Суккуба

– И мужчины? Они тоже голые? – поинтересовалась «японочка» – А если у нас месячные, тоже голышом?

– Дура! – «прибалтийка» презрительно сморщила нос – У нас не может быть месячных! И забеременеть мы не можем! Тебе же в самом начале сказали!

– Я уже сказала – когда вы что-то говорите, нужно вставать! И не вылезать без разрешения!

Лена нахмурилась, и в три шага оказалась рядом с провинившейся, тут же вскочившей на ноги. Откуда ни возьмись, в руке Лены оказалась плетка, и не такая, невзаправдашняя, что используют любители садо-мазо, а настоящая, похожая на ногайку казаков (Таня видела такие в кино и на картинках)

– Сними платье! – голос Лены был бесстрастен и холоден. «Прибалтийка» подчинилась, заметно волнуясь, это было видно по дрожи в руках. Да и было от чего волноваться – похоже, что все уже испытали на своей шкуре руку этой женщины! Тяжелую руку, надо сказать! Так что девушка знала, чего ожидать. И боялась.

– Руки по швам! Стоять, не двигаться! Не шевелиться!

Первый удар пришелся в плечо, почти в шею – рядом с ключицей. Багровая полоса, на которой тут же выступили капельки крови.

Второй рассек грудь – красивую, пышную, упругую, будто сделанную из силикона. Кожа на груди лопнула, и по животу побежали капли крови – красные, как клюквы.

Еще удар – сбоку, через руку, по спине. Голой спине! Больно, очень больно!

Наказанная вначале терпела – молча, без звука, и только слезы лились из глаз, потом застонала, пошатнулась – когда все тело, от шеи до колен исчеркано кровоточащими багровыми рубцами, тут уже никто не стерпит.

Прекратилась экзекуция только тогда, когда «прибалтийка» упала, закатив глаза, мягко, как будто из нее выдернули хребет. В падении сильно ударилась головой (стук по всему залу!) – Таня бросилась помочь, посмотреть, что с ней получилось, но Лена многозначительно помотала головой: «Не сметь!»

Все остальные девушки молчали, завороженно глядя на бесчувственное тело наказанной. Лица их были серьезны, бледны – каждая представила себя на месте несчастной, и явно было, что это сравнение им не понравилось.

– Теперь-то вы поняли, что мы не шутим? – Лена взяла ногайку левой рукой, провела по ней ладонью, вытирая кожаный гибкий хлыст, и Таня заметила, что на ладони остался красный след. Кровь! Крепко досталось девке…

– А вот и наша пловчиха! – усмехнулась Лена, глядя поверх голов. Все девушки оглянулись, и Таня с удивлением увидела злую, как черт Валентину в мокром, хоть выжимай – платье. С удивлением – потому, что считала – плыть Рыжей придется до самого утра.

– Как так быстро добралась? – с усмешкой осведомилась Лена – Подвез кто-то?

– Дельфины – мрачно пояснила рыжая.

– О! – искренне удивилась Лена – Этот вариант я не предусмотрела! Тогда ты за это не будешь наказана. А вот за то, что устроила в самолете – понесешь заслуженную кару. И да – если кто-то возьмет себе за труд пересказать этой девушке то, о чем мы сегодня, сейчас говорили – я буду довольна. Не перескажете – неважно. Все равно будет жить по правилам – они есть в каждой комнате на стене. Грамотная, небось. А теперь разделись и бросили одежду на пол, в одну кучу. И обувь – тоже. Теперь вы снова голы и босы, как в момент рождения. Считайте, что вы теперь заново рождаетесь. И ты вставай! Хватит валяться! Не притворяйся, а то еще получишь горячих!

«Прибалтийка» открыла глаза, медленно встала на колени, с видимым усилием – поднялась. Рубцы на ее теле почти уже рассосались, кожа вновь стала чистой и гладкой. И это было удивительно, просто потрясающе, хотя Таня и знала, что следует ожидать – после той драки в салоне самолета. Никак не привыкнуть к этим чудесам!

