Сумасшедший дом

Опустившись на колени, чтобы быть лицом к лицу со мной, Джереми проницательно рассматривал меня. Однако за этими наблюдающими глазами я увидела проблеск жалости.

— Я не удивлён, что при таком злоупотреблении лекарствами вы верите в то, что слышали.

— Верю в то, что слышала? — унижение произвело короткое замыкание — Что значит верю?

Его губы вытянулись в тонкую линию, и он отвёл глаза в сторону двери. Повернувшись, он встал и продолжил разговор с позиции, где он смотрел на меня сверху вниз.

— Прошлой ночью ни одной женщины не было в клетках по соседству с вами. Вы были единственной пациенткой в этом отделении.

В этом нет смысла. Я покачала головой вопреки тому, что он сказал, отказываясь верить в то, что его слова могли быть правдой.

— Нет… я знаю, что слышала…

— Я только что спросил ночную медсестру. Вас держат в этом отделении из-за ночных кошмаров. Крики беспокоят других пациентов. Мы должны держать вас отдельно от них.

Я моргнула так медленно, что могла увидеть, как завеса спала с глаз, и мне всё открылось вновь; свет стал тьмой, прежде чем опять стать светом.

Поглощённая тишиной, я прокрутила его слова в голове: Здесь никого не было. Я была одна. Как это возможно?

— Я знаю, что слышала… — я неубедительно попыталась возразить словам, которые он сказал мне.

Он тяжело вздохнул надо мной.

— Терри собирается принести вам завтрак через несколько минут. Опять же, хочу напомнить, чтобы в этот раз вы поели. После того, как вы помоетесь и примете лекарства, вас отведут в мой кабинет. Я рад, что зашёл сюда этим утром. Это дало мне больше информации, которая принесёт пользу в том, чтобы помочь вам.

Повернувшись, чтобы выйти за дверь, его белый халат раздулся вокруг его ног, серебристый цвет его ручки сверкнул, когда на неё попал тусклый свет.

— Доктор Хатчинс? — выкрикнула я.

Он остановился, но даже не потрудился обернуться в мою сторону.

— Зовите меня Джереми. Мне кажется, более личные отношения с моими пациентами облегчают им возможность открыться мне. — Наконец, взглянув на меня из-за плеча, он добавил, — Я не смогу помочь вам, если вы полностью не откроетесь мне. Полное раскрытие информации приходит с полным доступом к этой информации, мисс Саттон.

Исчезая в коридоре, он оставил меня с широко разинутым ртом от удивления. Он противоречил сам себе, прося меня называть его по имени, но отказываясь называть меня моим. Он был как двустороннее зеркало, способный видеть и наблюдать за мной, изучать каждое моё движение, но не позволял смотреть на него.

Глава 7

«Мысли - суть тени наших ощущений - всегда более тёмные,

более пустые и более простые.» 

– Фридрих Ницше.

– Добро пожаловать на первый сеанс терапии, мисс Саттон. Я предлагаю вам устроиться поудобнее, потому что вы проведёте здесь несколько часов.
– Обойдя стол в центре комнаты, Джереми жестом руки предложил мне выбрать место, чтобы сесть.

Я не бывала раньше в этой комнате и не узнавала странные медицинские инструменты и мебель, разбросанную по всему помещению. Помимо нескольких больших и чрезмерно мягких кресел там также было несколько кушеток, шезлонгов и три кровати. Каждая зона была в разной цветовой теме: абсолютно белый в одной зоне, чёрный, как смоль, в другой. Другие зоны были ярко окрашены в оттенки драгоценных камней: рубина, сапфира и изумруда. Ковры, ткани и постельное бельё были идеально подобраны, каждая зона разделялась занавеской, которая соответствовала теме.

Правда один таинственный уголок привлёк моё внимание, любопытство по поводу того, что было за матовой занавеской, прочно засело в моей голове.

– Где мы?

– Мы находимся в комнате, которую я спроектировал с целью изучения твоих воспоминаний.

– Я не понимаю…

– Ты и не должна.
– он улыбнулся.
– То, что я попытаюсь сделать в ближайшие пару недель, ещё не делали раньше. Это моя собственная методика, и я выбрал тебя в качестве моего первого объекта. В том, что я собираюсь предпринять, нет ничего необычного. Это просто смесь разных способов и методов, которые я объединил воедино в попытке открыть все части твоего сознания. Тебе нечего бояться. Пожалуйста, выбери часть комнаты, которая привлекает тебя, и мы начнём.

Оглядевшись, я рассмотрела каждую из различных зон. Сразу отбросив в сторону части, в которых были кровати, у меня осталось три зоны: белая, красная и зелёная. Я сразу возненавидела белую зону, потому что она напоминала мне о коридорах психиатрической лечебницы. В зелёной зоне было два кресла с подголовником и шезлонг. В красной зоне было два больших мягких кресла с откидными спинками. Я не хотела зону, где буду вынуждена ложиться, поэтому я выбрала красную. Закончив, я присела в кресло слева.

Он ухмыльнулся.

– Интересный выбор.

– Почему это?
– я не могла свести с него глаз. Он уверенно держался, ходя с невозмутимым самодовольным видом. Под белым халатом была надета обыкновенная голубая рубашка, застёгнутая на все пуговицы и заправленная в грифельно-серые брюки. Материал безупречно облегал его ноги, казалось, одежда шилась специально под каждый мужской изгиб его тела. Я отвернулась в сторону, когда он сел, стыдясь того, что позволила даже на мгновение испытать к нему влечение.

– Это безопасная зона для тебя, не так ли?

– Я не понимаю, как что-то из этого поможет мне. Что должен цвет делать с моей памятью?

– А он ничего и не делает, во всяком случае с сознательной памятью. Однако, люди обладают различными формами памяти, как в сложном компьютере, который они называют своим мозгом, и цвета могут иногда пробуждать эмоции или воспоминания, о которых мы даже не подозревали. Думаю, что смогу получить доступ ко всем формам памяти внутри тебя, кроме сознательной, конечно.

– Что это значит?

– Это значит, что если ты попытаешься вспомнить информацию, то не вспомнишь. Впрочем, твои галлюцинации говорят мне о том, что есть что-то под поверхностью сознательного мышления. Если я смогу получить к этому доступ, мы сможем узнать правду о том, что же случилось с тобой с момента аварии, что повлекло за собой амнезию.

– У меня не было галлюцинаций.

– Это ещё под вопросом, мисс Саттон.

– Почему Вы меня так называете?
– я чувствовала гнев и иррациональность, беспокойные ростки ярости клубились по моим венам с диким пульсом. Что угодно могло послужить спусковым крючком. Что бы я ни увидела или услышала, попробовала или потрогала - всё это не имело значения. Всё так бесило меня, что я начала чувствовать себя сумасшедшей, какой они и выставляли меня.