часами. Неожиданно Брежнев, закрыв свои наручные часы рукой, предложил Сонненфелдту обменяться — не глядя — часами. Последний сперва заколебался, но затем, видимо, решив, что у Генерального секретаря ЦК КПСС должны быть дорогие часы, согласился на обмен. Сделка состоялась. Оказалось, что Брежнев носил простые советские часы, подаренные ему коллективом какого-то часового завода. Часы были хорошего качества, но со стальным, а не золотым корпусом, как, видимо, ожидал американец. Короче, его часы стоили дороже, чем брежневские, но Сонненфелдту пришлось утешиться тем фактом, что теперь у него были сувенирные часы, которые носил руководитель Советского Союза.

По окончании переговоров Брежнев предложил Киссинджеру прогуляться с ним на автомобиле по окружавшей Завидово живописной сельской местности. Тот охотно согласился, не зная, конечно, что ему предстоит пережить.

Дело в том, что Брежнев любил сам водить автомобиль, да к тому же на очень большой скорости. В течение примерно получаса они вдвоем (охрана мчалась сзади) неслись по извилистой и довольно узкой дороге.

Эта поездка „с ветерком", как мне показалось, основательно потрясла Киссинджера, которому совсем не улыбалась перспектива попасть в аварию где-то в лесах России, хотя и вместе с советским лидером. Последовавшая сразу же за этим не менее скоростная прогулка на мощном катере в верховьях Волги, видимо, окончательно выбила Киссинджера „из колеи". Он даже на какое-то время лишился присущего ему чувства юмора.

Накануне визита

В одну из наших встреч Киссинджер затронул „уотергейтское дело", но с явной целью показать, что сам он в этом не замешан и что оно не повлияет на его положение в Белом доме. Наоборот, утверждал он, его положение даже упрочилось, поскольку из Белого дома вынуждены были уйти два ближайших помощника президента, Холдеман и Эрлихман, замешанные в этом скандале, с которыми Киссинджер вообще не всегда ладил.

Киссинджер подчеркнул далее в беседе, что президент не допускает и мысли о возможности своей отставки. По его словам, политические противники президента еще несколько месяцев будут активно использовать этот скандал против Никсона, но, в конце концов, все снова встанет на свои места. „Никсону, конечно, очень обидно и досадно, что его соотечественники как-то забывают все его большие достижения в области внешней политики, а это пустяковое, по существу, в условиях Америки дело раздувается его врагами до гиперболических размеров", — сказал он.

Он признал вместе с тем, что это „дело" отнимает у Никсона много времени и мешает ему сосредоточиться на важных внешнеполитических вопросах.

В конце мая Никсон передал на рассмотрение Брежнева подробную программу его визита в США.

Однако в начале июня под угрозой срыва оказалось подписание на встрече соглашения об основных принципах по стратегическим вооружениям. В последний момент Никсон, опасаясь критики своих оппонентов в стране, в категорической форме внес в текст некоторые изменения, которые Брежневу, хотя и с неохотой, все же пришлось принять.

Рассерженный Брежнев отклонил, в свою очередь, предложение Никсона побывать, помимо Вашингтона, и в его личном доме в Сан-Клементе, сославшись на запрет врачей (у Брежнева действительно появились первые симптомы нарушения мозгового кровообращения, но пока в слабой форме, и об этом мало еще кто знал).

11 июня мы вместе с Киссинджером тщательно „дошлифовывали" документы, которые готовились к подписанию во время встречи. Работали также над совместным коммюнике. В конце он сказал „откровенно, без дипломатии", что Никсон очень обижен отказом Брежнева побывать у него дома в Сан-Клементе и это может сказаться на ходе всей встречи. Я тогда решил послать телеграмму в Москву с рекомендацией пойти все же, если можно, навстречу этому пожеланию Никсона. На следующий день Брежнев сообщил Никсону, что он решил „пойти наперекор советам врачей" и поехать в Калифорнию.

Около 12 часов ночи мне позвонил сам Никсон. Прошу передать Генеральному секретарю мою благодарность за такое его решение, сказал он. Я приглашаю его поселиться в моем доме. Уверен, что время, которое мы с ним проведем под одной крышей, послужит еще большему нашему сближению и взаимопониманию. А это немаловажный фактор, ибо я глубоко убежден в том, что мы с Генеральным секретарем, как руководители двух самых могущественных стран, во многом предрешаем судьбы войны и мира на всем земном шаре. Дело тут не в каком-то тщеславии или самомнении. Это историческая реальность. Мой дом в Калифорнии называется по-испански „Каса Пасифик" („дом мира"). Название это давнишнее, без каких-либо претензий, но сейчас оно приобретает немалый символический смысл, подчеркнул президент.

Поскольку все проекты соглашений были подготовлены заранее, то Никсону и Брежневу не надо было вести какие-то переговоры, чтобы завершить подготовку текстов этих соглашений. Поэтому предстоящая встреча давала хорошую возможность для свободного обмена мнениями по широкому кругу вопросов.

Визиту Брежнева предшествовало укрепление его внешних и внутренних позиций. До приезда в США советский руководитель совершил весной успешный визит в ФРГ. Это была вообще первая поездка Генерального секретаря ЦК КПСС в Западную Германию. Был заключен ряд важных экономических и торговых соглашений.

Еще более важным лично для Брежнева было одобрение апрельским (1973 г.) пленумом ЦК внешнеполитического курса, который все больше ассоциировался с его именем. Особо подчеркивалось значение принципа „мирного существования".

Важное значение для Брежнева имели также кадровые изменения в составе Политбюро, которое пополнилось его сторонниками — Громыко (министр иностранных дел), маршал Гречко (министр обороны), Андропов (председатель КГБ). Из членов Политбюро выбыли Воронов и Шелест. Последний был „ястребом", противником улучшения отношений с США, выступал против приглашения Никсона в СССР в 1972 году. Но вернемся к визиту советского руководителя в США.

Визит Брежнева в США (18–26 июня 1973 года)

Брежнев прибыл в США 18 июня. Его сопровождали Громыко, министр торговли Патоличев, министр гражданской авиации Бугаев и другие. С военного аэродрома „Эндрюс", где приземлился самолет и где гостей встречал госсекретарь Роджерс, Брежнев и Громыко, которых я сопровождал, вылетели на вертолете в загородную резиденцию президента Кэмп-Дэвид. Там они остановились на ночь. Прием и резиденция понравились Брежневу, он тут же по спецтелефону поделился своими впечатлениями с некоторыми коллегами из Политбюро в Москве. Утром он вылетел в Вашингтон для встречи с президентом Никсоном. До 23 июня Брежнев жил в Вашингтоне в специальном правительственном особняке „Блэйр хаус" на Пенсильвания авеню, почти напротив Белого дома. Переговоры с Никсоном и подписание ряда документов проходили в Белом доме. Часть бесед они провели в Кэмп-Дэвиде.