Сумерки

— Что?

— Руки, — напомнил он мне. Я посмотрела на свои ладони с почти зажившими ссадинами на запястьях. От его глаз ничего не скроешь.

— Упала, — вздохнула я.

— Так я и думал. — Уголки его губ изогнулись. — С тобой легко могло случиться что-то и похуже, и я мучился от разных мыслей все выходные. Это были страшно долгие три дня. Я порядком потрепал Эмметту нервы.

Он печально улыбнулся мне.

— Три дня? А разве ты не сегодня приехал?

— Нет, мы вернулись в воскресенье.

— А почему тогда никого из вас не было в школе?

Я почувствовала раздражение, даже злость при мысли о том, сколько напрасных мук принесло мне его отсутствие.

— Ну, ты вот спрашивала, сгорю ли я на солнце. Не сгорю, но все равно я не могу бывать на людях в солнечные дни.

— Почему?

— Когда-нибудь я тебе покажу, почему, — пообещал он.

Я немного поразмыслила над этим.

— Но ты мог позвонить, — решила я наконец.

Он был озадачен.

— Я же знал, что ты в безопасности.

— Но я не знала, где ты. Я….

Слова замерли у меня на губах, и я резко опустила глаза.

— Что? — его бархатный голос требовал ответа.

— Я так не могу. Не видеть тебя. Я тоже себе места не нахожу. — Я покраснела, сказав это вслух.

Он не издал ни звука. Я подняла глаза и увидела, что его лицо исказила боль.

— Нет, — со стоном тихо произнес он. — Это плохо.

Я не могла понять, о чем он.

— Я что-то не то сказала?

— Разве ты не понимаешь, Белла? Одно дело, когда я делаю самого себя несчастным, и совсем другое — когда ты вовлекаешься во все это до такой степени, — он отвел страдающий взгляд и смотрел на дорогу, а слова текли так быстро, что я почти не понимала его.

— Я не хочу еще раз услышать от тебя что-нибудь подобное. — Он сказал это тихо, но повелительно. Его слова больно ранили меня. — Это плохо, это неправильно. Это вредно, наконец. Я опасен, по-настоящему опасен, пойми это, Белла.

— Нет, — я изо всех старалась, чтобы это не прозвучало, как слова капризного ребенка.

— Я серьезно, — прорычал он.

— Я тоже. Я говорила, что мне не важно, кто ты. Уже слишком поздно.

— Никогда не говори так, — резко, почти грубо выпалил он.

Я закусила губу. Хорошо, что он не видит, как мне больно. Я уставилась на дорогу. Наверное, мы уже подъезжали. Он все равно ехал слишком быстро.

— О чем ты думаешь? — спросил он. Суровость еще звучала в его голосе. Я просто покачала головой — не уверена, что смогла бы что-то сказать. Я чувствовала его взгляд, но не отводила глаз от дороги.

— Ты плачешь? — с ужасом спросил он. Я даже не чувствовала, как слезы текли по моим щекам. Я провела рукой по лицу — действительно, предательская жидкость была тут как тут.

— Нет, — сказала я, но голос дрогнул.

Я видела, как он неуверенно потянулся ко мне правой рукой, но остановился и медленно положил руку обратно на руль.

— Прости.

В его голосе звучало острое раскаяние. Я поняла, что он имеет в виду не только свои слова.

Мы молчали, и темнота медленно пролетала за окном.

— А скажи, пожалуйста, — начал он после паузы, и я слышала, как он старается придать голосу немного оживления.

— Что?

— О чем ты думала перед тем, как я вывернул из-за угла? Я никак не мог понять, что выражало твое лицо — оно не было испуганным, нет, скорее, ты очень напряженно о чем-то думала.

— Я старалась вспомнить, как обезвредить нападающего — ну знаешь, из уроков самообороны. Как раз собиралась вдавить носовую кость ему прямо в мозг.

Я почувствовала внезапную вспышку ярости, вспомнив о темноволосом.

— Ты собиралась драться? — мои слова обеспокоили его. — А почему ты не попробовала убежать?

— Я часто падаю на бегу, — призналась я.

— А закричать?

— Как раз собиралась перейти к этому пункту.

Он покачал головой.

— Ты права. Я определенно сражаюсь с судьбой, спасая тебя.

Я вздохнула. Мы уже добрались до границ Форкса, и автомобиль начал притормаживать. Дорога заняла меньше двадцати минут.

— А завтра я тебя увижу? — требовательно спросила я.

— Да, мне же тоже сдавать сочинение, — он улыбнулся. — Я займу тебе место за обедом.

Очень глупо, но после того, что мы сегодня пережили, от этого маленького обещания у меня все внутри затрепетало, и я на время лишилась дара речи.

Мы подъехали к дому Чарли. В окнах горел свет, мой пикап был на месте, и все выглядело до предела нормальным. Как будто я видела сон и вдруг проснулась. Он остановил машину, но я не двигалась с места.

 — Ты обещаешь, что будешь завтра в школе?

— Обещаю.

Я остановилась на мгновение, взвешивая его слова, а затем кивнула. Стаскивая пиджак, я в последний раз вдохнула его запах.

— Оставь его — тебе будет не в чем завтра пойти, — напомнил он мне.

Я протянула ему пиджак.

— Не хочу объясняться с Чарли.

— А, и в самом деле, — он широко улыбнулся.

Я еще медлила, держа руку на ручке двери, стараясь растянуть последнее мгновение.

— Белла, — позвал он уже совсем другим тоном — серьезно, но неуверенно.

— Да? — Я обернулась — возможно, слишком поспешно.

— Можешь мне пообещать кое-что?

— Да, — сказала я, и тут же пожалела об этом. А если он попросит меня держаться от него подальше? Все равно не смогу.

— Больше не ходи в лес одна.

Я уставилась на него в полном недоумении.

— Почему?

Он нахмурился. Глаза сурово смотрели куда-то поверх моего плеча.

— Иногда я — не самое опасное из того, что может оказаться рядом с тобой. Можно, я не буду объяснять дальше?

Я слегка вздрогнула, услышав этот неожиданно мрачный тон, но почувствовала облегчение. Это обещание я смогу сдержать.

— Ладно, как скажешь.

— Увидимся завтра, — вздохнул он, и я поняла, что теперь мне уже точно пора было идти.

— Тогда до завтра, — я неохотно открыла дверь.

— Белла!

Я обернулась: он тянулся ко мне со своего места, прекрасное бледное лицо оказалось совсем рядом с моим. У меня сердце остановилось.

— Доброй ночи! — сказал он.

Его дыхание коснулось меня, лишая чувств. Это был тот же изумительный запах, которым пропитался его пиджак, но более сильный. Я невольно моргнула, как от вспышки света. Он снова откинулся назад.