Сверхновая американская фантастика, 1994 № 02
Шрифт:
— Сюда бросают уголь и дрова. Огонь можно разжечь слабее или сильнее, как потребуется.
«О, Дева Мария, помоги, я совсем одна и должна молчать!»
— А с этим сапожком вы уже знакомы, — привычным движением Гесслер надел Анне на левую ногу сапог и защелкнул металлические замки на бедре и у лодыжки.
«О, Дева Мария, помоги, заступись, замкни мне уста!»
В сапог воткнули клин, больно расцарапав кожу и прищемив голень. Анна стиснула зубы, но не закричала и не заплакала. Лучше это, чем гореть заживо.
— Сначала мы работаем с
Когда тиски сомкнулись на другом пальце, раздался хруст, Анна не смогла сдержать истошный вопль.
— Прекрасно, — довольным тоном отметил Гесслер. — Наконец-то вы соизволили нарушить молчание. Честные ответы избавят вас от дальнейших мучений.
Грудь Анны тяжело вздымалась.
— Если бы я была ведьмой, неужели вы думаете, что смогли бы безнаказанно издеваться надо мной?
— Здесь не место для споров. Дискуссия вряд ли пойдет вам на пользу. Нам нужна от вас правда, и только правда. — Гесслер потянулся к следующему пальцу.
— Правда? — Анну мутило, у нее начиналась истерика. — Да вы понятия не имеете, что такое правда!
— Ну почему же, — снисходительно ответил Гесслер. — Вот вы находитесь здесь — это ведь правда, не так ли? — Тут он внезапно схватил ее за волосы, принуждая взглянуть, что сталось с ее ногой. Анна крепко зажмурилась, представляя ногу прежней, изящной и легкой.
«Пусть изувечат, лишь бы не сожгли!»
На минуту воцарилась тишина, и Гесслер спросил мягким вкрадчивым голосом:
— Анна, вы боитесь, что вас сожгут?
Интересно, есть ли хоть один человек, что не боялся бы этого? Анна почувствовала, что Гесслер опустился рядом с ней на колени.
— Так вы молчите, опасаясь, что вас сожгут как ведьму? — в его голосе звучало сочувствие и понимание.
Анна облизнула пересохшие губы и крепко стиснула зубы, чтобы ни звуком не выдать себя. Стоит ей произнести хоть слово, как ее привяжут к столбу, и вокруг нее взовьется яростное пламя. Лязг железа прервал ее мысли.
Гесслер не спеша подкладывал сухие ветки и прутья в ящик под креслом. Анна рванулась, но ремни держали крепко. Ее опалило жаром углей, брошенных Гесслером поверх поленьев.
— Вот и костер, которого вы так боялись. И потушить его может только правда.
Анна задыхалась, пот застилал глаза.
«Боже, неужели я должна погибнуть?»
В голове всплыли слова песни, их звонко выводил чистый высокий голос.
«Ты — дерево сухое для моего огня… Анна, не бойся костра…»
Не бояться? Но разве можно не бояться, когда так больно жжет?
Среди багровой тьмы в глазах Анны танцевала
Мария.«Не отвергай меня…»
— Я признаюсь, — судорожно выдохнула Анна.
— Признаетесь в чем?
— Я — ведьма. — Раскаленное железо жгло так, что терпеть больше не было сил.
— Слава Богу, наконец-то мы слышим правду. — Анна узнала голос священника.
— Господи, я же призналась, уберите огонь!
Гесслер плеснул на Анну холодной водой. Угли зашипели.
— Вот видите, насколько лучше говорить правду. Позовите писаря.
Анна открыла глаза. От железного кресла поднимался пар. В застланных слезами глазах голый почерневший Макнаб напоминал чудовищную пародию на распятие. Анна перевела взгляд на промокший подол.
«Мария, неужели это правда? Неужели я ведьма? Моя плоть не вынесла боли, мне пришлось сознаться в том, чего никогда не было, чтобы прекратить мучения…»
Страх исчез. Ему на смену пришли опустошение и безысходность. Она сама вынесла себе приговор.
Писарь оказался бледным, испуганным мальчишкой, в его дрожащих руках шелестел пергамент. Анна повторила свое признание, и мальчишка послушно записал ее слова.
— Скажите, какие преступления вы совершили, будучи ведьмой?
Анна поглядела на свои колени.
— Я сказала, что я ведьма. Или это само по себе не преступление?
— Мы должны знать все, — возразил священник.
Какие им нужны преступления? Анне ничего не приходило в голову.
— Вы сознаётесь, что пытались отравить священника, — пришел ей на помощь Гесслер, — превратив у него во рту вино в некую отвратительную сверхъестественную субстанцию?
— Кровь естественна и не отвратительна.
— Это была не кровь. И вы еще смеете отрицать, что хотели отравить меня? — взвизгнул священник.
— Я не смею ничего отрицать.
— Запишите, что она отравила меня. Вы были на Черной Мессе в канун Мая?
— Это была не месса. Там не было священника. — Анна посмотрела туда, где висел распятый Макнаб. Теперь она поняла, как они нашли место, где проходил майский обряд, как добрались до дома Баклеха. До чего изуродовали Макнаба!
— Вы ходили на языческие проповеди этого еретика?
Анна сказала, что ходила. Мальчишка-писарь аккуратно занес все даты и дни недели.
— Были ли там, кроме вас, еще ведьмы?
— Не знаю, кровь Ячменного Джона опьянила меня.
— Запишите, что она пила кровь. — Мальчишка торопливо заносил все показания. — А теперь назовите нам имена.
Анна опять подняла глаза на Макнаба, явственно представив себе страшную участь выданных ею людей. Она без запинки назвала своего деверя Гарри. В свое время Гарри отнял у Тома графство. Анна назвала алчного горбуна Дарси, эрла Сассекского, словом, всех, кто предал ее. Назвала она и Елизавету.
— Королева Елизавета?
— Да. Ведь я английская графиня. Колдовству я научилась на родине, а не в Шотландии. Королева Англии — главная ведьма, она устраивает шабаши в кругу придворных дам.