Сумма теологии. Том VI

Возражение 3. Далее, как уже было сказано (90, 2), закон определяет к общему благу. Но «скверна» склоняет нас не к общему, а к нашему собственному частному благу. Следовательно, «скверна» не имеет природы закона.

Этому противоречат следующие слова апостола: «В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего» (Рим. 7:23).

Отвечаю: как было показано выше (2; 90, 1), закон по своей сущности находится в том, кто управляет и измеряет, а по причастности – в том, кто управляется и измеряется, и потому любая склонность или определенность, которая обнаруживается в подчиненных закону вещах, называется законом по причастности. Но те, кто подчинен закону, могут получать от законодателя двоякую склонность. Во-первых, ту, которая связана с непосредственным склонением к чему-либо тех, кто подчинен [закону], причем подчас [это могут быть самые] различные субъекты и [склоняться они могут к самым] различным действиям. В подобном смысле мы можем говорить о действии военных и торговых законов. Во-вторых, [ту, что склоняет] опосредованно, когда в том случае, если законодатель лишает свой субъект определенного положения, последний переходит в другой порядок и подпадает под действие другого закона. Так, если солдата демобилизуют из армии, то он становится субъектом сельского или торгового законодательства.

Таким образом, подчиненные божественному Законодателю различные твари обладают различными природными склонностями, причем иногда закон для одной является в некотором смысле противным закону для другой; можно было бы [например] сказать, что свирепость, которая является своего рода законом собаки, противна закону овцы или другого кроткого животного. Что же касается закона человека, который по божественному определению соответствует его естественному состоянию, то он таков, что человек должен действовать согласно своему разуму. Этот закон был настолько действенен в первобытном состоянии, что ничто из того, что отклоняло или противоречило разуму, не могло застать человека врасплох. Но когда человек отступил от Бога, то подпал под влияние своих чувственных влечений, и теперь чем больше каждый отдельный человек отклоняется от пути разума, тем больше он уподобляется руководствующимся влечением чувственности животным, согласно сказанному [в Писании]: «Человек, который в чести и неразумен, подобен животным, которые погибают» (Пс. 48:21).

Так вот, эта самая чувственная склонность, которую мы называем «скверной», будучи в других животных их непосредственной склонностью, [в них] обладает природой закона просто (в той мере, в какой вообще можно говорить о нахождении закона в подобных вещах). В человеке же она не может обладать такой природой закона, скорей её можно назвать отклонением от закона разума. Но коль скоро по справедливому приговору Бога человек лишен первородной праведности, а его разум – своей [первородной] действенности, это направляющее человека влечение чувственности в той мере, в какой оно является наказанием за отпадение от божественного закона, лишающего человека надлежащей ему чести, имеет природу закона.

Ответ на возражение 1. Этот аргумент рассматривает «скверну» саму по себе, [а именно] как побуждение к злу Но она, как было показано выше, обладает природой закона не в этом смысле, а постольку поскольку является следствием правосудия божественного закона, что подобно тому, как если бы мы сказали, что закон дозволяет отправить совершившего преступление дворянина на каторжные работы.

Ответ на возражение 2. Этот аргумент рассматривает закон в свете правила или меры, поскольку именно в таком смысле тот, кто отклоняется от закона, становится правонарушителем.

Но в указанном отношении «скверна» является не законом, а, как уже было сказано, своего рода причастностью.

Ответ на возражение 3. Этот аргумент рассматривает «скверну» со стороны присущей ей склонности, а не со стороны её происхождения. Тем не менее, если рассматривать чувственную склонность в других животных, то в них она определена к общему благу, а именно к сохранению природы вида или индивида. И то же самое можно сказать о человеке в той мере, в какой чувственность подчинена разуму. «Скверной» же мы называем её только в той мере, в какой она является отклонением от порядка разума.

Вопрос 92. О следствиях закона

Теперь мы рассмотрим следствия закона, под каковым заглавием наличествует два пункта: 1) является ли следствием закона то, что люди становятся добрыми; 2) являются ли следствиями закона, как утверждает Юрист, распоряжения, запреты, дозволения и наказания.

Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ СЛЕДСТВИЕМ ЗАКОНА ТО, ЧТО ЛЮДИ СТАНОВЯТСЯ ДОБРЫМИ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что вследствие закона люди не становятся добрыми. В самом деле, люди добры благодаря добродетели, поскольку, как сказано во второй [книге] «Этики», «добродетель доводит до совершенства то, добродетелью чего она является» [26] . Но добродетель в человеке может быть только от Бога, Который «соделывает её в нас помимо нас» [27] , о чем уже было говорено при определении добродетели (55, 4). Следовательно, закон не делает людей добрыми.

