Сверхновая американская фантастика, 1994 № 02
Шрифт:
И вновь она слегка нахмурилась.
— Прежде я занимался исследованиями в лаборатории искусственного интеллекта в Массачусетском технологическом институте, потом получил степень доктора по психологии у Вандербилта и занимался клиническими опытами в Баптистской больнице в Нэшвилле. Я также консультировал в «Ай-Би-Эм» и «Тошиба», и…
— О'кей. Я поняла. — Миссис Ди-Майола нетерпеливо взмахнула рукой. — Я хочу только знать, можете вы привести в порядок мою дочь?
Не «помочь». Не «вылечить». Даже не «поговорить»… она сказала «привести в порядок», словно речь шла о стиральной машине с поломанным мотором или об автомобиле с некстати прорвавшейся радиаторной прокладкой. Эвангелина Ди-Майола заметила свою промашку, едва вымолвив те слова; сквозь макияж от Эсти Лаудер было заметно, как покраснело ее лицо.
Что, впрочем, было правдой.
Джо ничего не сказал; просто ждал продолжения. Ему и прежде приходилось бывать в такой ситуации: он знал, что она сейчас скажет, словно этот диалог был заранее подготовлен в виде схемы или логической диаграммы.
— Я хочу… — начала Эвангелина Ди-Майола, потом остановилась, чтобы пересмотреть свои слова. — Я хотела бы, чтобы вы нашли мою дочь. — Глубокий вздох. — Нашли и попытались заставить ее снова заговорить со мной.
Басс все еще не отвечал. Он ждал одного слова, которое хотел услышать от Эвангелины Ди-Майола.
Она знала, чего он хочет; ее губы слегка дрогнули:
— Пожалуйста, — едва прошептала она.
— Конечно, миссис Ди-Майола, — сказал Джо. Затем поднял свой дипломат и сошел с коврика. Проникновение в ее чудесный дом было маленькой победой, и Джо позволил себе легкую улыбку в качестве утешительного приза:
— Будьте любезны, проводите меня к ней…
Эвангелина Ди-Майола провела его через холл с канделябрами на первом этаже, вверх по винтовой широкой лестнице на второй этаж, но прежде, чем отправиться на поиски Ребекки, Басс попросил показать ему комнату девочки. Эвангелина задумалась на секунду, затем молча кивнула и проводила Джо в спальню рядом с лестницей.
Ребекка Ди-Майола прожила свои первые пятнадцать лет не бедно. Она спала на королевского размера кровати с пологом, покрытой голубым покрывалом, где разместился широкий ассортимент плюшевых зверюшек. У девочки был собственный телевизор с повышенной четкостью изображения, укомплектованный Сега-боксом и кабельным переключателем; на ее столе был компьютер «Эппл Мак-III» и видеофон; в кабинете стояла стереосистема для лазерных дисков. Плакаты с рок-идолами и юными телезвездами были прикреплены кнопками к белоснежным стенам, в открытом гардеробе была развешана новая одежда: шелковые праздничные платья, стильная школьная форма, спортивные свитера и джинсы «Ливайс-502». На книжной полке у ее кровати всякая всячина: школьная классика, голые красотки Китти Келли, комиксы в броских обложках; сверху виднелась стеклянная банка, полная монет, в основном пяти- и десятицентовиков.
— Видите ли, Ребекка единственный ребенок, — объясняла ее мать Бассу, стоявшему в раздумье посреди комнаты. — У нее еще должен был быть младший брат, но… в общем, произошел несчастный случай, и теперь малышка у нас осталась одна.
— Малышка, — выдохнул он.
Чудесное слово.
