Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.
Шрифт:
Только в одном отношении эти жалобы были преувеличены, поскольку неутомимому шотландцу действительно удавалось иногда выкроить час для развлечений: его личные счета показывают, что за только что прошедшую рождественскую неделю он и его гости каким-то образом нашли время употребить «девятнадцать дюжин бутылок кларета, тридцать одну дюжину мадеры, дюжину бургундского, четыре бутылки портвейна и восемь — рейнского»[284].
То, чего Лаудун не знал, когда пил за здоровье короля и смятение французов, должно было побудить его пить еще глубже, чем он пил. За десять дней до Рождества Уильям Питт решил освободить Лаудуна от его обязанностей и, более того, изменить политику, с помощью которой он делал все возможное для ведения войны. Содержание новых мер Питта и степень их отличия от прежних останутся неясными еще несколько месяцев, поскольку официальное уведомление о них поступит в колонии только в марте. На самом деле Питт уже больше года обдумывал новый подход к войне. Однако
Питт смог изменить курс в последние дни 1757 года, потому что последние события изменили баланс сил в британском правительстве, укрепив его позиции за счет уничтожения влияния его противника, герцога Камберленда. Решающим событием в этой, по общему мнению, худшей череде катастроф войны стала капитуляция Камберленда 8 сентября перед французами, которые загнали его и ганноверскую армию, которой он командовал, в ловушку между реками Аллер и Эльба. Будучи почти окруженным и не имея никаких перспектив выйти к морю, где британский флот мог бы пополнить его запасы, Камберленд попытался извлечь выгоду из безнадежного положения, договорившись о капитуляции на условиях, которые спасли бы его армию. Французский командующий — Луи-Франсуа-Арман де Плесси, герцог де Ришелье, победитель Минорки — согласился провести переговоры в деревне Клостер-Зевен.
Ришелье назвал только два условия: Камберленд должен отправить домой войска, прибывшие из Гессена, Брауншвейга и Готы, и вывести половину своих ганноверских батальонов за Эльбу, оставив остальных в лагерях для интернированных вблизи порта Штаде. Эти условия казались Камберленду почетными — его войскам даже не пришлось сдавать оружие, — но в Британии Клостер-Зевенская конвенция казалась лишь дипломатическим унижением военного поражения. Французам оставалось оккупировать весь Ганновер, за исключением нейтрализованной зоны вдоль Эльбы. Ришелье мог свободно обратить внимание на свою настоящую цель, Пруссию, где единственный важный союзник Англии, Фридрих Великий, находился в тяжелейшем положении, сталкиваясь с русским вторжением в Восточную Пруссию, шведским вторжением в Померанию и австрийским вторжением в Силезию, которое грозило прорваться в Бранденбург, а значит, и в сам Берлин[286].
В Англии старый король плакал от стыда. Георг уполномочил своего сына заключить договор с французами и даже, если потребуется, заключить отдельный мир для Ганновера; но это была «конвенция, позорная и пагубная». Ньюкаслу он жаловался, что «его честь и интересы были принесены в жертву, что он был отдан, связанный по рукам и ногам, французам. Что он не умеет смотреть никому в лицо, что он потерял свою честь и был совершенно уничтожен». Он приказал своему сыну немедленно вернуться в Англию. Когда Камберленд вернулся в октябре, чтобы отстоять свое поведение, король обошелся с ним с жестокостью, заметной даже по щедрым меркам ганноверских королей. «Вот, — заметил он своим гостям в тот вечер, когда Камберленд вновь появился при дворе, — мой сын, который погубил меня и опозорил себя»; затем он вообще отказался с ним разговаривать. В ту же ночь герцог отправил сообщение, что намерен сложить с себя все военные полномочия. Король принял его предложение без выражения сожаления 15 октября[287].
Отставка Камберленда, предыдущее низложение Генри Фокса до выгодного забвения генерал-майора войск и готовность короля после Клостер-Зевена с новым уважением прислушиваться к советам Питта оставили Питту больше возможностей, чем когда-либо прежде, для формирования и реализации политики. Опала Камберленда настолько лишила его сторонников влияния, что вся ответственность за финансирование и снабжение военных действий перешла в руки герцога Ньюкасла, а контроль над флотом, армией и дипломатическим корпусом достался более или менее исключительно Питту. Не имея реальных ограничений со стороны парламента или двора, Питт мог вести войну в соответствии со своей «системой», как он стал называть прагматичную, изменчивую смесь стратегий, которые он теперь мог свободно применять. Несмотря на менее радикальный отход, чем он был склонен утверждать в последующие годы, система Питта должна была окончательно переломить баланс, который так сильно висел против Британии[288].
