Свастика в небе. Борьба и поражение германских военно-воздушных сил. 1939—1945 гг.
Шрифт:
Днем 20 июня были атакованы двенадцать заводов по производству синтетического топлива и нефтеперерабатывающих заводов, и причиненный им тяжелый ущерб еще больше усилил нехватку бензина, которая частично стала причиной слабости немецкой истребительной обороны. К концу сентября 1944 года были разрушены или сильно повреждены 88 заводов по производству синтетического топлива и нефтеперерабатывающих заводов, а всего их было 91.
25 июля флот американских бомбардировщиков атаковал немецкие силы в районе вторжения и в качестве прелюдии к наступлению на Сен-Ло сбросил 6 тысяч тонн бомб. Выжившие в том секторе немецкие пехотинцы были так потрясены пережитым, что их всех пришлось отвести с фронта и дать им время для отдыха прежде, чем они снова стали пригодными для боевых действий. После этой ужасной увертюры немецкое сопротивление в различных точках 27 июля было сломлено, и оказалось невозможным организовать контрнаступление, чтобы блокировать глубокие прорывы союзнических войск. 31 июля американцы прорвались в Авранше и ситуация стала критической. Если они смогли бы расширить прорыв и хлынуть сквозь немецкую оборону, то второе решающее сражение на Западе было проиграно – на сей раз для Германии. А с ним и вся война целиком.
Чтобы ликвидировать эту угрозу, Клюге [367] бросил пять бронетанковых дивизий с 400 танками. В первые немногие часы его контрнаступление отбросило американцев, но с самого начала следующего дня начались мощные атаки союзнических военно-воздушных сил. Стаи «Тайфунов» [368]
367
Генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге 2 июля 1944 г. занимал должности главнокомандующего на Западе и командующего группой армий «D».
368
Английский истребитель-бомбардировщик Хаукер «Тайфун», который был вооружен четырьмя 20-мм пушками и мог нести под крыльями восемь неуправляемых 7,62-см ракет с 27-кг боеголовкой.
Немецкие потери в воздухе в ходе этого сражения возросли до 500 самолетов в неделю. Это было слишком много, чтобы устоять, и после прорыва в Авранше все начало рушиться. Аэродромы оставлялись в панической поспешности, были сожжены десятки тонн топлива, чтобы оно не досталось врагу. Ничего не было сделано для подготовки организованного отхода, и когда немецкие войска пытались разорвать контакт с противником, то атаки становились еще более жестокими. Люфтваффе находились теперь в таком тяжелом положении, что часто приходилось объединять потрепанные авиагруппы, чтобы набрать достаточное число самолетов для эффективной атаки, хотя уже был создан новый резерв из приблизительно 800 истребителей. Разница в силах была настолько потрясающей – около двадцати к одному, – что у люфтваффе просто не было времени перевести дух. И в этой ужасной ситуации сообщения обо все возрастающем истощении летчиков-истребителей настолько рассердили Гитлера, что он в припадке ярости приказал распустить истребительную авиацию и за счет этого укрепить зенитную артиллерию. Но был Шпеер, который позднее смог добиться отзыва этого сумасшедшего приказа.
Несколько дней спустя после покушения на свою жизнь, в день прорыва в Авранше, Гитлер обсудил ситуацию с Йодлем. [369] Они встретились поздно вечером, и нижеследующее – это официальная запись того, что сказал Гитлер:
«Мы должны понять, что можем надеяться на исправление положения во Франции, только если сможем – за максимально короткое время – восстановить господство в воздухе. Поэтому мы должны держать соединения, которые создаем в рейхе, как последний резерв, который будет брошен на чашу весов в решающий момент, хотя пока еще слишком рано, чтобы судить, когда это будет. Мне только жаль, что это все тянется столь долго и мы не способны действовать решительно, особенно потому, что у меня есть сомнения в том, что если бы мы бросили в бой одномоментно 800 дополнительных истребителей и разом увеличили наши силы до 2 тысяч истребителей – что, вероятно, мы можем сделать, – то кризис, который мы переживаем в настоящий момент, был бы сразу преодолен. Но даже затем мы сможем добиться успеха, только если люфтваффе снова встанут на ноги, по крайней мере наполовину… Мы можем надеяться на серьезное сопротивление только позади «Западного вала» [370] или там, где ландшафт будет в нашу пользу, а это в Вогезах. [371] Мы можем организовать сопротивление там».
369
Генерал-оберст Альфред Йодль занимал должность начальника оперативного отдела Главного командования вермахта.
370
«3ападный вал» – система немецких фортификационных сооружений вдоль границы с Францией. «Западный вал» рассматривался как оборонительная мера от возможного вторжения французских войск со стороны линии Мажино. Его строительство началось в 1938 г. на месте уже существовавшей линии Гинденбурга и затем продолжалось во время Второй мировой войны, но так и не было завершено.
