Свадьба палочек

– Именно! Это-то меня и убило. Ничего нет в жизни лучше, чем школа.

– Ты так весело об этом говоришь. Она хихикнула.

– Я вот жду не дождусь этой встречи, потому что в глазах всех наших одноклассников, несмотря на все что со мной случилось за последние пятнадцать лет, я буду все той же счастливицей Зоуи. Отличница, чэрлидер, подружка капитана футбольной команды. А ты навсегда останешься прежней Мирандой Романак, примерной девочкой, которая в выпускном классе взяла да и отмочила номер – стала встречаться с самым скверным парнем во всей школе. – И она хлопнула меня по колену.

– И да благословит его Бог, этого парня, – сказала я, старательно подражая ирландскому выговору.

Зоуи подняла руку с воображаемым бокалом, словно предлагая тост.

– И да благословит он Кевина. Я жду не дождусь этой встречи еще и потому, что надеюсь его там увидеть. И он будет совершенно великолепен, он подхватит меня на руки и спасет от всех бед и тягот грядущей жизни.

Я едва не задохнулась от нахлынувших чувств, сердце буквально выпрыгивало у меня из груди. Зоуи произнесла вслух то, о чем я неотступно думала в течение последних нескольких недель.

Я впервые столкнулась с Джеймсом Стилманом на уроке геометрии. Видит бог, я знала о нем и прежде, у него была репутация миль в пятнадцать длиной. Он чуть ли не гипнозом завлекал невинных девушек в свою постель. Однажды он украл пару лыж из спортивного магазина, и у него хватило наглости вернуться туда на следующий день, чтобы заострить кромки. Поговаривали, что он вместе с дружками сжег дотла заброшенный дом Броди, в котором они обычно устраивали свои дикие оргии. Все указывало на отсутствие у Джеймса малейшего желания превратиться в достойного гражданина.

По школе обычно слонялась группка типичных юных головорезов в навороченных кожаных куртках и с немыслимыми прическами, похожими на мотоциклетные шлемы; но этим ходульным клише до стилмановских представлений о плохом было как до Луны. Его неповторимый стиль произвел на меня неизгладимое впечатление в ту пору, когда я еще не очень-то понимала значение этого слова. Несмотря на свою отчаянную репутацию, одевался он как ученик дорогой частной школы: в твидовые пиджаки, роскошные брюки, мягкие замшевые ботинки. Он был поклонником европейских рок-групп – «Сплифф» и Геш Патти – и говорили даже, что он любит готовить. Когда он одно время встречался с Клаудией Бичмэн, на ее день рождения он заказал букет желтых роз, который доставили в школу и вручили ей в спортзале. Как и большинство старшеклассниц, я издалека наблюдала за ним, и мне было любопытно, правда ли все то, что про него говорят. Я задумывалась, а каково это – быть с ним знакомой, встречаться, целоваться? Но это любопытство носило чисто теоретический характер, я знала, что он никогда не обратит внимания на такую бесцветную особу, такую примерную ученицу, как я. У него даже мысли подобной не возникнет.

– Что он сказал?

Только когда у меня что-то стукнуло в голове изнутри, я поняла, что это ко мне он обратился с вопросом. На уроке по геометрии он сидел позади меня, но только потому, что нас рассаживали по алфавиту. Прежде чем я пришла в себя от изумления, он повторил вопрос, на сей раз обратившись ко мне по имени:

– Миранда, что он сказал?

Так он, оказывается, меня знал. Знал, как меня зовут.

Учитель только что сообщил, что Земля – сжатый у полюсов сфероид, и я добросовестно записала это в тетрадь. Я обернулась к нему и ответила:

– Он сказал, что Земля – сжатый у полюсов сфероид. Джеймс смотрел на меня так пристально, словно мои слова были ответом на его давние тайные мечтания.

– Какой-какой?

– Уф-ф-ф… Сжатый у полюсов сфероид.

– А что это такое?

С моих губ уже готово было сорваться: «Вроде яйца, на которое кто-то облокотился», – но внутренний голос велел мне заткнуться. Я лишь пожала плечами.

Его губы медленно раздвинулись в улыбке.

– Знаешь, но скрываешь.

Я не на шутку испугалась. Неужели он догадался, что я готова разыграть из себя дурочку, только б ему понравиться?

– Много знать – это классно. Я тоже знаю кой-чего. – Он отвернулся, загадочно улыбаясь.

После урока я, не поднимая глаз, как можно медленнее укладывала книги, чтобы только не столкнуться с ним при выходе из класса.

– Прости.

Я оцепенела и зажмурилась. Он был позади меня. Я не знала, что сказать. Пока я собиралась с мыслями, он обогнул парту и встал передо мной.

– За что – прости? – Я не могла себя заставить посмотреть на него.

– За мои слова. Послушай, как ты насчет того, чтоб куда-нибудь со мной сходить?

Я отчетливо помню, что в это самое мгновение почувствовала, как где-то в глубине моего существа повернулось колесо судьбы. За долю секунды перед тем, как ответить, я поняла, что все теперь переменится и ничто не в силах этому помешать.

– Ты, никак, меня приглашаешь на свидание? – Я постаралась произнести это как можно непринужденнее и с ноткой сарказма, чтобы подыграть ему, если это была шутка.

Его лицо было непроницаемо.

– Да. Ты не представляешь, как мне хочется с тобой поговорить.

До конца года мы были неразлучны. Мы с ним были полными противоположностями. Впервые в жизни я поняла к своей безмерной радости, что иное может не отторгать, а дополнять. У каждого из нас был свой мир, которым мы хотели поделиться друг с другом. Каким-то образом эти совершенно разные миры прекрасно сосуществовали.

Примечательно, что мы не стали любовниками; я до сих пор считаю это одной из величайших ошибок всей моей жизни. Джеймс был первым мужчиной, любовь к которому стала для меня вполне зрелым, настоящим чувством. До сего дня я не перестаю сожалеть о том, что первым моим любовником был не он, а смазливый пустой дуралей, которому я сказала «да» через месяц после поступления в колледж.

Я никогда не спрашивала его о девушках, которые были у него до меня. И вопреки своей репутации, Джеймс никогда не пытался делать то, против чего я возражала. Он был нежным, любящим и уважительным. Овца в волчьей шкуре. И в довершение всего он умел целоваться так, что ты забывала обо всем на свете. Не поймите меня превратно – если мы не занимались тем самым, то это отнюдь не означает, что мы не проводили бесчисленных восхитительных часов в горизонтальном положении – распаленные и голодные.

Поскольку мы были такими разными, он вроде не возражал против моих строгих, старомодных взглядов. Он знал, что я хочу выйти замуж девственницей, и не пытался взять меня силой или переубедить. Может быть, ему надоели слишком доступные девицы, у которых он не знал отказа, и я на их фоне казалась чем-то редким, заслуживающим пристального изучения.

Наши взаимоотношения, как это часто бывает, прекратились, когда мы поступили в разные колледжи в разных штатах. В первые месяцы разлуки я забрасывала его безумными, страстными письмами. Он время от времени отвечал на них двумя-тремя глупыми фразами на почтовых открытках, и в этом проявлялась худшая часть его натуры. По мере того как колледж и новые знакомства, новая жизнь во всем ее многообразии вытесняли воспоминания о прошлом, поток моих писем превратился в тоненький ручеек. Мы увиделись вновь только во время рождественских каникул, и отношения внешне оставались теплыми и нежными, но к этому времени у каждого из нас была своя жизнь. Наши встречи были всего лишь данью ностальгии, а не прологом совместного будущего.