Суздаль. История. Легенды. Предания

Но самыми ужасными были "земляные тюрьмы", которые обычно устаивались под башнями. Они представляли собой вырытую в земле яму глубиной около двух с половиной метров. Края ее выкладывались кирпичом или просто плитняком; иногда в нее вставлялся сруб, а для спанья узнику постилали солому. Крыша "земляной тюрьмы" состояла из досок, покрытых тонким слоем земли и дерна; в крыше имелось отверстие, в которое можно было поднять и опустить узника и подать ему еду. Отверстие это запиралось на замок, ключ от которого хранился у монахов.

В таких "погребах" разводилось много крыс и паразитов, и часто заключенных вынимали оттуда с отъеденными пятками, носом или ушами, о чем тоже свидетельствуют монастырские акты. Давать же узнику что-нибудь для своей защиты строго запрещалось под угрозой самому оказаться в "земляной тюрьме". За годы заключения в такой тюрьме люди теряли рассудок, а чтобы они не кричали и не протестовали, им нередко отрезали языки.

В допетровское время право ссылать в монастырские тюрьмы принадлежало только царю, патриарху, митрополитам и архиереям, то есть люди попадали туда без решения суда. А.С. Пругавин, еще до Октябрьской революции написавший исследование о монастырских тюрьмах, отмечал, что в них часто отправляли людей, деяния которых не подпадали ни под какую статью гражданских законов. А с точки зрения евангельских истин, они вообще заслуживали всяческого уважения. Но в основном в монастырских тюрьмах сидели так называемые "религиозные преступники", вся вина которых заключалась в своеобразном понимании ими тех или иных вопросов веры, той или иной евангельской истины, а порой того или иного житейского принципа.

Как тюрьма Спасо-Евфимиев монастырь стал известен со второй половины XVIII века, когда в 1766 году императрица Екатерина II учредила "Духовную тюрьму" для "безумствующих колодников": "Для лучшего за ними присмотра и сохранения их жизни, равно чтобы от них какого, по безумию их, вреда кому учинено не было". Вслед за повелением государыни-императрицы издана была особая инструкция, как обращаться с ссылаемыми в Спасо-Евфимиев монастырь колодниками: "Содержать оных безумных в отведенных от архимандрита порожних двух или трех покоях, однако не скованных, и иметь за ними присмотр такой, чтобы они себе и другим… не могли учинить какого вреда, чего ради такого орудия, чем можно вред учинить, при них не было… Буде же который стал сумасбродничать, то в таком случае посадить такого одного в покой, не давая ему несколько времени пищи; и как усмирится, то тогда можно свести его по-прежнему с другими. Кои же смирны и сумасбродства не делают, таких пускать для слушания Божественного пения в церковь, однако же под присмотром караульных". Нельзя не заметить, что при всей строгости инструкция эта отличалась необыкновенным человеколюбием; в ней были строго запрещены не только истязания и пытки, но даже и оковы.

Первыми в Спасо-Евфимиев монастырь попали драгун Никанор Рагозин, отставной капитан Иван Немчинов, Михаил Васильев — слуга князя Урусова (всего десять человек). Но в обители содержали не только душевнобольных, которых размещали в больничных кельях при церкви Николая Чудотворца, отделявшейся от монастыря оградой. Цель и назначение тюрьмы быстро изменилось, и из места содержания безумных колодников она быстро превратилась в место ссылки лиц, провинившихся против церкви и религии — сектан-тов, раскольников, вероотступников и последователей самых различных религиозных течений. День и ночь монастырская тюрьма была на замке, а единственные ворога, которые вели в нее, постоянно охранялись часовыми.

Некоторые из узников содержались в монастырской тюрьме такое время, которое превышало сроки наказания, установленные уголовным законом за самые тяжкие преступления. Непременным условием освобождения из монастырского заточения было полное раскаяние и "чистосердечное отречение" от всех своих "заблуждений" и еретических мыслей. Однако люди, убежденные в правоте своих взглядов, предпочитали окончить дни свои в неволе, но ни от чего не отступиться. А так как в монастырские тюрьмы попадали обычно люди именно такого склада, то очень немногие из них получали свободу, большинство же оставалось там до конца жизни.

