Свекруха.ru

– Держи, – вернулась Лина и протянула мне упаковку. – Куда поедем: к тебе или ко мне?

– Ты же в кафешке хотела посидеть, – вяло напомнила я, стараясь оттянуть этот страшный момент.

– Передумала, – многозначительно посмотрела на меня подруга. – Такие сведения мы должны получить незамедлительно! Чувствую, что в вашей семейной жизни тоже наступил пиковый момент. А поцелуй с Сержем послужил толчком. Вам надо было завести собаку. Да что теперь говорить? Если ты в этом уверена…

– Ни в чем я, Лина, не уверена.

Мы поехали к Капитолине домой потому, что Анжелику нужно было забирать из школы уже через пару часов. Первый день первоклассника был коротким, хоть и очень насыщенным.

Обратно я возвращалась, подкинув подругу за дочкой в школу, в полной прострации. Тест показал, что я беременна. Лина – нет. Но она не расстроилась, разумно предположив, что им с Олегом придется встретиться еще раз, чтобы добиться положительного результата. Ее это радовало. Меня мое новое состояние тоже. Хотя чисто внешне во мне ничего не изменилось. Ничегошеньки. Я прислушалась к своему организму, он молчал и вел себя как обычно. Лина сказала, что, прежде чем принять окончательное решение, я должна хорошенько подумать. Процент того, что я останусь матерью-одиночкой, был все еще достаточно высок. А уж кто, как не Лина, знала, что такое одной воспитывать ребенка! Она сказала это таким проникновенным тоном, что я не стала возражать, напоминая подруге, что до шести лет Анжелику она воспитывала с Олегом. После шести – большей частью со мной. Ну да ладно. Ей лучше знать проблемы неполной семьи. Пока одна, я просто одна, а когда родится ребенок, то стану «неполной семьей».

Первым порывом было позвонить Даниле и сообщить ему эту новость. Но я не была уверена в том, что он на нее как-то положительно отреагирует. Еще подумает, что я его шантажирую, чтобы он вернулся. Нет, Даниле я не позвоню. Лина уже сказала мне все, что думает по этому поводу, и предложила купить еще один тест, дающий стопроцентную уверенность. Я остановилась у той же аптеки и сходила за тестом. Наверняка, аптекарша подумала, что в городе первого сентября внезапно пошла эпидемия желающих обзавестись собственными школьниками. Она была недалека от истины. Да, я тоже хотела бы, как подруга сегодня, вести свою девочку с огромными белыми бантами в школу.

Тест и на этот раз показал положительный результат. Я сидела в кресле возле телефона и раздумывала, с кем поделиться своей радостью. Мне хотелось это сделать с тем человеком, который разделит ее и посоветует что-то обнадеживающее. Это не Данила, ему боюсь говорить. Пусть не думает, что я стараюсь заманить его обратно в брачные силки. Разумеется, это не Нонна. Лина уже знает, она выразила свое двоякое мнение. Остается мама. Моя родная мама, с которой я не часто вижусь и редко общаюсь.

Все началось после того, как она второй раз вышла замуж. Новый избранник оказался свободным художником с творческой душой и пессимистичным настроем, это всякий раз отражалось в его картинах, которые никто не стремился покупать и вешать себе на стены. Но Костику повезло, пришла мода на готику, и его творчество произвело настоящий фурор. Немало этому поспособствовала мама, отдававшая ему всю себя. Ему и только ему. По ее мнению, я была уже большой девочкой и могла о себе позаботиться сама. А ее молодой тридцатилетний муж все еще оставался талантливым ребенком, нуждающимся в неусыпном уходе. Я не стала перечить и возмущаться, мы с мамой никогда не были особенно близки. Но я хорошо помню тот день, когда она меня провожала в школу. Были и не очень хорошие воспоминания, но у кого их нет?

Мы перезванивались регулярно, раз в месяц. Мама уже знала, что теперь я живу одна, и вот сегодня я решила обрадовать ее очередной новостью. Сообщать с бухты-барахты, что она через семь месяцев станет бабушкой, нужно было в домашней обстановке, чтобы под рукой была валерьянка и не было Костика. Я позвонила, мама благодушно сообщила, что Костика не будет с трех до пяти, и я могу приехать с ней повидаться.

