Свадебный марш на балалайке
Шрифт:
– Да мы и не собирались за подарками, чего там. Мы просто предложили, а вы – поехали да поехали! Нам и не надо ничего.
– Я в вас не ошибся, – положил Дуся руку на широкое и горячее плечо поварихи. Та вытянулась в струнку, и он сразу же добавил: – Кстати, порядочный траур длится не менее полугода!
Все вместе поспешили в машину. Только Марфа Николаевна тихонько шепнула Люсе, кивая на Евдокима:
– Вроде все сказал верно, а чувствую себя дурой.
– Да я давно чувствую, – вздохнула горничная.
Дуся бежал в новом костюме к дому Ани Левашовой и догадывался,
– Вот… идиотство… – задыхался он. – Хотел же с самого утра следить за этой Анной, а сам повариху наряжал!
И все же торопился он не напрасно – прямо перед подъездом стояла машина с красным крестом. Едва Дуся подбежал, как она зарычала, обдала его вонючим выхлопом и поползла к главной дороге. Может, Евдоким и не понял бы, что это к Левашовой приезжали врачи, да сердобольная тетушка, стоявшая возле подъезда с пакетом молока, скорбно сложила брови шалашиком и проговорила неизвестно кому.
– Вот ведь как… Жила одна, как былинка, а теперь и пожалеть некому…
– Это вы про кого? – немедленно подскочил к ней Дуся.
– Да про Анютку, – кивнула тетушка вслед уехавшей машине. – Все. Увезли.
– Ее убили? – У Дуси перехватило дыхание.
– Нет, – задумчиво проговорила собеседница, прижимая к груди пакет с молоком.
– Сама умерла?
– Да типун тебе во все пузо! Чего каркаешь?! На сохранение девку повезли! Вот ведь заладил – убили, убили…
– То есть… как это – на сохранение?
– Обычно. Как беременных на сохранение ложат? Нет, не те бабы пошли! Вот мы дак раньше, разе когда где лежали? Я вот помню…
– Так это что же, Левашова беременна? – выкатил глаза Евдоким.
– Токо что сама призналась. Грит, ложат ребеночка сохранять, вы, грит, никому не говорите, токо маме, если приедет. Вот я и стою здеся, молчу.
Дуся онемел. Вот это гастрит! Понятно теперь, почему она лимоны хлестала…
– А куда повезли, не знаете? – наконец опомнился он.
– Так в роддом, наверное, куда еще! Сходи вон в консультацию, она здесь, за тем домом, да узнай, мне кто скажет-то! – осерчала тетушка и сердито хлопнула подъездной дверью.
Дуся не стал торчать пнем возле дверей, а понесся в указанном направлении. Нет, видимо, никуда от призвания не деться – все дороги ведут в роддом.
В женской консультации Евдоким чувствовал себя уверенно, будто сам семерых выносил. Подбежав к регистратуре, он небрежно изрек:
– Сестру мою увезли на сохранение, требуют документы привезти, вы мне не поможете?
– Имя, фамилия сестры, год рождения, адрес… – точно робот принялась перечислять молоденькая девица в белоснежном халате.
– Левашова Анна. Адрес… не знаю, она в том доме жила…
– Ну что же вы от нас хотите? Сходите, узнайте адрес, потом придете, – поджала губки девица и высокомерно отвернулась.
Номер не прошел. Дуся не дурак – принесешь ей адрес, она год рождения потребует, так и будет гонять. Дуся вышел на улицу и обратился к первой же женщине, которая не спеша направлялась в консультацию.
– Девушка! Вы не подскажете, вот этот дом какой номер?
Консультация обслуживала только людей с определенного района,
поэтому женщина знала и номер этого дома, и многих других в своем районе.– Этот – Мичурина, шестнадцать, а там вон – Мичурина, шестнадцать «А», а вот за тем домом уже улица Октябрьская начинается. И мой дом там.
– Спасибо! Дай бог вам мальчика!
– Да чтоб ты треснул! На кой мне мальчик сдался? Я в консультации медсестрой работаю! – расстроилась женщина и, не оборачиваясь, пошла, старательно подтягивая живот.
Теперь Дуся несся обратно в поликлинику. На стене, как и везде, висел огромный стенд, где было расписано, какой дом относится к какому участку и в каком кабинете принимает какой врач. Мичурина, шестнадцать, был третьим участком, и принимала его Ахова Валерия Валерьевна в одиннадцатом кабинете.
Возле кабинета томилась длинная молчаливая очередь.
– Я только спросить, – кинулся Дуся к двери, но его тут же поймала за брюки темная бровастая бабища.
– Ты это… совесть-то имей! Там же это… раздеваются!
Дуся понял. Возле двери он тоже стал стаскивать пиджак и расстегивать рубашку. Он, может быть, и оголился бы весь, но та же бабища снова недобро загундосила.
– Ты это… Тоже, что ль, смотреться? Тебе же… это… Только спросить! Так я чего говорю – ты это… пока не заходи, там же… это… женщины раздетые.
– А они все такие быстрые! – противным голосом заверещала старая леди в тапках на босу ногу. – Им ить как приспичит, хоть где вынь да положь!
Дуся не мог больше терпеть. Многострадальные женщины здесь были в явном большинстве и уже приготовились обрушиться на единственного мужчину со всем гневом, ежели тот вдруг что сделает не так. Дуся и сделал не так. Он плюнул на все приличия, засунул голову в дверь и скорчил скорбную гримасу.
– Валерия Валерьевна! Мою сестру, Левашову Анну, только что увезли на сохранение! Срочно нужна ее карточка! – заверещал Дуся, не обращая внимания на пациентку, которая при виде его вскочила и стала швырять в наглеца бумагами, которые сгребла со стола врача.
– Ой… а я не Валерия Валерьевна… – испуганно лопотала девчонка. – Она вышла… А карточка…
– Срочно! Человек погибает! Она беременная была! – нагонял Дуся панику, а за его спиной уже вовсю волновались ожившие дамы.
– Дайте мужику, чего он просит! Видите, невмоготу человеку! Погибает! – не вдаваясь в детали, орали пациентки и норовили под шумок проскользнуть в кабинет без очереди.
– Ой, да я не знаю… Я тут только практику прохожу… А чего надо-то? – не знала, куда деться, девчонка. Она, может, и сбежала бы вовсе, но дверь плотной толпой забронировали обозленные женщины. – Валерия Валерьевна отлучилась ненадолго… Только на субсидии документы подать… Она обещала скоро быть…
– Человек умирает!
– Да мы все здесь скоро поумираем в этой очереди! На субсидии! Эдак ее до конца месяца не будет!
– А я вот в прошлый раз приходила, так она появилась токо к концу приема! Прибежала и даже смотреть ничего не стала, таблетку сунула и выпнула! Отдавай мужику бумажку! Мужик, чо те надо-то?
– Мне нужна карта! Посмотрите, неужели не знаете, где документы хранятся? – голоса Дуси почти не было слышно.
– Фамилия как? – чуть не рыдала девчонка.
– Левашова! Анна Левашова!