Сущий дьявол

Достав ключ, Клейтон наклонился и отпер замок. Затем выдернул из-за пояса пистолет и рывком распахнул дверь.

Ничего.

— Черт возьми! — воскликнул караульный, заглядывая внутрь.

Оттуда пахнуло таким зловонием, что Питера едва не вырвало.

— Что там? — спросил Морнингхолл. Караульный попятился и пробормотал:

— Думаю, он мертв, сэр.

Гвинет было совсем непросто найти того, кто согласился бы доставить ее к плавучей тюрьме. Наконец ей удалось найти рыбака, чинившего свои сети у пирса. Но и рыбак согласился не сразу и лишь за соответствующую плату.

Она сидела в маленькой лодочке, сложив на коленях затянутые в перчатки руки. Рыбак уверенно греб, а Гвинет, несмотря на внешнее спокойствие, вся кипела от гнева. Она обдумывала способ казни для Морнингхолла. Ведь он поставил ее в такое унизительное положение перед самыми влиятельными женщинами Портсмута.

С этим никак нельзя смириться.

Удушение. Да, это будет неплохо. Она сжала руки, представляя, как расправится с обидчиком.

По небу плыли тучи, заслонявшие солнце. Налетевший бриз украсил волны белыми барашками. Если до этого бухта казалась темно-синей, то теперь она поблекла, стала серой. И сразу же похолодало.

Пытаясь согреться, Гвинет обхватила плечи руками. Потом подняла голову и увидела за плечом рыбака еще одну лодку: на веслах сидел матрос, и лодка явно плыла от тюрьмы «Суррей».

Гвинет нахмурилась.

Рыбак взглянул через плечо, чтобы узнать, что привлекло внимание пассажирки.

— А-а… еще один, — пробормотал он. — Плывут из тюрьмы, которую вы хотите навестить.

— Еще один? — переспросила Гвинет. Рыбак только усмехнулся в ответ. Гвинет в ужасе прикрыла рот ладонью. Нет! Не может быть!

Тем не менее сомнений уже не оставалось: в лодке лежал труп, наполовину прикрытый тряпкой.

— Мертвец, — проговорил рыбак, наваливаясь на весла. — Их возят оттуда каждый день. Мрут как мухи, особенно в жару.

Гвинет стало не по себе. Она в ужасе смотрела на босые ноги, торчавшие поверх планшира. Затем взглянула на матроса, сидевшего на веслах. Матрос же с восхищением взирал на Гвинет. Когда лодки поравнялись, он улыбнулся ей.

— Доброе утро, мэм! — прокричал матрос. Он был высок, красив и щеголеват, с копной каштановых волос; щеки его покрывала однодневная щетина.

Подумать только — кто-то способен улыбаться, выполняя столь неприятную обязанность, ведь в лодке лежит мертвец… Гвинет отвернулась. Лодки стали удаляться одна от другой.

— Надеюсь, вы к этому спокойно относитесь. Здесь каждый день умирают.

— Да, конечно… — пробормотала Гвинет, глядя на приближающуюся плавучую тюрьму.

Рыбак в задумчивости посмотрел на Гвинет. Она же сейчас думала не о заключенных. Она представляла, как отомстит маркизу, как он, умирая, будет мучиться.

Заложив руки за спину, Деймон стоял у окна каюты. Он наблюдал за лодкой с трупом Натана Эштона. Деймона душил гнев, однако он старался держать себя в руках.

Тут раздались шаги, затем скрипнула дверь, и в каюту вошел Питер Милфорд в сопровождении мальчика.

Деймон по-прежнему смотрел в окно. Он думал о том, что у него все-таки есть сердце. Казалось, оно прожгло ему грудь…

Деймон слышал, как за вошедшими закрылась дверь, слышал шорох одежды и дыхание мальчика. Слышал покашливание Питера.

Наконец он медленно повернулся, по-прежнему держа руки за спиной. Взгляд его, казалось, ничего не выражал. Какое удовольствие он испытывал, глядя, как маленький Тоби утоляет голод! Какое удовольствие он получил, когда увидел улыбку мальчика, облаченного в чистую одежду! Как приятно сознавать, что ты способен сделать что-то доброе…

Деймон откашлялся.

Тоби стоял перед Питером. Еще никогда он не казался таким хрупким, как сейчас, — наверное, потому, что рядом с ним возвышался рослый капеллан. За стеклами очков растерянно мигали глаза мальчика. Рубашка его была разорвана и застегнута на пуговицу под самым горлом. Глаза Деймона округлились.

— Что с твоей рубашкой, Тоби? — нахмурившись, спросил он.

Мальчик молчал, глядя в пол. Было очевидно, что в нем происходит внутренняя борьба.

— Заключенные, сэр… Они… Им не нравится, что я работаю у вас…

— Разумеется, им не нравится. Поэтому я и запретил тебе появляться в помещениях караульных и спускаться вниз.

Покусывая губы, Тоби поднял глаза.

— Знаете, они собираются вас убить. Деймон издал глубокий вздох.

— Подобные желания возникают у них от безысходной тоски и скуки. Но я говорил тебе, Тоби, чтобы ты с ними не общался. — Деймон понизил голос и проговорил почти ласково: — Ты способен выслушать правду?

— Деймон… — предостерег Питер.

— Отвечай, Тоби.

Казалось, мальчик вот-вот расплачется.

— Я хотел сказать своему брату, что его собираются освободить, — выпалил мальчик.

Деймон глубоко вдохнул. Он бросил взгляд на Питера, но понял, что от него помощи не дождется.

— Садись, Тоби, — предложил Деймон.

Должно быть, мальчик о чем-то догадался по выражению лица либо по тону Морнингхолла. Потому что его глаза округлились от страха. Он посмотрел на Питера, но тот отвернулся. Тоби медленно опустился на стул.

Деймон сел рядом с мальчиком и нервно провел ладонью по волосам. Он не знал, как приступить к делу. Черт бы побрал Питера — именно ему следовало взять это на себя, в конце концов, он священник. Но Питер наотрез отказался участвовать в плане Деймона. Вот так всегда бывает: друзья всегда покидают тебя, когда ты больше всего в них нуждаешься. Лучше вообще обходиться без них.

Собравшись с духом, он положил руку на плечо Тоби. Мальчик задрожал, и Деймону стало не по себе.

— Вот что, Тоби, — проговорил он, стараясь не встречаться взглядом с Питером, — я должен сообщить тебе кое-что о твоем брате.

На глаза мальчика навернулись слезы, губы его задрожали.

— Вы передумали?

— Нет, Тоби, не передумал. — Деймон набрал в легкие воздуха и выдохнул: — Твой брат умер.

Тоби уставился на маркиза. Ни один мускул не дрогнул на его изможденном лице. Стоявший за его спиной Питер с укором смотрел на Деймона.

— Он н-не… не может умереть, — возразил Тоби. — Коннор должен был его… Нет, я неверю вам! Он не может умереть!

Деймон похлопал мальчика.

— Мы открыли карцер, чтобы освободить его, но он… был мертв. Мне очень жаль, Тоби… — Он посмотрел на Питера, по-прежнему стоящего за спиной мальчика. — Поверь, мне очень жаль.