Сухая беда

– Афанасий Львович... Что это вы где!
– со стыдливым упреком обратилась к нему Феня, вернувшись со свечкой и глиняным кувшином в руках.

Заметив брошенное платье, она смутилась еще больше, но тот, не обращая внимания на ее слова, проговорил рассеянно:

– Знаешь, Феня... Я нынче взял билет... Дай, думаю, на счастье... И вот, погляди, выиграл.

Он начал шарить по карманам и вынул золотое дешевое колечко с бирюзой.

– Видишь?.. Возьми и носи! Это на счастье. Давай я тебе сам надену. Да ну же, подойди, чего боишься!

– Афанасий Львович, пожалуйте к себе!
– боязливо настаивала Феня умоляющим голосом.

– А то как бы бабушка не проснулась.

– А черт с ней, с бабушкой, если и проснется!
– небрежно ответил Курганов.
– А это вот духи, - продолжал он спокойно, вынимая из другого кармана флакон, перевязанный голубой лентой.
– Всё выигрыши, Феня! Много я этой дряни выиграл нынче; половину бросил. Налей-ка мне бражки стаканчик!

– Идите, право, к себе, Афанасий Львович, вам завтра вставать рано, умоляла Феня, подавая стакан браги.

Курганов отхлебнул и вытер усы.

– Погоди, Феня... Уйдуг - сказал он, - погоди меня гнать.

Он горько вздохнул и в два больших глотка осушил весь стакан.

– Хорошая брага, - похвалил он, начиная закуривать папиросу и чувствуя, что мысли его постепенно начинают путаться.
– А ты слышала, Феня, как арфистки поют?

– Нет, Афанасий Львович... Где же мне слыхать, я в трактиры не хожу.

– И не ходи. Там всякое безобразие... Лучше, Феня, книжки читай... Я, пока читал, хорошим был человеком...

А это все чепуха... Зло!.. Ты умеешь читать?

– Умею, Афанасий Львович. Меня дядя начал учить.

Без него я бы ничего не знала.

– Молодец дядя!

Наступило молчание. Феня стояла возле стены, опустивши глаза, и дожидалась, когда Курганов уйдет, а тот сидел на ее постели с папиросой в зубах и задумчиво глядел на тусклое пламя свечи, вертя в руках выигранное кольцо.

– Ну, поди, я тебе надену, - вспомнил он про подарок.

Феня не отвечала. Курганов опять замолчал.

Несколько минут он пристально и спокойно созерцал Феню. Ее молодое лицо казалось ему красивым и, главное, свежим, девственным, почти детским; волосы ее были гладко зачесаны назад и сплетены в косу; от всей ее фигуры, от свежего лица, от скромно опущенных глаз веяло юностью, простотой и, как казалось в эту минуту Курганову, самобытной прелестью, и он мало-помалу залюбовался ею.

Он мысленно сравнивал ее лицо с размалеванными лицами арфисток, которых час тому назад угощал в кабинете, слушая их песни и вольную болтовню, а иных даже обнимал и целовался с ними. Ему становилось гадко от этих воспоминаний. Он глядел на Феню и дивился, как мог он находить удовольствие среди тех, кто доступен каждому без симпатии, без любви, даже без уважения. И ему казалось, что он уже давно ненавидит эти лица с подведенными бровями, этот неискренний хохот, это необузданное веселье, весь этот чад продажной любви, из которого он только что выбрался с тяжелой головой и несвязными мыслями.

– Не гони меня, Феня, - ласково обратился к ней Афанасий Львович, и в голосе его дрогнула скорбная нотка.
– Ты меня давно знаешь. Не бойся меня, я не злой человек.

– Что вы, Афанасий Львович! Кто же говорит... Я не боюсь... Сидите сколько угодно.

– А... ты все не про то, Феня! Ты думаешь, что я у вас постоялец, что я твоей Емельянихе деньги плачу, так мне уж и черт не брат! Сижу, мол, где хочу, делаю, что знаю.

Нет, Феня!.. Ты лучше вот что скажи: веришь, что я не злой человек, что я тебе ничего худого не пожелаю? Коли веришь, садись рядом, а я тебе буду рассказывать...

– Рассказывайте, Афанасий Львович; я слушать буду все равно стоя.

– Садись, говорю тебе!..

Курганов быстро поднялся и схватил ее за руку выше кисти. Феня взглянула на него с недоумением и страхом и прошептала:

– Афанасий Львович!.. Пустите, ради господа!..

– Я с тобой попросту говорю, а ты все дичишься. Ну, бог с тобой! упрекнул Курганов и, выпуская из своей руки ее руку, добавил: - Я думал, ты меня пожалеешь, Феня...

Ну, налей хоть браги еще!

Он сел опять на постель, а Феня подала ему наполненный стакан.

– Ты думаешь, я счастлив?
– продолжал Афанасий Львович, отхлебывая браги.
– Нет, Феня, все это чепуха...

Да, чепуха! И вся жизнь моя - чепуха, просто хоть пулю в лоб!.. Для чего я живу? Ну, скажи, пожалуйста, я живу для какого черта? А? Кому я нужен?

– Что вы это, Афанасий Львович?
– возразила та с недоверием.
– Ваша ли жизнь нехороша?

– Чем же она хороша?

– Да все у вас есть... все вас любят... Сами вы такой...

– Какой это "такой"?

– Молодой...
– сконфуженно договорила Феня, хотевшая было сказать "красивый".

Курганов вздохнул и с грустью махнул рукой, как бы говоря, что его песенка спета.

– Молодой...
– повторил он задумчиво и усмехнулся.
– Был молодой, Феня! Был да сплыл!.. Вон уже скоро плешь начнет протираться... А выпито-то сколько?.. Ведь если все это в котел лить, что я выпил, так зелье то котел проест, а не то что живого человека... Э, где уж тут до молодости!

Зря прошла! А вот ты отчего такая грустная всегда?
– спросил он неожиданно, вглядываясь в ее лицо.
– Или живется несладко?

– Я ничего...

– Знаю, как "ничего"! Уж больно Емельяниха-то у тебя шельма, да и Степаниде Егоровне тоже пальца в рот не клади.

– Нет, за бабушку мне надо бога молить, - возразила Феня.
– Кабы не она, и жить бы как - неизвестно. Конечно, работы много, да я работать умею, мне нетрудно.

– Плюнь ты на свою бабушку. Терпеть ее не могу, старую хрычовку!

– Как же так, Афанасий Львович! Зачем так говорить, это мне даже грешно. Я, может быть... Я, может, и уйду... Только ведь, Афанасий Львович... Только я сама еще не знаю.

– Уйдешь? Куда уйдешь?

– Так... Куда-нибудь...

Феня, теребя руками концы платка, осторожно взглянула на Курганова, как бы решая, можно ли сказать ему тайну, и добавила:

– В монастырь, может быть, пойду... Я давно собираюсь.

– В монастырь?.. Да ты с ума сошла, Феня!
– воскликнул тот.
– Зачем тебе в монастырь?

– Что же здесь-то делать, Афанасий Львович?
– проговорила Феня, волнуясь все более.
– Я ведь... мне ведь.., - Тяжело тебе здесь, вот что!
– разрешил ее колебания Афанасий Львович.
– А говоришь "ничего"! Какой ничего!