371
Вогезы – горный массив на северо-востоке Франции, вдоль границы с Германией.
Затем он заговорил о попытке покушения на свою жизнь, которая была предпринята недавно: [372]
«Я очень хотел бы полететь на Запад, но лучшие намерения в жизни всегда невыполнимы. По крайней мере, в течение нескольких следующих дней я не смогу летать на самолете из-за моих ушей… Если бы рана зажила, [373] то у меня была бы возможность для этого; я бы не волновался. Но в этот момент путешествие на самолете может стать катастрофическим из-за рева и перепадов давления. Что случилось бы, если я бы внезапно получил воспаление среднего уха? Мне приходиться заниматься лечением. Пока рана открыта, есть опасность инфекции. Есть и другие последствия. Я могу, конечно, стоять и говорить некоторое время, но затем должен немедленно сесть. Я не доверил бы себе теперь выступать перед десятками тысяч человек. У меня может начаться головокружение, и я могу упасть».
372
Имеется в виду взрыв, произошедший 20 июля 1944 г. во время совещания в его ставке «Вольфсшанце» около Растенбурга, в Восточной Пруссии.
373
При взрыве у Гитлера были повреждены барабанные перепонки, особенно в правом ухе. В результате он частично оглох на это ухо и, разговаривая с кем-то, немного поворачивался вправо, подставляя левое ухо. В результате взрыва у него также были частично парализована правая рука и обожжена правая нога.
Судя по словам Гитлера, он, кажется, наконец признал ценность истребительной авиации, но это было слишком поздно.
Пилоты союзников разделяли своих противников из люфтваффе на две категории. В первую входили асы, опытнейшие люди, прошедшие через кампании в Испании, Польше, Франции, России и Италии, которые знали каждый трюк в этой игре. Они были Старой гвардией [374] и теми, кого боялись, но такие составляли не более 15–20 процентов от общего числа летчиков. Вторая категория состояла из молодых и неопытных «фанатиков», обладавших большой храбростью, высоким моральным духом и дисциплиной, но плохо обученных и с которыми потому было относительно легко иметь дело. И в таком разделении была большая доля правды.
374
Имеется в виду Старая гвардия Наполеона – самая боеспособная, опытная и преданная ему часть французской армии.
Единственным ярким пятном в немецкой авиационной технике был Ме-262. Он мог летать где хотел и был слишком быстр,
чтобы быть перехваченным чем-то из того, что союзники могли поднять в воздух. До него было можно добраться, лишь когда он заходил на посадку. Но, не считая очень немногих Ме-262, в небе не было достойных внимания немецких самолетов.В то время как кольцо вокруг Германии сжималось все плотнее и плотнее, эффективность немецкой противовоздушной обороны увеличивалась. Мощная зенитная артиллерия ранее всегда недооценивалась и иногда неправильно использовалась, но теперь она все возмещала своими героическими действиями. Вражеские налеты встречались убийственным огнем, который продолжался, даже когда вокруг падали бомбы и позиции зенитной артиллерии обстреливали с бреющего полета союзнические истребители.
В этой ситуации – поразительный факт, который нет необходимости комментировать, – немецкая истребительная авиация в сентябре 1944 года получила большее число самолетов, чем в любом другом месяце в ходе войны, а именно 3013. Благодаря разумной организации, эффективному руководству и умной тактике удалось создать резерв в 2–3 тысячи истребителей, и с такой силой можно было добиться результатов. Нужно было определить конкретную цель, и собираемый необходимый резерв не должен был истощаться растранжириванием каждого доступного самолета в дорогостоящих воздушных сражениях с вражескими бомбардировщиками. Один сбитый самолет противника теперь стоил трех немецких истребителей, и это был недопустимо высокий уровень потерь.
В действительности люди, отвечавшие за немецкую истребительную авиацию, были оппозиционно настроены в отношении атак соединений бомбардировщиков до тех пор, пока масса неопытных пилотов, имевшихся в их распоряжении, не будет должным образом обучена, но Гитлер и Геринг стремились показать населению Германии, что истребители все еще защищают его, потому приказали проводить «атаки для поддержания морального духа», которые, хотя и заканчивались для немцев тяжелыми потерями в воздухе, так никогда не дали успеха в отражении налетов бомбардировщиков. Немецкие асы снова и снова участвовали в этих бессмысленных действиях, часто без должного отдыха и нередко так долго, что их нервы начинали сдавать. Конечно, многие из них погибали. Тем не менее остается фактом, что истребительная авиация люфтваффе в цифровом выражении в ноябре 1944 года была более сильной, чем когда-либо прежде, имея 18 эскадр [375] с 3700 машинами.
