Сука

Вместо тебя пришла подруга: просить денег в долг. Я вышла с ней во дворик, посадила на скамеечку в беседке, а сама пошла за забытыми в офисе сигаретами. Вернувшись, я с размаху ударилась лбом в верхнюю железную перегородку беседки, а носом – в нижнюю.

Она заверещала:

– Ой-ой, дурацкая штанга, больно?

– Ты знаешь, нет, – удивленно сказала я, потирая лоб и переносицу, – но синяк, наверное, будет.

Ничего себе, я не чувствую боли. И в этот же момент я поняла, что и сегодня ты не позвонишь, и завтра, и долго еще не позвонишь и не приедешь. Ты просто оставил меня. Навсегда.

Когда шла домой, на улице меня поймала цыганка и сказала, что жить мне осталось недолго, если я буду позволять другим осквернять свою душу, что она у меня очень чистая.

И мне сделалось немножко страшно, и я подумала о том, что я сейчас тебя люблю безнадежно, дико, безумно, наверное, так любят перед смертью. Еще мне было интересно, в чем, по ее мнению, выражается осквернение души, я по наивности своей всегда считала, что, кроме меня самой, ее никто осквернить не может.

А сейчас – ночь, чудесно переходящая в утро, я пишу свои слезки, а ты, наверное, спишь без задних ног, впрочем, почему без задних?

Тут я вспомнила, что в песенке этой дальше поется, что все, что бы герой ни делал, не помогло.

Я встала на подоконник, потому что подумала, что счастливей я уже никогда не буду. Я зажмурила глаза, сделала шаг вперед.

Я забыла, что живу на первом этаже.

Невдалеке слышался приближающийся гул первого троллейбуса.

Глава 9

– Н-да, – протянула Светка, возвращая ей короткую исповедь. – «Литература и жизнь», кажется, журнал такой был когда-то. Только жизнь на этом не кончается.

– Да знаю я. Дайте мне время – оставьте все меня в покое. Нет во мне сейчас жизни. И помогать мне не нужно. Выкарабкаться я смогу только сама.

– Вас понял. Дерзай, – сказала на прощание Света.

На третьи сутки Ольгиной добровольной изоляции позвонила ее невестка Наталья, сказала, что заболел Барик, их сенбернар. Шесть лет назад они вместе притащили в дом брата пушистый бело-рыжий комок, и с тех пор эта собака стала для двух семей самой любимой на свете.

Она поднялась, накинула куртку, вышла на улицу, перешла дорогу, пришла к ним. Расстроенная Наталья открыла дверь, посмотрела на нее и сказала:

– Да у тебя у самой какие-то проблемы... С ним?

– С собой.

– У тебя страшные глаза.

– Это не глаза, а впадины. Глаз нет – их выели кролики.

– Что ты мелешь, какие кролики? Не дури. «Все проходит» – не зря эта надпись была на Соломоновом кольце. Значит, мудрость в ней большая.

– Но если все проходит, что же остается? – спросила Ольга, подходя к Барику. Он лежал в коридоре – от него пахло нездоровьем. Прежде закручивающаяся красивыми шелковистыми кольцами шерсть потускнела. Сенбернарьи «выдранные» глаза смотрели с надеждой и, как ей показалось, каким-то смущением: вот, мол, оторвал вас от дел, уж простите, что так вышло, сам не понимаю, как так могло случиться.

– Да ладно тебе, малыш, не тушуйся, с кем не бывает. Вылечим мы тебя, ты ж у нас сильный, – сказала Ольга, наклонившись к нему. В знак согласия и любви Барик слабо вильнул хвостом.

– Вчера после гулянья, через час примерно, стал тошнить кровавой пеной. Ничего не ест. Сегодня говорю ему: «Делай свои дела дома, все уберу» – смотрит на меня страдальческими глазами: не может. Еле спустились с лестницы, а обратно буквально на себе его перла. Вышли на улицу, а у него лапы заплетаются. Мучился, с грехом пополам чего-то там выдавил из себя. Домой пришли – лег и не встает больше. Сейчас ветеринар придет, – говорила Наташа. – Смотри, хоть хвостом заработал – тебя увидел, крестную свою.

Ольга сидела над Бариком, гладила его, и он все смотрел на нее больными своими глазами. Она обняла его за шею и прошептала ему в ухо:

– Ты выздоровеешь. Ты обязательно выздоровеешь. Я тебе помогу. Клянусь, что я сделаю все, чтобы ты снова был здоров.

Будто она тут была самая основная. Будто не было рядом его хозяев. В это свое обещание она вложила столько страсти, сколько в ней на тот момент было. А было немного, но – последнее. Последнее – всегда самое сильное.

Ольга и Наталья дружили. К состоянию сегодняшнего взаимопонимания они пришли давно, а предшествовали ему бурные разборки и ссоры, ревность и обиды по мелочам. Хорошо, что в какой-то момент обе женщины поняли, что делить им, в сущности, нечего. Для одной Серёжка – брат, для другой – муж.

Тогда-то, семь лет назад, они решили взять двух братишек-сенбернаров, а Ольга в последний момент передумала: у нее дома жил общий любимец – черный кот Федор, возведенный с согласия всей семьи на домашний трон.

Главарю банды «Сто котов», так у Алешиных называли Федора, потому что он умудрялся бедокурить одновременно в нескольких местах, явно бы не понравился новый претендент на домашний престол.

У Наташи с Серёжей подобной уважительной причины не было, тем более что в семье появился маленький Пашка, своим рождением «снявший» все взаимные претензии Натальи и Ольги.

Когда Павел перешел от ползания и агуканья на более высокую ступень познания мира, Серёжка провозгласил:

– Ребенку нужна собака. Иначе он рискует вырасти неполноценным. Оля, ведь у нас был Капрал.

– Только я бы не сказала, что мы очень уж полноценные, – заметила тогда Ольга. – А если вспомнить, как он умирал и что потом вслед за ним умер отец? А умер он не от рака, а от ушедшей любви, потому что Капральчика он любил безумно. Возьмите вы лучше кота – как я.

– Да не люблю я котов. Не понимаю. Собака нам нужна – решил я, – ответил ей брат.

И тут Наталья встряла:

– Давайте двух щенков возьмем, вместе расти будут, вместе гулять будем ходить.

Ольга тогда согласилась, не подумав. Тем две женщины друг от друга отличались – Наталья всегда шла до конца в большом и малом, даже когда это было бессмысленным, она будто пробивала анестезированным лбом бетонную стену, Ольга была спонтанна, чрезмерно эмоциональна, легко меняла свои решения. Это, впрочем, ничего общего с переменой убеждений не имело – они оставались прежними. Ее вообще можно было легко к чему-то склонить, если это не шло вразрез с ее жизненными принципами.

В самый последний момент она вновь мысленно прикидывала ситуацию в голове и, если обнаруживала несостыковки «опасные для жизни», не колеблясь отказывалась. Так что логика в ее действиях была, хотя и не совсем здоровая, скорее вечно опаздывающая.

Так случилось и в тот раз.

Они приехали к известному художнику, по совместительству – владельцу высокопородной сенбернарши Аси, и Ольга уже знала, что щенка она не возьмет. Оказалось, что в наличии осталось только двое: мальчик и девочка.