«Сварщик» с Юноны

Периодически слышится стук который подгонял и мешал сосредоточиться. Это бьется о борт «Юноны» шлюпка, которая доставляла командора на другие суда флотилии.

«А что, если…» — я обильно смочил ватный тампон алкоголем и усилено протер болячку. Защипало. Значит какая-никакая дезинфекция произведена. Решительно натянул носок и сунул ступню в штиблет, осторожно наступил. Вроде терпимо. Начал, прислушиваясь к ощущениям, собирать бумаги и постепенно под гнетом нахлынувших мыслей забылся.

Весь день мотался то на «Авось», то на «Санта Монику». К вечеру с гудящими ногами, но довольный достигнутым забрался в обратную шлюпку. И тут, когда заботы отпустили, почуял неудобство и жжение в правой ступне. «Натёр», — самонадеянно решил было. Но в каюте от вида покрасневшей и опухшей вокруг занозы ранки забеспокоился.

«А что, если без должного лечения начнётся нагноение, а там и гангрена!?» Ведь тогда может статься что я, Савелий, вместо того чтобы спасти Резанова от преждевременной гибели на Сибирском тракте в марте 1807 года, сам, своими собственными ногами сведу того в могилу прямо сейчас?!

Резанов, который чувствовал по моему возбуждению неладное, тоже пыхтел в правой части нашего общего тела от беспокойства.

Делать нечего, послали слугу за доктором с пинцетом.

И тут я в образе командора вновь поразил Лангсдорфа. То есть корабельный врач ринулся было привычно орудовать ланцетом, ну это скальпель в моем времени, с которым кажется не расставался как пацаненок с пкерочинным ножичком — занозы на деревянном судне не новость. Но я притормозил порыв врача:

— Григорий Иванович, давайте-ка сюда Ваши инструменты, — после чего сноровисто прокалил оные над пламенем толстой восковой свечи. Затем с помощью Сидора обмыл ступню с мылом, обсушил льняным полотенцем и обильно протер вокруг ранки тампоном смоченным водкой. Лишь после этого пригласил: — А теперь извольте.

Врач недоуменно покачал головой, но памятуя о поразительных знаниях пациента вопросы, так и рвущиеся, попридержал. Отработанным движением извлек занозу. А я моментально смочил ранку водкой. Процедура эта не из приятных, что отразилось на лице. И Лангсдорф не удержался, спросил:

— Николай Петрович, чего Вы себя так изводите, жжет же неимоверно!?

— Жжёт, — кивнул я, и осторожно продолжил: — Григорий Иванович, а у Вас имеется микроскоп?

Я не помнил, когда ученые в Европе открыли бактерии. Левенгук вроде видел микроскопических существ, но когда это было напрочь вылетело из головы. Вот ТТХ автомата Калашникова, или там гранаты РГО помнил отчётливо, но кому это здесь надо… А то что надо в мозгах как раз не удержалось…

Лангсдорф между тем сокрушенно вздохнул:

— Здесь, на корабле, нету. Слишком уж громоздкий и хлипкий прибор. В полевых условиях приходится обходиться мощными увеличительными стеклами — лупами.

— А Вы с опытами Левенгука по обнаружению микросуществ знакомы?

— Знаком, — поднял брови ученый, — только при чём тут микросущества?

— А при том, дорогой Григорий Иванович, что многие болезни именно сими малыми животными вызваны, увы. А винный спирт многих из них, хотя к сожалению не всех, убивает. А вот открытый огонь и жар изничтожает всех совершенно, — предупреждая расспросы пояснил я. — Да я Вам сейчас сделаю микроскоп Левенгука и сразу, не откладывая в долгий ящик и покажу.

Лангсдорф скептически оглядел командора:

— Ну я от Вас могу ожидать конечно чего угодно, но вот как Вы исхитритесь мизерные линзочки выточить, да ещё на валком корабле погляжу не без интереса.

Я усмехнулся:

— А вот пойдёмте к Вам, там и покажу, — я ловко обмотал больную ступню выстиранной с мылом тряпицей, обулся и двинулся в лабораторию ученого.

