Сумерки в полдень
Шрифт:
Изогнутые брови советника поднялись и изогнулись еще больше: Андрей Петрович старался припомнить, но, видимо, не смог.
— Ну помните, когда в этот клуб пригласили почти весь «высший свет» Лондона и почти всех дипломатов? — продолжал Звонченков. — И все отправились туда в предвкушении хорошего ужина и веселого вечера? И ужин был действительно хорошим, и вечер веселым, особенно когда Черчилль произнес речь, в которой так ярко и так юмористически сравнил нравы и привычки тысяча девятисотого года с нынешними. А потом вдруг поднялся Чемберлен и скрипучим, тонким голосом заговорил о том, что на Англии лежит долг искать сближения с отвергнутыми или отверженными нациями и стараться не осложнять их жизнь, потому что они вместе с Британией
— Ах да! Помню, помню! — проговорил Андрей Петрович с досадой, будто настойчивость Звонченкова, заставившего вспомнить то, что благодушная память покрыла илом времени, была ему неприятна.
— Ну как не вспомнить! — обрадованно проговорил Звонченков. — Ведь это подняло тогда настоящую бурю в парламенте. Помните, как разделал Чемберлена Ллойд-Джордж? «Министр финансов, — сказал он, — это наследник престола, то есть поста премьера, и недавно он примерял корону, чтобы посмотреть, годится ли она ему. Я надеюсь, что в его собственных интересах она не годится. Но он не только примерял корону, он еще угрожающе замахивался скипетром, что делают обычно слабые и трусливые монархи». И почти все депутаты разразились хохотом, заставив Чемберлена побагроветь.
— То, что нынешнее английское правительство добивается сделки с фашистскими режимами, — сказал Ракитинский, погладив пышные усы, — было ясно с первых месяцев переселения Чемберлена на Даунинг-стрит, десять. Оно только искало объекта сделки. Как только нацисты, захватив Австрию, повернулись к Чехословакии, в лондонских верхах, как мы теперь знаем, было решено, что объект для сделки появился, притом такой объект, который давал английской верхушке надежду расправиться с Советской Россией. Еще десятого мая, встретившись в доме леди Астор с американскими корреспондентами в Лондоне, Чемберлен сказал им, что в нынешнем виде Чехословакия нежизнеспособна, что она — препятствие к укреплению мира в Европе, и угрожающе добавил, что Англия не потерпит коммунизма ни в Испании, ни где-либо еще в Европе, хотя не потрудился объяснить, какая связь между Чехословакией и коммунизмом.
— Коммунизма он боится больше, чем черт ладана, — вставил Сомов.
— Открыл Америку, — насмешливо заметил Звонченков.
— Не знаю, может, я и не открою Америку, — начал Горемыкин, поднимаясь, — но мне хотелось бы рассказать, что узнал от знакомого француза. Он говорит, что во время встречи с французами Чемберлен прямо сказал Даладье и Боннэ, что для Англии и Франции лучше захват Гитлером всей Центральной Европы без войны, чем риск военного вмешательства России в дела Европы. «Если русские вмешаются, — сказал Чемберлен, — возможны два исхода: если ЭсЭсЭсЭр потерпит поражение, то мощь Гитлера настолько увеличится, что будет представлять реальную опасность для Англии и Франции; если же, наоборот, Советский Союз победит, то половина Европы станет коммунистической, и влияние и престиж Советов во всем мире и особенно в Европе возрастут в такой мере, что станут угрожать еще более важному — всему нынешнему социальному порядку».
— Словом, те, кто правит этой страной, — проговорил Андрей Петрович, показав головой на залитое дождем окно, — хотят договориться с Гитлером, чтобы обезопасить не только свои интересы, но и сохранить капиталистический строй.
