Сумма теологии. Том IV

Ответ на возражение 1. Августин в данном случае говорит об использовании слов; в самом деле, слово «боль» чаще употребляется в применении к телесным болям, которые гораздо более очевидны, чем душевные боли.

Ответ на возражение 2. Внешнее чувство воспринимает только настоящее, тогда как внутренняя познающая сила может воспринимать настоящее, прошедшее и будущее. Поэтому страдание может относиться к настоящему, прошедшему и будущему, тогда как телесная боль, которая последует схватыванию внешнего чувства, может относиться только к чему-то наличному.

Ответ на возражение 3. Осязательные ощущения бывают болезненными не только потому, что они не всегда адекватны схватывающей силе, но также и потому, что они иногда противны природе, в то время как объекты других чувств хотя и могут быть неадекватными схватывающей силе, но никогда не бывают противными природе, за исключением тех случаев, когда они зависят от чувства осязания. Поэтому один только человек, будучи животным с совершенным познанием, может непосредственно получать удовольствие от объектов других чувств, в то время как остальные животные, согласно сказанному в третьей [книге] «Этики» [621] , не получают от них никакого удовольствия иначе, как только через посредство соотнесения их с осязательными ощущения ми. Таким образом, если речь идет об объектах других чувств, то мы не говорим о боли, имея в виду, что она противоположна естественному удовольствию, но, скорее, о страдании, поскольку оно противоположно радости. Поэтому если под болью – как это бывает в большинстве случаев – понимать именно телесную боль, то тогда ее следует отличать от страдания согласно различию внутреннего и внешнего схватывания, притом что со стороны объектов удовольствие простирается на большее, нежели телесная боль. А если понимать боль в широком смысле слова, то в таком случае она является родом, к которому принадлежит страдание, о чем уже было сказано.

621

Ethic. Ill, 13.

Раздел 3. Противоположно ли страдание, или боль, удовольствию?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что страдание не противоположно удовольствию. В самом деле, одна из двух противоположностей не может являться причиной другой. Но страдание может являться причиной удовольствия, поскольку, согласно сказанному [в Писании]: «Блаженны плачущие – ибо они утешатся» (Мф. 5:4). Следовательно, они не противоположны друг другу.

Возражение 2. Далее, одна противоположность не может означать другую. Но иногда боль, или страдание, доставляет удовольствие; так, Августин говорит, что изображение [в пьесе] горестных событий доставляет [зрителям] удовольствие [622] ; и еще, что «посевы горестей наших дают иногда сладкие всходы» [623] . Следовательно, боль не противоположна удовольствию.

Возражение 3. Далее, одна противоположность не может быть материей другой, поскольку противоположности не могут сосуществовать вместе. Но страдание может быть материей удовольствия; так, Августин говорит, что «кающийся должен страдать и радоваться своему страданию» [624] . С другой стороны, Философ говорит, что «порочный человек страдает из-за того, что получил удовольствие» [625] . Следовательно, удовольствие и страдание не противоположны друг другу.

622

Confess. Ill, 2.

623

Confess. IV, 5.

624

De Poenit. XIII.

625

Ethic. IX, 4.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «радость – это воля, сочувствующая тому, чего мы хотим, а страдание – воля, не сочувствующая тому, чего мы не хотим» [626] . Но сочувствие и не сочувствие – это противоположности. Следовательно, удовольствие и страдание являются противоположностями.

Отвечаю: как говорит Философ, противоположность – это различие с точки зрения формы [627] . Но форма страсти или движения связана с объектом или пределом. Поэтому, коль скоро объекты удовольствия и страдания, или боли, а именно наличное благо и наличное зло, противоположны друг другу, то, следовательно, боль и удовольствие также противоположны друг другу

626

De Civ. Dei XIV, 6.

627

Metaph. X, 4.

Ответ на возражение 1. Ничто не препятствует тому, чтобы одна противоположность акцидентно обусловливала другую, и в этом смысле страдание может являться причиной удовольствия. Так, с одной стороны, из-за страдания от отсутствия чего-либо или от присутствия его противоположности некто может стремиться к чему-то приятному с особым тщанием; например, измученный жаждой человек настойчиво ищет питье как средство от испытываемой им боли. С другой стороны, страстное желание некоторого удовольствия может побуждать желающего не уклоняться от сопутствующей поискам этого удовольствия боли. Что касается страданий нынешней жизни, то они могут вести нас к радостям жизни грядущей обоими вышеуказанными путями. В самом деле, на основании одного того, что человек оплакивает свои грехи или отсрочивание блаженства, он удостаивается утешения в вечности. И точно так же человек заслуживает его, когда не уклоняется от трудностей и испытаний.