В двух сложенных медных пластинах проделал отверстие и шилом изнутри сгладил края каждого. Узкую полоску стекла, отход от нарезания фотопластинки нагрел посередине в пламени спиртовой горелки до размягчения и потащив за концы вытянул в нить. Которую обломил посередине надвое и каждую половинку поочередно вновь сунул в огонь. Нить оплавлялась на кончике в шарик. За минуту наделав пяток разнокалиберных стеклянных росинок на обломках нити как на ножках я вложил по очереди каждый шарик между пластинок в отверстие аккуратно держа пинцетом за ножку. И всякий раз прикладывал полученное устройство к глазу, проверяя.

Лангсдорф давно уже всё понял. Он видел микроскоп Левенгука, но там линзы изготовлялись вручную кропотливо и с ювелирными предостороженостями. А тут…

Заметив его опасливый взгляд я расхохотался:

— Григорий Иванович, не смотрите Вы так.

— Да, Вам хорошо говорить, — сокрушенно опустил плечи ученый, — у Вас всё как-то играючи получается…

— Григорий Иванович, скоро и у Вас начнёт выходить, — убежденно молвил я в теле командора, прилаживая к самодельному микроскопу полочку для препаратов. — Скоро к Вашему немецкому неимоверному просто-таки усердию начнёт примешиваться русская смекалка. Недаром же Вы столько лет трудитесь в России! И этот даст настолько могучий сплав, что Ваши изнеженные Европейские коллеги от зависти поедят собственные шляпы, — оторвался я от прибора и подмигнул Лангсдорфу. Тот от неожиданности сморгнул: уж не привидилось ли такое фривольное поведение от столь высокопоставленного сановника?

Мне и самому стало любопытно: А что же там, в микроскопе, увижу? Когда-то в школе по-обыкновению перелистывать учебники до начала занятий, на каникулах поразился фотографиям, сделанным через микроскоп из учебника ботаники. И когда в разгар лета мне в журнале «Наука и жизнь» подвернулась статья, с инструкцией как изготовить самодельный микроскоп Левенгука, тут же взялся за дело. Даже исправную электролампочку разбил, чтобы достать стержень из подходящего стекла на котором держалась спираль. Но тогда мне не удалось по малолетству раздобыть подходящих микровинтов для удовлетворительной фокусировки прибора. А сейчас всё необходимое под руками имеется. И спустя не полчаса, как я обещал, а пятьдесят минут мы с Лангсдорфом уже толкаясь плечами разглядывали наперебой словно пацанята смыв с кожи то Резанова, то Лангсдорфа, то Сидора, который смутившись прятал ладони. Потом отловили в коридоре зазевавшегося матроса.

Склонный к систематизации Лангсдорф довольно скоро научился отличать сходные виды микробов, как предложил называть кишащие в смывах микроорганизмы я в теле командора, по ходу объясняя:

— Если понаблюдать подольше, то нетрудно заметить, что они подобно обычным зверям едят разное. Одни питаются кожей, другие пожирают первых, третьи на ранах мясом или кровью. Не уверен, но мне сильно сдаётся, что какие-то заболевания — дело их, так сказать «рук».

А теперь смотрите, — привлек я внимание врача.

После чего капнул дистилированной водой из пипетки на руку, взял петелькой мазок и показал, что в таком растворе бацил нет. Растер каплю на руке и теперь в пробе бактерий оказалось полчища. Капнул водкой и микроорганизмы массово погибли. Врач рот раскрыл от изумления. Я добил:

— А если чистым спиртом, то почти все гибнут. Недаром Вы своих препарированных животных для сохранности в банки со спиртом помещаете.

Мне пришла в голову следующая мысль, прямо вытекающая из наблюдений. Но самому катастрофически не хватало времени, а для того, чтобы увлечь Лангсдорфа требовалось подвести того к идее, чтобы он как бы сам заинтересовался как врач. Поэтому оставил его на минутку «баловаться» с новой «игрушкой», сам проворно сгонял в каюту командора.

Да, я не ошибся, в ящике стола, самом нижнем, а потому редко используемом, в углу завалялся плесневый сухарь, вот его я и принес естествоиспытателю. Лангсдорф недоверчиво оглядел доставленное, потом меня, мол «это что?» А я в стеклянной чашечке смыл с руки чуть воды, предложил кивком головы ученому проверить на микробы и, когда тот утвердительно склонил голову, отломил кусочек сухаря, наиболее заплесневелый и сунул туда, поясняя по ходу:

— Григорий Иванович, через пару часов ещё разок проверьте сию пробу на микроорганизмы и приходите обсудить, а мне сейчас недосуг, нужно ещё записи экспедиционные подбить.