Почти 35 лет находился в арестантском отделении священник Золотницкий, дьякон Н.И. Добролюбов (из Нижегородской губернии) провел в монастырской тюрьме 27 лет. Столь длительные сроки заключения превращали узников в мучеников: одни из них страдали за верность своей секте, другие — за расхождение по некоторым вопросам с Православной церковью… А иеромонах Кирик и вовсе двенадцать лет просидел в арестантском отделении "не за какие-нибудь безнравственные преступления, а за свою болезненную раздражительность". В 1900 году Священный Синод направил в тюрьму Спасо-Евфимиева монастыря крестьянина Ермолая Федосеева (Самарская губерния) за то, что тот "жил в пещере и своей лицемерной праведностью привлекал к себе массы простого народа".

В тюрьме Спасо-Евфимиева монастыря сидели также и за "непристойное поведение", и за различные уголовные преступления, и за другие провинности. В начале XIX века несколько лет просидел в арестантском отделении Спасо-Евфимиевой обители один из сыновей графа Кирилла Григорьевича Разумовского, обвиненный в непочтительности к отцу: он поднял (или только хотел поднять) руку на родителя. Впоследствии дерзкий сын впал в помешательство или уже был в таком состоянии, когда был заключен в монастырскую тюрьму. Умер он на свободе в 1825 (или 1826) году.

Конец тюрьме Спасо-Евфимиева монастыря положила приближавшаяся революция 1905 года. Указом 1904 года последние узники арестантского отделения были освобождены, и среди них — крестьянин Федор Ковалев (из Херсонской губернии), замуровавший заживо около двадцати человек (своих родственников и единомышленников) во время всеобщей переписи, которую считал делом Антихриста.

За распространение штунды

В предыдущей главе указывалось, что узников отправляли в Спасо-Евфимиев монастырь "по причине исступления его в уме", "для содержания по сумасшедствию", "по причине помешательства ума его" и т. д. А в сентябре 1894 года в "арестантское отделение" обители был доставлен Василий Осипович Рахов, которого инструкция предписывала "держать там до обнаружения им искреннего раскаяния и исправления".

Он был сыном состоятельных родителей и в начале 1880-х годов работал в Архангельске в одной из торговых контор богатой немецкой фирмы. Было ему тогда 22 года, и ожидала его блестящая житейская карьера, как вдруг он, к ужасу родных и немалому изумлению знакомых, бросил службу и куда-то исчез. Через некоторое время следы его обнаружились в глухой деревушке Пинежского уезда, где он, переходя от избы к избе, обучал грамоте и Закону Божьему деревенских ребятишек. Взрослым помогал советом и делом, а по вечерам и в праздники читал им книжки религиозного содержания. Он успешно боролся с грубостью и пьянством мужиков, и женщины, натерпевшиеся от пьяных мужей, не уставали благодарить провидение, что оно послало им такого человека. Бедность народа, его невежество и беспробудное пьянство — все возбуждало в Рахове глубокое сострадание, и он, насколько позволяли силы, вносил в окружающий его ужас утешение и помощь.

Местному священнику деятельность В.О. Рахова показалась подозрительной: "Человек молодой, с образованием — и вдруг поселяется в деревне, учит ребят, читает мужикам книжки. А кто ему это разрешил? Имеет ли он на это надлежащее свидетельство?". В результате начавшихся дознаний против В.О. Рахова возбудили уголовное дело, и ему ничего не оставалось делать, как вернуться в Архангельск.

Но дома он пробыл всего несколько дней, а после опять исчез — на этот раз надолго. Только через два года оказался он на родине, исходив за это время пешком весь юг России, побывав на Святой горе Афон и в Палестине. Наконец В.О. Рахов оказался в Одессе и поселился на одной из городских окраин. Он пришел в ужас от страшной и безысходной нужды, в которой жили там люди, и решил призвать богатое одесское общество помочь этим несчастным и обездоленным.

Каждый вечер богатые одесские семейства собирались в театре, и В.О. Рахов идет туда. Он занял место в партере, и в первый же антракт, как только упал занавес, вышел на сцену и обратился к публике с горячей речью, описал нужду и нищету одесских бедняков и призвал прийти им на помощь. Нетрудно представить, что было потом: его тут же схватила полиция, доставила в участок, а потом отправила в Архангельск.

В родном городе В.О. Рахова посадили в тюрьму за распространение штунды. Местное духовенство нашло, что он не исполняет некоторые православные обряды, а книжки, которые читает народу, не вполне согласны с православным учением. Полиция провела самые тщательные обыски, но ничего подозрительного не нашла. Суд оправдал В.О. Рахова, так как ничего преступного в его действиях не было, и его выпустили на волю.