Султан Юсуф и его крестоносцы

— Я бы с радостью, — тут же откликнулся сквайр Айвен, но почтительно глянул на своего господина и добавил: — …если позволит мессир.

«Мессир» же с подозрением посмотрел на меня.

— А ты не хочешь пойти со мной, Салех? — спросил я того, кто прятался за чужим плечом.

— Повинуюсь, — донесся чуть дрогнувший голос Салеха.

— Хорошо. Я пошлю тебя одного. Ты знаешь, где живет кузнец Ибрахим?

— Не знаю, — ответил Салех, и я понял, что этим ответом он получил повод задержаться в городе по своим делам, а потом оправдаться тем, что не сразу нашел дорогу к Ибрахиму.

— Я знаю! — вновь нетерпеливо откликнулся Иван. — Я покупал у него нож после того, как меня ограбили в Яффе. Вот была беда. Только я ступил на Святую Земли, как четыре молодца, все христиане, приперли меня к стене кинжалами и обобрали. Если бы их тогда не спугнули люди мухтесиба, то там, на пристани, и кончилось бы мое хождение ко Гробу Господню.

— А на какие же деньги тебе удалось купить нож? — удивились мы.

— Язык не поворачивается сказать, что десяток тирских динаров мне Бог послал, — хитро прищурился сквайр Айвен, — Не помню, откуда они взялись, ведь один священник отпустил мне грехи.

— А сеть откуда? — спросил я. — Тоже не помнишь?

Оказалось, что сеть из подвала под домом.

Узнав, что Иван хорошо знает Яффу, я немного поразмыслил и отправил руса к Ибрахиму, велев закутать голову, как это делает бедуин в час самума. Салех, как я приметил, огорчился моему выбору.

Наступал еще один час ожидания, и я предложил рыцарям послушать продолжение истории о великом султане.

Все живо согласились.

Тогда я вытащил из-под одежды висевший у меня на шее золотой медальон, снял его и покачал перед глазами слушателей. Медальон ярко заблестел при свете масляного огонька, и слушатели невольно прищурились.

— Такой же талисман со словами из Священного Корана, оберегающими путника в дороге, повесил себе на грудь воин Юсуф перед тем, как сесть на коня и двинуться с туркменским войском в Египет.

* * *

Почти всю дорогу войско шло на рысях. Пыльный хвост растянулся по всей Синайской пустыне.

Доблестный дядя Ширку очень торопился. Он поднимался с молитвы и снова вскакивал на коня, едва последнее слово, обращенное к Богу, успевало спорхнуть с его языка..

Однако в пути он свернул к югу, чтобы проехать перед Синайской горой. У ее подножия Ширку натянул поводья и, указав рукой на невысокую, растрескавшуюся от жары и времени вершину, громогласно рек:

— Вот на этой горе сам Бог говорил с Моисеем! Вся гора содрогалась от слов Бога. Она крошилась! Видишь, какие трещины рассекли ее до самого основания? Она извергала огонь и дым, ибо каждое слово Бога было горячей расплавленного железа. Моисей едва не оглох и не ослеп, и едва не изжарился заживо, но он все запомнил и дал своему народу Закон, который услышал здесь, на этом месте, из уст Всемогущего.

Ширку поскакал дальше, а Юсуф остался перед горой, затаив дыхание. Он сошел с седла, опустился перед горой на колени и взмолился:

«Всемогущий Аллах! Мне нужно услышать только одно Твое слово. В громе или пустынной тиши. Только одно! «Иди». «Иди, Юсуф!» И тогда я всей душой приму любую дорогу. — Он вспомнил лукавый взгляд атабека Нур ад-Дина, и снова тревога сжала ему грудь. — Тогда я с радостью встречу любой обман и любую измену, ибо с того часа буду знать, чью сторонупринял Ты, Творец всего сущего, и на ком благоволение Твое…»

Но гора безмолвствовала.

Только земля гудела и мелко дрожала от топота туркменской конницы, и туча пыли кружилась над коленопреклоненным Юсуфом. Когда у него за плечами пронесся последний всадник, Юсуф, очнувшись от подступившей к нему тишины, вновь поднялся в седло и повернул коня в сторону Египта. Едва приметный ветерок коснулся его затылка. Юсуф прислушался, но тщетно. Гора Синай не дала ответа, и Юсуф поскакал во весь опор, догонять войско.

Туркменские всадники обрушились на Каир подобно смерчу. Город сдался без боя. Все бывшие приверженцы везира Диргама, который прежде изгнал Шавара, отшатнулись от своего господина, и Диргам, доблестно сражаясь во главе горстки своих телохранителей, пал в неравной битве за пределами городских стен.

Когда Юсуф увидел поверженного врага, он поразился его гордой стати. Еще до наступления вечера он узнал, что Диргам обладал редким поэтическим даром, а к тому же призывал халифа разорвать все унизительные договоры с крестоносцами и двинуться на них войной.

Шавар стал вызывать у Юсуфа отвращение. Когда этот змееликий египтянин рассыпался в благодарности перед военачальниками Нур ад-Дина и стал отмеривать лицемерные поклоны дяде Ширку, Юсуф не вытерпел и, не дожидаясь своей доли почета, быстрым шагом вышел из шатра. Он помнил слова атабека и стал дожидаться подвоха.

Вскоре до него дошла первая дурная весть-примета: Шавар уговорил своего благодетеля вывести все его войско из города, дабы навести в нем порядок, успокоить жителей и, тем самым, скорее собрать обещанное вознаграждение.

Юсуф молча смотрел, как туркмены вереницей выходят из ворот, как ворота за ними закрываются, и слышал, как шуршат крепкие засовы. Язык прилип у него к небу, и сердце каменело в груди, но он поклялся Всемогущему Аллаху, что не произнесет ни слова предостережения ради безопасности своего дяди и ради того таинственного замысла атабека Нур ад-Дина, прозреть который у него еще не хватало мудрости.

Спустя еще один час, когда неподалеку от стен уже раскинулись шатры и в котлах закипела вода, в крохотную, потайную дверцу большого города Шавар выпустил гонца, который принес дяде Ширку десять тысяч динаров. Он передал дяде еще и письмо коварного везира: вместе с динарами тот посылал дяде десять тысяч извинений. Он писал, что город и вся страна так запущены, что требуемая сумма в сто тысяч золотых монетвряд ли может быть собрана и за месяц. Шавар вежливо советовал дяде убраться восвояси и подождать дома прошлогоднего снега.

Пока доблестный военачальник Ширку вожделенно смотрел на жалкую кучку золота, его племянник трижды перечитал письмо везира, а потом внимательно присмотрелся к стенам Каира.

— Дядя, они уже готовы к осаде, — тихо заметил он.

Ширку с трудом оторвался от созерцания довольно унизительного богатства, взглянул на стены и застыл. Брови его приподнялись едва ли не выше городских стен. Он судорожно повернулся в другую сторону, словно ожидая увидеть там огромную вражескую армию, подступающую к Каиру, но вечерний простор за пределами стана был пуст, а к стану на запах вареного мяса со всех сторон подступали бродячие псы.

Дядя Ширку снова повернулся к стенам. Со стен мрачно глядели на чужаков не только простые воины-египтяне, но и чернокожие нубийские великаны из личной охраны халифа.

Все ворота города были наглухо заперты.

— Похоже, он обманул нас, — также тихо проговорил Юсуф, решив, что настал час истины.

У дяди Ширку медленно отвисла челюсть. Он побледнел, потом побагровел, потом накинулся на племянника:

— Ты знал?! Знал?!

— Догадывался, — сказал Юсуф. — Но не верил.