– За мной! – приказала Лена, и не оглядываясь зашагала к выходу из зала, туда, где виднелся залитый ярким светом коридор.

По коридору они прошли метров пятьдесят, Лена толкнула какую-то дверь, она открылась, Лена вошла, иследом за ней втянулись все девушки, растерянно оглядываясь по сторонам.

А посмотреть было на что. Таня видела что-то подобное только в порнофильмах о садо-мазохистских игрищах. На стенах – плети, кнуты, цепи, узкие палки и тонкие прутья, посреди зала, и ближе к стенам – станки, о предназначении которых Таня не знала. Но догадывалась. И эта догадка бросала ее в дрожь.

– Встань сюда! Ну?! – Лена толкнула Рыжую к центру зала – Руки подними, быстро! Вот так! Стой спокойно! Не шевелиться!

Лена сноровисто и быстро зацепила руки Рыжей в специальные захваты-наручники, покрутила что-то в машине-приспособлении, стоявшей рядом на полу, и Валентина так и осталась – с вытянутыми вверх руками, переступая на месте длинными, гладкими ногами. Она вправду была красива – особенно сейчас, когда груди задрались вверх – тяжелые, упругие, подрагивающие под своей тяжестью, но не отвисшие до пупка, как это часто бывает у полногрудых женщин. Девичья грудь – вот как это можно назвать.

Лена сняла со стены гибкий, кожаный кнут и протянула Тане:

– Возьми! Двадцать ударов ей – и ты будешь прощена за участие в драке. Только бить по-настоящему, без дураков. Увижу, что удар нанесла не в полную силу – встанешь рядом с ней и получишь столько, сколько нанесла слабых ударов. Поняла?

– Поняла! – Таня стояла ни жива, не мертва. Ей – быть палачом?! Истязать?! О господи! Да что же это творится-то?!

– Ну, что застыла – бей! – выдохнула Лена – Она тебя оскорбляла, она тебя унижала – бей, выбей из нее всю дурь! Пусть она зарыдает! Пусть плачет, как дитя! Она заслужила боль! Она тварь! Сука! Бей! Ну?!

– Не буду! – в Тане вдруг что-то взвилось, будто отскочила крыша кипящего чайника – Я не палач! Вам надо, вы и бейте! Я не подписывалась мучить людей!

– Ты подписывалась выполнять все, что мы тебе прикажем – голос Лены спустился до шепота, почти свиста. Сейчас она была похожа на огромную змею – А раз ты отказываешься выполнять приказ – значит, должна быть наказана. Во-первых, ты теряешь десять тысяч долларов своего жалованья. Во вторых…становись! Да, рядом с ней! Быстро! Руки вверх! Вот так!

Стоять было не больно – оковы, как оказалось, внутри проложены мягким материалом – то ли поролоном, то ли тканью. Но вот ожидание боли, этот страх, заставляющий мочевой пузырь разжаться и пустить струйку – это хуже всего.

Таня даже описалась – она почувствовала, как по бедру потекла тонкая горячая струя. Стыдоба, да! Но Таня очень боялась боли. И чуть не закричала: «Не надо! Перестаньте! Я все сделаю! Я буду бить!» Но что-то ее остановило. То ли природное упрямство, то ли взгляд Рыжей – отчаянный, как у зверя, загнанного в угол.

Ничего, перетерплю! – подумала Таня, и закрыла глаза, чтобы не видеть происходящего.

– Всем взять кнуты! Любые! По руке! Будете их пороть! Бить можно куда угодно – кроме как по лицу. Выбьете глаз – нарушительницы порядка будут долго восстанавливаться, а значит, потеряют дни учебы. По лицу не бить! А в остальном – бейте, как хотите. И со всей силы! Увижу, что ленитесь, отлыниваете – встанете рядом с ними!

Таня не видела, кто нанес первый удар – такой жгучий, такой болезненный, что она закричала и задергалась, повисая на руках. Удар пришелся по груди, прямо по соскам – крупным, красивым, ее гордости – и рассек левый сосок прямо до крови.