375
Имеются в виду только эскадры дневных истребителей.
Командование люфтваффе так никогда и не оправилось от беспорядка и дезорганизации в ходе кампании вторжения. Кортен, начальник Генерального штаба люфтваффе, был убит бомбой, [376] предназначавшейся графом Штауфенбергом [377] для Гитлера, а его преемник, генерал-лейтенант Крейпе, [378] так и не смог взять ситуацию под свой контроль.
Разбитые немецкие фронты откатывались теперь назад к Германии. Дезорганизованные подразделения люфтваффе перелетали из Франции, Бельгии, Голландии, Греции и Югославии, а наземный персонал потоком струился к границам, загруженный добычей и полностью утративший дисциплину, вызывая волну ненависти по отношению к люфтваффе. В качестве предварительного шага перед их реорганизацией Геринг поручил генералу Путциру [379] сформировать из них центральный резерв люфтваффе. По возвращении многие генералы и высшие офицеры, отвечавшие за организацию наземных служб на Западе, были арестованы, хотя впоследствии обвинения против большинства из них признали необоснованными. Единственным высокопоставленным офицером, который действительно был приговорен к смерти и казнен, стал генерал Вабер, командовавший сербским воздушным округом. [380]
376
Генерал авиации Гюнтер Кортен занял пост начальника Генерального штаба люфтваффе 3 сентября 1943 г., после самоубийства Ешоннека. Во время взрыва бомбы на совещании в ставке Гитлера он получил тяжелые ранения, от которых 22 июля 1944 г. скончался в госпитале. В тот же день ему посмертно было присвоено звание генерал-оберста.
377
Начальник штаба Резервной армии оберcт Клаус Шенк фон Штауфенберг был ключевой фигурой заговора против Гитлера, и именно он пронес на совещание к Гитлеру портфель со взрывным устройством замедленного действия.
378
Вернер Крейпе с 22 июля по 12 ноября 1944 г. был лишь исполняющим обязанности начальника Генерального штаба люфтваффе.
379
Рихард Путцир с 4 сентября по 31 ноября 1944 г. руководил так называемым штабом связи «Запад» при Главном командовании люфтваффе.
380
Генерал авиации Бернхард Вабер с 19 июня 1943 г. руководил 30-м воздушным округом, штаб которого находился в Белграде, а затем 29 августа 1944 г. был назначен командующим всеми силами люфтваффе в северной части Балкан. 1 ноября 1944 г. он арестован и уже через 12 дней решением специального военного трибунала приговорен к смертной казни за «полностью неумелое руководство своим штабом и очевидную коррупцию в зоне ответственности своего воздушного округа». 2 января 1945 г. он был лишен звания и наград, а 6 февраля 1945 г. повешен в берлинской тюрьме Шпандау.
Теперь, когда переломить ситуацию оказалось уже слишком поздно, многие излишние штабы расформировали, в любом случае не было никаких соединений, которыми они могли бы управлять. В общей сложности 500 тысяч человек для продолжения службы были переведены из люфтваффе в вермахт и полевые части СС.
Крейпе был снят и заменен Коллером, [381] но и тот не оказался более успешным. Геринг был близок к окончательной потере разума и пошел на беспрецедентный шаг, собрав на совещание тридцать ветеранов, командовавших боевыми частями люфтваффе, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Он открыл совещание, которое проходило в Гатове около Берлина, [382] уверив присутствовавших в том, что они свободны критиковать любого – кроме него самого. Затем он предоставил право вести совещание генералу Пельтцу и покинул его. оберcт Баумбах, молодой офицер, который сам в течение некоторого времени был любимцем Геринга, теперь в качестве предварительного условия реорганизации потребовал, чтобы была устранена свита подхалимов вокруг Геринга. Это требование было, прежде всего, нацелено против генерала Боденшатца, офицера связи между Герингом и Гитлером; генерала Лёрцера, крайне ненавидимого всеми начальника управления кадров; генерала Келлера, руководителя Национал-социалистического авиационного корпуса; и Браухича, личного адъютанта Геринга. Участники совещания согласились с Баумбахом и поручили ему незавидную задачу проинформировать Геринга о своем решении.
381
Генерал авиации Карл Коллер был назначен начальником Генерального штаба люфтваффе 12 ноября 1944 г. и занимал этот пост до самого конца войны.
382
Это совещание, на которое были вызваны 30 командиров бомбардировочных и истребительных эскадр, фактически стало своеобразным военным советом люфтваффе, который затем стал известен как «Ареопаг». Оно прошло в конце октября 1944 г. в академии люфтваффе, находившейся в берлинском пригороде Гатове, и предполагалось, что на нем будут определены пути реформирования люфтваффе.