26

Ethic. II, 5.

27

De Lib. Arb. II.

Возражение 2. Далее, если человек не повинуется закону, то ему от закона нет никакой пользы. Но закону повинуется именно добрый человек. Выходит, что добродетель человека предшествует закону. Следовательно, закон не делает людей добрыми.

Возражение 3. Далее, закон, как было показано выше (90, 2), определяет к общему благу. Но некоторые из тех, кто поступает хорошо в отношении сообщества, поступает дурно в отношении себя. Следовательно, закон не предназначен для того, чтобы делать людей добрыми.

Возражение 4. Кроме того, как говорит Философ, бывают тиранические законы [28] . Но тиран не желает блага своим подданным, а руководствуется только личной выгодой. Следовательно, закон не делает людей добрыми.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «желание всякого законодателя сделать граждан добродетельными» [29] .

Отвечаю: как уже было сказано (90, 1, 3), закон есть не что иное, как распоряжение разума правителя, адресованное тем, кто подлежит его управлению. Но добродетель любой подчиненной вещи как раз и заключается в её доброй подчиненности тому, кто ею управляет (так, мы видим, что добродетель раздражительных и вожделеющих способностей состоит в их [добром] подчинении разуму), в связи с чем в первой [книге] «Политики» Философ говорит, что «добродетель того, кто подчиняется, состоит в его хорошем подчинении своему правителю». Далее, целью всякого закона является подчиненность ему его субъектов. Поэтому очевидно, что надлежащим следствием закона является приведение субъектов к надлежащей им добродетели. И коль скоро добродетель «доводит до совершенства то, добродетелью чего она является», то из этого следует, что надлежащее следствие закона делает тех, на кого оно распространяется, добрыми – либо просто, либо в некотором частном отношении. В самом деле, если намерение законодателя определено к истинному благу, каковым является упорядоченное согласно божественному правосудию общее благо, то в таком случае следствие закона будет делать людей добрыми просто. Если же намерение законодателя определено не к тому, что является благом просто, а к тому, что доставляет пользу или удовольствие ему самому или противно божественному правосудию, то в таком случае закон делает людей добрыми не просто, а в отношении этого конкретного правителя. Таким образом, благо может быть обнаружено даже в том, что само по себе дурно (ведь говорят же о человеке как о хорошем грабителе потому, что его действия хорошо соответствуют его цели).

28

Polit. III, 6.

29

Ethic. II, 1.

Ответ на возражение 1. Добродетель, как было показано выше (63, 2), бывает двоякой, а именно приобретенной и всеянной. Далее, то, что к ним приучаются посредством действий, общо им обеим, но происходит это по-разному, поскольку действия приобретенную добродетель обусловливают, в то время как к всеянной добродетели, когда она уже существует, располагают, а также сохраняют её и [если так можно выразиться] питают. И коль скоро целью закона является направление человеческих действий, то закон делает людей добрыми в той мере, в какой человеческие действия способствуют добродетели. Поэтому Философ [в своих рассуждениях] о политике во второй книге ["Этики"] говорит, что «законодатели, приучая граждан к добрым делам, делают их добродетельными» [30] .

30

Ibid.

Ответ на возражение 2. Повиновение закону не всегда обусловливается совершенством добродетели, подчас оно связано со страхом перед наказанием или просто предписанием разума, а это, как было показано выше (63, 1), является зародышем добродетели.

Ответ на возражение 3. Благо любой части надлежит рассматривать в контексте [блага] целого, поскольку, как говорит Августин, «не подобает, чтобы часть не соизмерялась с целым». И коль скоро каждый человек является частью государства, то невозможно, чтобы человек был благим, если его благо дурно соразмерено с общим благом, и точно так же целое не может быть гармоничным, если с ним не соразмерны его части. Следовательно, общее благо государства не может преуспевать, если не добродетельны его граждане, по крайней мере, те из них, кто призван управлять. Что же касается остальных граждан, то для общего блага будет достаточно и той [степени] их добродетельности, в силу которой они повинуются распоряжениям своих правителей. Поэтому Философ говорит, что «добродетель хорошего человека и хорошего правителя тождественны, а добродетель [дельного] гражданина и добродетель хорошего человека не могут быть совершенно тождественными» [31] .

31

Polit. III, 2.