Сухой закон

Мишка взъерошил непослушные волосы на голове моего младшего брата, который зашёл следом, и закрыл за собою дверь.

— Ого, Лёша, что это с тобой такое, — с детской непосредственностью выдал Саша, взгромождаясь на стул рядом и указывая на ссадину на моей голове.

Нда, тяжёлых разговоров, похоже, не избежать. Пристальный и встревоженный взгляд матери уже сверлил меня.

Неожиданно выручила сестра.

— Упал он. Таскали какие-то ящики на работе. Давайте-ка всё за стол. Сначала поужинаем и потом все разговоры. Мама, раздевайся, садись, — хлопотала уже вокруг стола сестра.

Мама присела рядом, не сводя с меня настороженного взгляда.

— Всё хорошо, — твёрдо сказал ей я.

— Он отдал часть денег, мама, — подыграла сестра.

— Сам упал? — явно было видно, что мать не верит мне, — Давай я посоветуюсь по работе с Виктором Васильевичем.

Виктор Горский был из первой волны эмигрантов. Дела его, мягко говоря, были не совсем законны. И он был «в авторитете» в нашей части Бронкса. Однако это было бы глупо. Идти решать такую проблему к тому человеку, который запросит неизвестную цену. Которая может быть ещё хуже, чем долг ирландцам. Отец почему-то не хотел брать у него деньги и строго-настрого запрещал нам иметь дело с ним. Почему — никогда не говорил. Но у меня не было желания проверять причину такого поведения.

— Нет, не делай этого, пожалуйста, мама. Всё в порядке, — твёрдо попросил я, смотря на неё.

— Суп стынет! — подогнала нас Тоня, и мы молча принялись ужинать. Тишина была напряжённой. Все, кроме маленького Сашки, нахмурено смотрели в свои тарелки. Мы с Тоней не хотели пересекаться взглядом с мамой.

От неприятного разговора меня спасло то, что ей нужно было идти на ночную подработку няней. Маму заняла разговором сестра, а я усиленно делал вид, что мне чрезвычайно важно уделить внимание младшему брату, рассказывавшему о своих «приключениях» за день.

Мама ушла, и я, наконец-то смог пройти в комнату, где жил вместе с Сашкой. В соседней теперь обустроились сестра и мать. Маленькие клетушки, в которых помещались только кровати, сколоченные из досок от ящиков, да тумбочки. И крючки для одежды на стене. У женщин висело простое зеркало. Сашка быстро уснул. Я укрыл его одеялом и задумался. Из этого состояния меня вывел шорох около двери.

— Куда ты, Тоня?

— По делам. Обязательно выстави суп на… — в голосе сестры я услышал такие нотки, которые сразу заставили напрячься.

— Повернись-ка!

— Зачем, — сестра остановилась в дверях.

— Я прошу тебя, — сказал я как можно мягче. Нельзя в такие моменты давить на женщин. Только хуже будет.

Она обернулась. Глаза подведены чёрной дешёвой тушью. Прямо полностью вокруг, но даже для новой моды Нью-Йорка — это было чересчур. Бледное-бледное лицо, красные румяна. Волосы закручены в локоны и подхвачены обручем. Взяла остатки косметики мамы.

— Не ходи туда.

И тут её прорвало:

— А что ты ещё предлагаешь, Лёша? Как мы сможем выплатить такую сумму? Что ты будешь есть завтра? Как отправлять в школу Сашу? Восемьсот долларов! Я видела на прошлой неделе Пита. И он звал меня… на «работу»… Ты знаешь ещё какой-то путь? Идти к Горскому? Так там будет то же самое. Тем более придётся работать тут — в Бронксе. Как я буду потом ходить по улице? А ирландцы хотя бы далеко… — сестра сорвалась и всхлипнула. Слёзы покатились по её щекам. Она быстро стёрла их, — Твою… Сейчас тушь потечёт!

— Почему ты не сказала нам о том, что предлагал Пит?

