Сухие бессмертники. Боевик

"Ох, эти мущинки! – Зевнула Полина. – Себе покоя не дают и других страдать заставляют. Какие-то они все слишком резкие, бесцеремонные. Понятно, они тоже люди, тоже человеки, но… Сплошное увы и ах!

Забавно, но и старая, и новая литература Каравайниковой казались более живой, более красивой, чем личности мужчин-писателей и поэтов, писавших эту литературу. Это же честолюбцы, маньяки воображения. Недаром они прячут своих жен, даже домашнее интервью дают, ни словом не обмолвившись о своей спутнице жизни. Стыдятся за их серость? А может быть, это жены стесняются своих знаменитых, но неказистых мужей? Эти Интеллектуальные Титаны до смешного не похожи на Прекрасного Принца Женской Мечты, навсегда завладевшего каждым женским сердцем. Ведь и я переболела этой бабской дурью. К счастью, в легкой форме. А может быть, эти Титаны еще и в любовном смысле не ахти? Оставляет ли писательская мания достаточно сил для утоления любимой женщины?

Наши пииты только о бабах и умеют хорошо писать. Не слишком ли в их крови женских гормонов? Живость и живописность их писаниям придают исключительно их похотливые чувства к женщине, сдобренные льстивым сиропчиком комплиментов. О чем бы еще могли писать мужчины, если бы не вдохновляющее присутствие на грешной, грубой, грязной Земле Милых дам. Таких изящных, поэтических созданий, милых чаровниц, фей мужских грез о Прекрасном, о Подлинной Красоте.

У Полины зачесалась правая бровь. Густая, не выщипанная по моде, изящно изогнутая бровь. Она покосилась на зеркало, и зеркало с готовностью подтвердило: Ты Красивая! Ты очень красивая!

"А что бы осталось от мой красоты, если бы ее облапали мужики? – Каравайникова кокетливо изогнула бровь и подмигнула своему отражению. Нет, нет, увольте, господа! Мой священный долг оставаться непорочной Весталкой Красоты. Вечной Весталкой Красоты. А не замученной семейным бытом утолительницей презренной мужской похоти. И надо еще посмотреть, кто более важен для эстетики я, девственная Невеста Бога или "нормальная" женщина, порабощенная мужчиной и своими материнскими инстинктами. Много ли радости в этой пресловутой "нормальности", если женщина так выматывается за день, что теряет всякий интерес даже к сексу. Ну, чем отличается такая женщина от меня, не познавшей нормального оргазма? Ну, чем!?"

Нет, нет и нет! Если на то пошло, сами мужики не способны творить произведения в полном смысле совершенные. Без женского руководства они – слабаки. Женщины – это пища их таланта. Мы даем мужчинам эстетические ориентиры в их поэтическом бреду. Женщина – кладезь вдохновения мужчин. Куда бы их завела поэтическая мания, если бы не путеводный образ Прекрасной Дамы, мреющий сквозь туманы и хляби заумных метафор. О, Господи!

Так-то, господа! Куда вы денетесь? А как перестали после 17 года боготворить Прекрасных Дам, так и полез в изящную словесность физиологический натурализм, жестокость, прелюбодеяния и мозглявая абстрактность. Но на сексе далеко не продвинешься, на поклонении Прекрасной Даме замешаны все современные сюжеты. Этот образ слишком прекрасен, чтобы олицетворять "нормальную" женщину. Это символ. А символом не должны повелевать низменные страсти. Разве я не больше подхожу на роль Символа? Не больше "нормальной" женщины, задерганной прозой жизни? Да эти бабы больше думают о любовных утехах с мужиками, чем о Красоте. Это же очевидно.

И с этим зеркало было согласно. Сейчас оно особенно мягко передавало черты прекрасного лица хозяйки своей. Тонкий, почти "римский" нос так изящно окрыляли тончайшие, чудно прорисованные, чуть ли не прозрачные ноздри. Они так трогательно напоминали хрупкие крылышки голубой бабочки. Да, да! Бабочки, собравшейся изящно взлететь на высокий лоб, на чистый, как лепестки ромашки, лоб. Бабочка собиралась полюбоваться этим благородным лбом, любовно вылепленном Создателем на радость человеческого глаза. Создатель не мог не постараться, создавая себе земную Невесту.