Ответ на возражение 2. Сама по себе боль может доставлять удовольствие акцидентно, а именно настолько, насколько она сопровождается удивлением, как это бывает в театре, или насколько она вызывает в памяти образ любимого объекта, побуждая тем самым вновь испытать чувство любви к тому, отсутствие кого причиняет боль. Ведь коль скоро приятна любовь, то боль и вообще все то, что связано с этой любовью, бывает приятным постольку, поскольку оно служит напоминанием о нашей любви. По этой причине нам может доставлять удовольствие даже та боль, которую изображают на сцене – ведь, наблюдая ее, мы начинаем испытывать некоторую любовь к тем, кого нам там представляют.

Ответ на возражение 3. Воле и разуму присуща рефлексия по отношению к собственным актам постольку, поскольку сами акты воли и разума рассматриваются под аспектом блага или зла. Таким образом, страдание может являться материей удовольствия и наоборот, но не сущностно, а акцидентно, то есть постольку, поскольку то или другое рассматривается под аспектом блага или зла.

Раздел 4. Противоположно ли всякое страдание всякому удовольствию?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что всякое страдание противоположно всякому удовольствию. Ведь как белизна и чернота являются противоположными видами цвета, точно так же удовольствие и страдание являются противоположными видами душевных страстей. Но противоположность белизны и черноты друг другу универсальна. Следовательно, такова же [противоположность] удовольствия и страдания.

Возражение 2. Далее, противоположное изгоняется противоположным. Но всякое удовольствие, как говорит Философ, изгоняет любой вид страдания [628] . Следовательно, всякое удовольствие противоположно всякому страданию.

628

Ethic. VII, 15.

Возражение 3. Далее, противоположности препятствуют друг другу. Но всякое страдание препятствует любому виду удовольствия, что с очевидностью следует из сказанного в десятой [книге] «Этики» [629] . Следовательно, всякое страдание противоположно всякому удовольствию.

Этому противоречит следующее: одно и то же не может являться причиной противоположностей. Но радость от чего-либо и страдание от противоположного ему проистекают из одного и того же навыка; так, благодаря любви мы «радуемся с радующимися и плачем с плачущими» (Рим. 12:15). Следовательно, не всякое страдание противоположно всякому удовольствию.

629

Ethic. X, 5.

Отвечаю: как сказано в десятой [книге] «Метафизики», противоположность – это различие с точки зрения формы [630] . Но форма бывает как родовой, так и видовой. Следовательно, вещи могут быть противоположными как с точки зрения родовой формы (например, добродетель и порок), так и с точки зрения видовой формы (например, справедливость и несправедливость).

Далее, следует иметь в виду, что некоторые вещи установлены в виде посредством абсолютных форм (например, субстанции и качества), в то время как другие вещи установлены в виде через посредство своего отношения к чему-либо внешнему (например, страсти и движения, которые получают свой вид от своих пределов или объектов). Поэтому, что касается тех вещей, которые установлены в виде посредством абсолютных форм, то в их случае бывает, что содержащиеся в противоположных родах виды не противоположны с точки зрения своей видовой природы и при этом никак не сходны и не соизмеримы друг с другом. Так, невоздержанность и справедливость, которые относятся к противоположным родам добродетели и порока, с точки зрения своей видовой природы не противоположны друг другу, хотя меж собой не сходны и друг с другом не соизмеримы. С другой стороны, что касается тех вещей, которые установлены в виде через посредство своего отношения к чему-либо внешнему, то в их случае бывает так, что принадлежащие к противоположным родам виды не только не противоположны друг другу, но даже обладают некоторым сходством и взаимной соизмеримостью. Причина этого состоит в том, что когда налицо одно и то же отношение к двум противоположностям, то возникает несовместимость (например, приближение к белому и приближение к черному несовместимы), тогда как при противоположном отношении к противоположным вещам возникает некоторая совместимость (например, удаление от белого и приближение к черному). Это наиболее очевидно в случае противоречия, которое является началом противоположения; в самом деле, противоположение состоит в утверждении и отрицании одного и того же, например, «белое» и «не белое», в то время как в утверждении одной противоположности и отрицании другой налицо соизмеримость и сходство, например, «черное» и «не белое».

630

Metaph. X, 4.