— Зачем? Я же знала, что ты будешь против. Я и сама не собиралась до этого дня. Про маму и говорить не стоит. Ей всё равно не сказала бы. Так, я буду с утра, постараюсь прийти до того, как она вернётся. Сашка на тебе. Пойми, несколько месяцев и я отработаю этот долг. И всё снова станет нормально… Иначе будет хуже. Ты знаешь, это страшные люди!

— Ты в это веришь? — я старался говорить как можно спокойнее и твёрже, вкладывая в интонацию больше уверенности, — Пойми, это всё враньё и замануха. Ты видела хоть одну девушку, которая смогла выйти из этой «работы» просто так? Сразу скажу — нет.

Тоня опустила глаза вниз. На лице её была растерянность. Это хорошо. А то она больно уж решительно намылилась в публичный дом.

— И что ты предлагаешь, Лёш?

Я подошёл и взял её за плечи:

— Посмотри на меня. Пожалуйста. Поверь мне — я разберусь с этой проблемой. Я тебе обещаю. Не надо идти ни к какому Питу. Просто помоги мне.

Она снова всхлипнула:

— Чем?

— Сделай так, чтобы мама не беспокоилась и не задавала лишних вопросов. У тебя это получится лучше. И дай мне время. Работать… эм, сверхурочно.

Тоня подняла глаза и тихо затараторила:

— Что ты намерен сделать? Это законно? Ты задумал кого-то убить?

— Погоди. Ну что ты?! Я не собираюсь никого убивать. Это глупо. Просто доверься мне. Я тебя прошу. Мне нужна твоя помощь. Сделай, так чтобы дома всё было в порядке и ровно. Теперь я за вас всех в ответе.

Я заглянул ей в глаза. Повисла пауза. Вот такие паузы и решают очень многое.

— Хорошо, — она закусила губу и нахмурилась, — Но я хочу знать — что ты будешь делать.

— Это исключено, — мягко ответил я, — Никто, повторюсь, никто не будет знать о том, что я делаю. Понимаешь?

— Тогда я не…

— Послушай, — я добавил силы в голосе, — Это для вашей же безопасности. Сашкиной безопасности!

Я надавил на болезненное место. Младший брат — это наша звёздочка. Так всегда бывает. Всем очень хочется, чтобы младший член семьи точно не жил так, как старшие.

— Хорошо, — она вытерла последние слёзы.

— Тушь размазалась, — улыбнулся я.

— Ну вот, — хлюпнула носом Тоня.

— Ложись спать, отдохни, — попросил я.

— А ты куда? — удивилась она.

— Я тут. Я просто проветрюсь. Посижу снаружи. Никуда не ухожу, — успокоил я её.

— Ладно, — она разулась и прошла к двери в её и мамину комнату, остановилась и вернулась на минуту, — Ты обещаешь, что всё будет законно?

— Конечно, — соврал я с лёгкой улыбкой.

Часто женщину просто нужно успокоить и закрепить у неё осознание «всё хорошо и всё правильно». Даже если это ни черта не правильно, и уж тем более не «хорошо». А в нашей ситуации важен результат. И, желательно, быстрый и эффективный.

— И ещё, Тоня. У нас есть газеты?

— Газеты? — удивилась она, — Да, есть несколько, но они старые. За прошлые недели.

— Это ничего. То, что надо, — ободрил я её.

Приняв печать и пожелав ей спокойной ночи, я взял свечу и вышел за дверь. Сел на раздолбанный «общий» стул на коридоре-балконе и принялся изучать жёлтые страницы.

Почему я решил помочь этой семье? Я же теперь другой человек, и, казалось бы, ничем им не обязан. Однако куда я поеду? Зачем? Найдут ли меня ирландцы? Вполне может быть. Здесь у меня есть люди, которым я небезразличен. Тут у меня есть друзья. Точнее, у моего «реципиента». Но, похоже, люди достаточно неплохие и надёжные, судя по его воспоминаниям. Думаю, и я смогу с ними сойтись. Я знаю худо-бедно этот город и район. Тем более, нельзя бросать вот так эту женщину и её маленького сынишку. И эту девушку, готовую ради нас идти на такую «работу», лишь бы спасти. Что же я за мужик тогда буду, если оставлю их? Дерьмо на палке, вот кто.