Она все еще жила в большой трехкомнатной квартире массовой застройки времен развитого социализма: кухня – шесть квадратных метров, комнаты по двенадцать и четырнадцать. Я не понимала, почему Костик не старается улучшить их жилище, материально он, по маминым словам, был теперь вполне обеспечен. Мама говорила что-то про хороших соседей, про то, что в ее возрасте (48 лет, они с Нонной ровесницы) уже нельзя менять районную поликлинику, что Костик купил себе квартиру для студии, это очень хорошо потому, что теперь у них больше не пахнет скипидаром и красками. Она много чего говорила. Я решила, что мама счастлива, и пусть живет так, как им с молодым мужем хочется, не мое это дело.

Сегодня дело было мое, и я хотела посоветоваться с мамой.

Она встретила меня в роскошном шелковом халате с сигаретой в зубах. Ее проницательный взгляд сразу уловил подъем в моем настроении. До этого мы встречались в моей любимой «Лакомке», я рассказывала, почему от меня ушел Данила. Надо признаться, мама всецело приняла мою сторону.

– Какой-то невинный поцелуй, – возмущалась она тогда, – а столько шума!

Меня тогда позабавила мысль о том, что же тогда собой представляет виноватый поцелуй.

– Привет, дочь, – пробасила мама грудным голосом, – целоваться не будем, у тебя губы накрашены.

С утра наведя лоск и немыслимую красоту, она не любила, когда я пачкала ее губной помадой.

– Что-то случилось? – поинтересовалась мама, идя следом за мной и попыхивая сигаретой.

– Мама, разве Костик разрешил тебе курить? – спросила я, оттягивая момент признания.

– Ха, – хмыкнула мама, поправляя роскошный бюст, – как же, от него дождешься. Я скажу, что это ты приходила и курила.

– Спасибо, мама.

– На здоровье, дочь. У тебя что-то со здоровьем?! Тогда ты пошла в отца.

– В некотором смысле, – нахмурилась я, разглядывая заставленную новыми шедеврами отчима гостиную.

– Как ты их находишь? – восхищенно поинтересовалась мама, останавливаясь с замиранием сердца перед полотнами великого, с ее точки зрения, художника всех времен и народов.

Меня смутили эти черно-серо-кроваво-красные мазки, намекающие на человеческие силуэты, башни замков и чудовищ с перепончатыми крыльями. Я бы такую удручающую мазню на свои стены не повесила. Но маме почти не соврала.

– Впечатляет. Очень экспрессивно.

– Даже ты это оценила! – обрадовалась мама, занижая мою самооценку в этой области творчества ниже плинтуса. – Все проданы, – она мне подмигнула. – Что я говорила?!

– А что ты говорила?

– Я говорила, что сделаю из Константина Мастера! И я его сделала.

– Да, он твоя Галатея, – хмыкнула я.

– Не смешно, – отрезала мама, подталкивая меня в сторону кухни. – Пошли пить кофе. Тебе покрепче? – поинтересовалась она, заправляя кофеварку. Я отрицательно помотала головой. – Все-таки проблемы со здоровьем! Нет? Тогда зубы? Желтый налет у курильщиков и кофеманов отлично убирается. Нет, моя дорогая, не зубной пастой, а умелыми руками стоматологов. Взгляни внимательней! – она вытащила сигарету изо рта и широко улыбнулась белоснежными зубами. – Хочешь, я запишу тебя к своему специалисту?

– Мам, не в этом дело, – отрицательно покачала головой я.

– А в чем?

– Тебе ничего не подсказывает материнское чутье?

Мама окинула меня беглым взглядом и задержалась на лице.

– Ты беременна.

– Как ты догадалась?! – изумилась я. Вот что значит материнское чутье!

– У тебя физиономия опухла, – мама пожала плечами, – и мы встретились раньше обычного. Для того чтобы мы встретились, тебе нужна была очень веская причина.

Мне стало ее жаль. И не такая она вовсе бесчувственная женщина, какой я привыкла считать ее с детства. И весь холод ее напускной. И мы вообще самые близкие люди на свете.

– Мамочка, – всхлипнула я и кинулась ей в объятия.

– Не испачкай халат помадой, – поморщилась она, прижимая меня к себе и нежно хлопая по спине. – Беременные все такие сентиментальные. Какой срок?

– Небольшой.

– Тогда все еще можно поправить. Я запишу тебя к своему гинекологу.

– Что?! – я отстранилась и посмотрела ей в лицо, все еще хранящее отблеск молодости и красоты.

– Ты собираешься стать матерью-одиночкой? – ухоженные ниточки бровей мамы взлетели высоко на лоб.