Сука
Шрифт:
– Вот деньги принесешь – выпьем! – отрезала Ольга.
– Суровая вы женщина. Неласковая. Нельзя так в жизни.
У нее возникло желание мазануть чем-нибудь острым по его глазам-буравчикам. Ольга даже окинула взглядом стол, но не нашла ничего подходящего.
– В накладной, пожалуйста, распишись, – попросила. И подумала, почему ж она с ним на «ты» разговаривает. Но высокоштильное «вы» было заблокировано где-то в районе корня языка.
– Так в нашем экземпляре есть подпись.
– И в нашем пусть будет.
– Это всегда пожалуйста. Но только договор оформлен с женой, и подпись должна
– Еще вопрос, – вдруг осенило Ольгу, – сколько колес продано?
– Да мало очень. Не слишком получается у нас на рынке. Ребята ваши все перебивают. Нельзя ли, кстати, наценку поубавить?
– Свою убавь, будут цены одинаковые с нашими. В понедельник продавай, у ребят выходной. Не получается – верни шины на склад, и разойдемся.
– Торгаш ты, Ольга, – врезался в их разговор Романов. – До мозга костей торгаш.
– Ну, спасибо, родной, если не шутишь, – изумилась она. – Дожила – торгашом стала. В жизни меня никто так обидно не обзывал. А может, это и хорошо. Торгаш – это тоже профессия.
Кашаев противно улыбнулся, попрощался и уехал.
– Ну что? – спросил Романов, когда они остались одни. – Торгаш мой солнечный, не хочешь ли ты начать все сначала?
– Я уже думала об этом. У меня не получится, – измученно ответила Ольга.
– Попробуй.
– Зачем? Я вообще-то тебя похоронила. И во многом себя, потому что ты был огромной частью моей жизни. Учусь теперь жить под девизом одной моей удачливой подруги: «Я у себя одна». В этом что-то есть: каждое утро я просыпаюсь и говорю себе: «Я себя люблю, я люблю себя. Я люблю свою бессмертную душу. Я люблю мою голову, я люблю мои волосы, я люблю мои глаза, я люблю мои уши и нос, я люблю мои руки»...
– В этом я с тобой солидарен. Еще я люблю твои ноги, щиколотки, к ним прилагающиеся. Я люблю твое дыхание. Твое сердце.
Ольга растерялась. Глаза предательски защипали слезы.
– Обалдуй, это позитивные установки Луизы Хей.
– Да хоть черта лысого.
– Плохо у меня получается: любить себя и жить без тебя, – выдохнула она сквозь слезы. – Ничего у меня без тебя не получается.
– Я знаю. Ты неважно выглядишь, Оль.
– Зато ты – превосходно.
– Это разве что внешне. Поверь, я очень одинок.
– Не знаю, не чувствую. По-моему, внешний вид всегда отражает внутренний мир. Что такое удачный макияж и дорогая косметика, если глаза у тебя печальные? А глядя на тебя, я вижу, что тебе достаточно комфортно. Да так оно, наверное, и должно быть – скинули мы с тобой с себя огромную тяжесть, всё теперь – как следует, все заняли свои прежние места, и это правильно.
– Тяжесть-то была желанная и сладкая. Да и какие прежние места, их всего-то было у нас два – твое и мое.
– Милый, нельзя дважды войти в одну реку. И с бедою надо переспать. Только у меня получается, что и не одну ночь, а сотни, наверное.
– Прости за пошлость, чем спать с бедой, не проще ли переспать со мной?
– Конечно, проще. И приятней насколько. Только я не могу.
– Ты так считаешь?
– Я так чувствую. И пробовать я не хочу. Мне действительно теперь очень легко.
Главное, врать никому дома не нужно – так меня это утомляло, – безбожно врала Ольга.– У тебя кто-то есть? – глупо спросил он.
– Уж это тебя совсем не касается, – засмеялась она. И с исступленной злостью подумала: «Козел, неужели не видно, что я до сих пор тебя люблю?»
Только вернуть ничего нельзя. Ничего вернуть нельзя. Не получится.
Он смотрел на нее виноватыми собачьими глазами. Тут она жалко и пискляво выдавила из себя:
– А денег, Генка, Кашаев твой не вернет.
– Это мои проблемы, – скороговоркой ответил Романов. – Не думай об этом. Мысль материальна.
Глава 15
Прошла неделя. Предчувствие Алешину не обмануло. Деньги Кашаев не принес, колеса на склад не вернул. Проще всего было бы донести все эти вопиющие факты до учредителей, но она не могла на это решиться.
Признать свою директорскую несостоятельность? Ни за что! Да какое ей дело до всех остальных горе-предпринимателей, которых ежедневно накалывают вороватые кашаевцы на просторах нашей многострадальной Родины! Сама вломилась в эту историю – самой и выбираться придется.
Захлебываясь от подступившей гордыни, она вдруг вспомнила свою недавнюю встречу со школьным приятелем. Тысячу лет назад у них была короткая постельная история, но послевкусие у обоих осталось довольно приятное. Потому спустя годы, если они иногда случайно встречались, расцветали нежнейшими улыбками друг другу, заинтересованно обменивались новостями.
В этот раз он значительным голосом сообщил Ольге, что открыл собственную охранную фирму и, если что... «Спасибо. Но для меня-то лучше по этому поводу с тобой не встречаться», – весело ответила тогда она. Но он все-таки ткнул ей свою визитку, и она положила ее в карман. Так она же в этом же пиджаке тогда была! Так и есть – вот она: «Маликов Сергей Борисович, директор охранного предприятия “Щит”».
Ольга набрала номер:
– Серёнь, привет. Узнал? Ну спасибо. Я – сразу к делу. Мне нужна твоя помощь.
После раскидистых заверений в том, что все будет в самом лучшем виде, они договорились о встрече.
– Как я понимаю, тебя кто-то «кинул». Потому приходи сразу с главным бухгалтером и всеми документами, разберемся. Только ты понимаешь, что даже по старой дружбе я не смогу все это сделать бесплатно. Работать будут мои мальчики, и я им должен заплатить. Так что с тебя – два процента с возвращенной тебе суммы – в случае успеха, конечно. Оля, это по-божески, честное слово. А если у них не получится, тоже заплатить придется, сама понимаешь. Но я этот вариант исключаю.
Она прикинула, во что это выльется, и, конечно, согласилась. Потому что других знакомых в охранной сфере у нее не было.
Вечером Ольга и Света отправились в «Щит» по делам своим скорбным. Обитал Маликов во Дворце культуры железнодорожников, рядом со школой, где они учились. Казалось, это было не так давно, просто совсем в другой жизни.
– Какой серьезный, – шепнула ей Света, увидев Сергея, который изо всех сил пыжился, нависая над красивым письменным столом из массива дуба.