— Я бы все же сделал некоторые оговорки, — сказал Ракитинский. — Не все, кто правит этой страной, разделяют это намерение. Вчера вечером я встретился в одном доме с Мэйсоном, который называет себя самым оппозиционным из всех оппозиционеров нынешнему правительству. По его словам, группа Черчилля предупредила Чемберлена перед отлетом в Годесберг, что выступит против него и потребует отставки, если он пойдет на новые уступки Гитлеру. Черчилль, утверждает
Мэйсон, посоветовал Уайтхоллу сблизиться с Москвой и при этом сослался на слова Риббентропа, сказанные недавно Гитлеру: «Пока англичане не заговорили о союзе с Россией, нам их бояться нечего». Форин оффис считает совет разумным, но премьер-министр отклонил его. «Нельзя успокоить быка, — сказал он, — размахивая перед его глазами красным плащом».— Мне не совсем понятно, действительно ли Черчилль хочет тесных отношений с нами или только разговора о них, чтобы пошантажировать Гитлера? — спросил Звонченков, коротко взглянув на Ракитинского.
— Мы знаем, кто такой Черчилль, — осторожно ответил тот, обращаясь скорее к советнику, нежели к Звонченкову. — Я упомянул о нем, чтобы показать, какие настроения сейчас у так называемой правительственной оппозиции.
Сомов, попросив слова, сказал, что обедал со знакомым из Транспорт-хауза и тот сообщил ему, что лидеры лейбористов обсуждали на днях вопрос об установлении контакта с группой Черчилля и решили информировать ее, что готовы поддержать в парламенте, если в этом будет необходимость.
— Не очень ясно, — укоризненно заметил Ракитинский. — Знакомые из Транспорт-хауза темнят, как обычно.
— Думаю, виноваты в этом не знакомые из Транспорт-хауза, — вступился за Сомова Андрей Петрович. — Лидеры лейбористов, как сказал мне Стаффорд Криппс, до сих пор не могут решить, какую позицию им занять — поддержать Чемберлена или выступить против него. Все рабочие митинги и демонстрации против сделки Чемберлена с Гитлером проходят без участия или одобрения этих лидеров.
— По крайней мере, хорошо, что они перестали запрещать их, — напомнил Сомов, — хотя всем известно, что митинги и демонстрации организуются коммунистами.
Антон с интересом прислушивался к тому, что говорилось. Он лишь смутно догадывался, кто или что скрывается за обезличенными «Даунинг-стрит», «Уайтхолл», «Форин оффис», а название «Транспорт-хауз» — Транспортный дом, упоминавшееся неоднократно, вообще ничего не говорило ему, и он шепотом спросил сидевшего рядом Сомова, что это такое.
— Это вроде Дворца труда в Москве, — тоже шепотом ответил Сомов. — Но там вместе с профсоюзами находится исполком лейбористской партии, которую профсоюзы фактически содержат.
Перед концом совещания Андрей Петрович, спросив, нет ли желающих сообщить что-нибудь еще, дополнить информацию или соображения других, и не встретив отклика, помолчал немного, потом, понизив зачем-то голос, сказал, что обстановка в Европе да и в мире вообще заметно ухудшилась, а вместе с ней осложнилось и положение Советского Союза.
— Чемберлен, как я уже говорил, отправился к Гитлеру, — продолжал советник, — и, вероятно, сегодня они оформят сделку, которая уже одобрена Францией, приветствуется Италией, Польшей, Венгрией и молчаливо принимается так называемой Малой Антантой. Эта сделка получила благословение Америки. Нам известно, что ее посол в Лондоне Джозеф Кеннеди был на днях у премьер-министра и сказал, что лично он целиком и полностью одобряет намерение договориться с германским рейхсканцлером, иронически заметив, что всегда предпочитал коричневый цвет красному.
Уже поднявшись из-за стола и тем самым заставив подняться других, Андрей Петрович посоветовал всем быть особенно внимательными и осторожными, в разговорах с англичанами неизменно подчеркивать наше стремление к сохранению мира и указывать на готовность нашего правительства оказать любую помощь жертве агрессии и любое сопротивление агрессору.
Сразу же после совещания Звонченков отправился куда-то на ланч — ранний обед. Горемыкин уехал на аэродром встречать дипкурьеров, и Антон остался в комнате один. В полдень он вышел в вестибюль и спросил у Краюхина, где обедают сотрудники посольства. Семейные, объяснил ему привратник, — дома, холостяки — где придется, руководящие дипломаты — чаще всего в Сохо, районе в самом центре Лондона, знаменитом своими иностранными ресторанами.