Суть системы Питта заключалась в его намерении держать оборону против Франции там, где она была сильнее всего — в Европе, нанося при этом удары по ее слабым местам — Северной Америке. Для этого Питт планировал использовать самую сильную сторону Британии — ее флот — чтобы добиться военно-морского превосходства в Атлантике и тем самым помешать Франции пополнять свои войска за границей; это, в свою очередь, позволило бы относительно небольшой армии Британии совместно с гораздо более многочисленными американскими колонистами одержать верх над защитниками Канады. Конечная цель Питта — ликвидация имперского присутствия Франции в Северной Америке — была, безусловно, самым оригинальным и своеобразным аспектом его плана, поскольку никто до
него не рассматривал англо-французскую войну как возможность нанести удар по источникам французского богатства. Действительно, Питт намеревался атаковать французские колонии не только в Северной Америке, но и везде — в Вест-Индии, Западной Африке, Индии, — где могли представиться возможности извлечь выгоду из слабостей Франции.Чтобы иметь возможность сконцентрировать британские силы на империи Франции, Питт должен был гарантировать, что британская армия не будет втянута в боевые действия на континенте, где неизбежно будет преимущество французской и австрийской армий. Чтобы поддержать свою решимость не посылать «ни капли нашей крови… чтобы она пропала в этом море крови», которым была Германия, система Питта требовала, чтобы Британия субсидировала своих немецких союзников — прежде всего Пруссию — практически без ограничений, чтобы держать Францию занятой, пока британские войска завоевывают ее империю. Разумеется, в британских субсидиях европейским союзникам не было ничего нового. Необычным в подходе Питта был масштаб, в котором он предлагал субсидировать, ведь вскоре он попросит парламент одобрить выплаты Фридриху и другим немецким князьям, которые значительно превысят все, что когда-либо делала Великобритания[289].
Питт также предложил, как он утверждал с 1755 года, защищать родные острова не с помощью армии, а опираясь на реформированное ополчение или территориальные силы, базирующиеся в графствах. Эта мера вполне соответствовала предпочтениям многих заднескамеечников, деревенских сквайров, которым не нравилась постоянная армия как из-за ее дороговизны, так и из-за того, что ее можно было использовать для прямого контроля над их местностью. Таким образом, их поддержка защиты ополчения была крайне важна для поддержания программы Питта в общинах. Ополчение было важно и по другой причине: оно высвободило бы армейские части, расквартированные в Англии, для сотрудничества с домашним флотом при совершении «спусков», или рейдов, на французское побережье. Если французы захотят защитить свои атлантические порты, рассуждал он, им придется отвлечь войска от операций против Германии. Эту идею Питт почерпнул у Фридриха, который еще в 1756 году отмечал, что «если Франция удалит свои берега Ла-Манша для формирования армии [для Германии], английский флот сможет извлечь из этого выгоду и… распространить тревогу по всей длине Бретани и Нормандии». По мнению Питта, для спуска потребуется всего несколько тысяч человек и моряков, и, ослабив давление Франции на пруссаков, можно на неопределенное время избежать необходимости посылать войска на помощь Фридриху[290].
Подход Питта к войне в колониях, по сути, перевернул всю политику, которую проводили Брэддок и Лаудун. Поскольку все в его планах зависело от завоевания Новой Франции, Питту как никогда нужно было использовать сильные стороны Америки, и особенно ее людские ресурсы. Он знал, что Галифакс уже давно выступал за создание большого количества провинциалов для использования против Канады, но Камберленд, предпочитавший использовать регулярные войска, отказался от этой идеи. Кроме того, он беседовал с экспертами по колониям — в частности, с губернатором Нью-Йорка сэром Чарльзом Харди, чье мнение о Лаудуне ухудшилось после Луисбургской экспедиции, и Томасом Поуналлом, который не стеснялся служить своим интересам за счет бывших покровителей, — и на основании этих бесед пришел к выводу, что усилия Лаудуна по объединению колоний лишь раззадорили колонистов и помешали военным действиям[291].
К середине декабря 1757 года Питт понял, что для того, чтобы превратить американские ассамблеи из центров сопротивления в источники людей и денег, ему придется полностью изменить курс колониальной политики. Вместо того чтобы относиться к колониям как к подчиненным юрисдикциям и требовать от них финансирования военных действий за счет принудительных взносов в общий фонд, Питт решил относиться к ним как к союзникам, предлагая субсидии для поощрения их ассамблей к помощи в завоевании Новой Франции. Вместо того чтобы продолжать требовать, чтобы гражданская власть в лице колониальных губернаторов и законодательных собраний подчинялась военной власти в лице главнокомандующего Его Величества, Питт решил лишить преемника Лаудуна прямой власти над провинциями. В будущем, как и всегда в прошлом, губернаторы будут получать свои указания непосредственно от государственного секретаря Южного департамента. Предоставив провинциям автономию (или, правильнее сказать, восстановив ее), предложив им стимулы к сотрудничеству, а не стремясь принудить их к союзу, Питт надеялся вызвать патриотический энтузиазм, которого не наблюдалось с 1756 года[292].
Наконец, поскольку демонстрировать энтузиазм должны были не только провинциалы, но и провинциалки, Питт решил отменить политику, согласно которой все провинциальные полевые офицеры, находясь на совместной службе с регулярными частями, получали звание только старших капитанов. Согласно его указу, в кампаниях 1758 года провинциальные майоры, полковники и генералы будут иметь статус, эквивалентный их аналогичным званиям в регулярной армии, становясь младшими по званию только по отношению к регулярным офицерам сопоставимых классов.