Впрочем, и наши дамы хороши. Идут на поводу у мужчин. Потакают их разнузданности. Верят им, когда половую распущенность мужчины трактуют как веяние эпохи демократии, открытости и равенства. Нет, какие мы, женщины, все-таки, дурочки. К эмансипации рвемся. Осмеиваем ханжество, а получается, что проповедуем половую вседозволенность, от которой сами страдаем в первую очередь.

Вот и допрыгались. Послеперестроечные авторы не способны написать ни одного правдивого романа о чистой, возвышенной любви юноши и девушки. А о беднягах поэтах и говорить нечего. Вместо того чтобы создавать Вечные, нетленные стихотворения, поэты унижают свое дарование, рифмуя для торгашей, для их бесчестной рекламы предметы интимного женского туалета и прочую дребедень. Эти хлюсты-бумагомараки способны лишь копировать в своих слащавых опусах прелестные женские образы из классических романов романтической поры. Но как они ни румянят своих современных эмансипированных героинь, от них, все равно, разит распущенностью и плебейством.

Слово эмансипация было для Полины – почти ругательным. Оно свидетельствовало об утрате женщинами главного качества их очарования – самостоятельности, гордой независимости, без которой не сохранить и женственности. Теперь дамы завоевывают свое "женское счастье" так оголтело, с такой коварной, улыбчивой агрессивностью, словно выступают на корриде в качестве матадоров. Их не смущает кровь поверженных конкурентов. Для них жертвы любовного коварства – всего лишь быки, мясо. Фу, как это противно. Зачем оно нужно, такое грязное счастье.

" Я же вот не воюю за свое "женское счастье. Что дала мать-природа и на том спасибо". – Привела Полина зеркалу самый убедительный для нее довод.

– Я никому не изменяю, не отбиваю богатых мужей, не толкаю супругов на преступление ради того, чтобы осыпать себя брильянтами или, на худой конец, купить норковую шубу. Я не подсиживаю коллег, чтобы хоть на ступеньку продвинуться по службе, не продаю свое тело боссу за прибавку жалования… И счастлива, черт меня побери! Счастлива! И счастье мое чистое, как постель девственницы".

Это была очень удачная мысль для начала дня.

"И начнем мы его с двойной чашки кофею". – Фыркнула Полина.

Полина повернулась перед зеркалом одним боком, другим, и, весьма собой довольная, прощально помахала услужливому отражению ручкой.

"Как же много я потеряла, мало общаясь через зеркало со своим прекрасным двойником… Вот уж он врать мне не будет".

Она решила еще немного побаловать себя нежным бездельем и нырнула в постель.

Выпрыгнула из теплой постели, босиком прошлепала на кухню. В ручную мельницу насыпала кофейных зерен сорта Арабика, и стала глубоко вдыхать распространившийся по кухне волнующий аромат кафе.

"Впрочем, чему тут удивляться. – Философски рассуждала Каравайникова, пригубливая обжигающий божественный напиток. Прежде всего – я женщина. С большой, между прочим, буквы. Если бы я не верила в это, где бы я сейчас была после того, что надо мной учинили. На дне Москвы-реки или болталась бы в петле на березе где-нибудь в Измайловском парке.

Да что там говорить! Даже милашка Пушкин не сумел показать миру всей прелести, всего многообразия женских чувств. Он подражал моде на бледные эфемерные создания, с их страстью к обморокам. Бедняжки верили, что слабость здоровья в глазах грубых мужчин свидетельствует об особой тонкости чувств, об особой поэтичности образа Прекрасной Дамы. Увы, Пушкину были неведомы глубины женского скрытного ума. Блеск его – блеск отполированной модой поверхности. Но сколько магии в этом блеске. Посмотрела бы я на его героинь, если окунуть их в помойку нашего быта. А я вот, хоть и унижена, хоть и брошена на колени, но – жива и не просто надеюсь снова стать с колен на ноги, я надеюсь своими руками покарать плохого человека. А на это не каждый мужчина способен.

Нет, все-таки, какие мы женщины молодцы. Есть в нас, есть неподдающаяся описанию тайная сила. Мы, вроде, и не лидеры в этом мире, но мир вертится вокруг нас, вглядывается нам в глаза, вслушивается в наши речи, старается угодить. Наша сила – магического свойства. Женщина – движущая сила цивилизации. А если взять наш сермяжный быт? Именно классические литературные образы прекрасных дам остаются единственным украшением серой, жестокой, безнравственной действительности, где царят законы мужской логики и животные их страсти. Жаль, нет спроса на женский своеобразный ум. Ревнуют мужчины, ревнуют…