Басс перешел к туалетному столику. Сверху под стеклом десятка два фотографий, с младенческих лет и кончая недавними снимками. Он остановился, чтобы взглянуть на них. Ребекка была живой, сияющей маленькой девочкой, много где побывавшей и много чего перепробовавшей. Вот она катается на пони в летнем лагере в Озарке. Здесь играет с прибоем на Мауи. Позирует с гидом-бифитером у ворот Букингемского дворца, смотрит в огромный телескоп в обсерватории, стоит на голове перед Белым Домом — всегда с улыбкой машет рукой, полная детской радости. Принцесса из Миссури.
— Наверное, мы ее слишком баловали. — Голос матери доносился откуда-то из-за его спины. — Она получала все, чего ей хотелось. Хотя это портило ребенка, но… Боже, если есть деньги, почему бы и нет? По крайней мере она не то, что ее подруга Рози… родители которой были хиппи и воспитывали свою дочь в жуткой коммуне в Теннесси, где все ели только неочищенный рис и тофу…
Но что-то менялось, пока Ребекка росла; Басс заметил это по последним фотографиям. По мере перехода из детства в девичество улыбка Ребекки постепенно угасала, перерастая в какое-то угрюмое удивление. Она утратила свою кукольную грациозность и поправилась, затем опять вытянулась. Ее грудь заметно
развилась: когда девочке было тринадцать, она прятала ее под мешковатые свитера, но двумя годами позже Ребекка сменила их на узкие кофточки зимой и облегающие футболки летом. Она поменяла цвет волос со светлых на темные и обратно на светлые, отпустив их до плеч. И перестала ездить на Гавайи, в Англию и в Вашингтон: большинство последних фотографий сделаны у кого-то в гостях.— Мы пытались послать Ребекку в закрытую школу, — продолжала Эвангелина Ди-Майола. — Но не прошло и двух месяцев, как ее исключили. Мы отдали девочку в Кантри Дей… хорошая школа, лучшая в городе… но и тогда ее оценки не улучшились. И мне не нравились… вы понимаете, подростки другого типа, с которыми она связалась. Из южной части города, вы знаете…
На двух старых фотографиях можно было узнать молодую женщину, Эвангелину Ди-Майола, довольно беззаботную, но ни на одном из снимков не было человека, которого можно было бы назвать отцом девочки. Девушкой Ребекка стала появляться на фотографиях все больше одна, словно просила кого-то сфотографировать ее или включала фото-таймер, чтобы снять не особенно четкий собственный портрет На одном снимке она забавляется с птичкой перед камерой; на другом — сидит на своей кровати, лишь в лифчике и трусиках, на коленях у нее склянка с солодовым ликером. На этой картинке она скорее пьяный призрак, чем принцесса.
— Как она занялась компьютерами? — спросил Басс.
— Гм?.. А, компьютеры, — Эвангелина Ди-Майола очнулась.
— Когда дочери было лет девять-десять, кажется… отец купил ей, после того, как она использовала его собственный для работы над школьным проектом в четвертом классе. С тех пор у нее свой.
Ее уверенный тон вернулся, хотя к нему подмешивалось плохо скрытое смущение.
— У малышки неплохо получалось с компьютерами, Бог знает, отчего. Думаю, в ее возрасте я вряд ли понимала, что такое… скажем, Интел-686, или восемьдесят мега-чего-то. Зачем это знать маленькой девочке?..
— Когда вы с мужем приобрели у нас систему ВР, миссис Ди-Майола?
Она замолкла и уставилась на него. Когда Эвангелина заговорила вновь, голос был таким же ледяным, как ее глаза.
— Около шести месяцев назад, мистер Басс, — произнесла она. — Тогда-то мистер Ди-Майола переделал запасную спальню в…
Она проглотила конец фразы и снова нахмурилась.
— В компьютерную комнату, — закончил Басс.
— Да. В компьютерную. Вон там, через зал. — Губы Эвангелины превратились в узкую линию губной помады. — Дональд… мой муж… подарил ее девочке на Рождество в прошлом году. Она перепробовала разные программы… игры, путешествия и многое другое… но по-настоящему привязалась к вашей Виртуальной Галерее. Очень скоро это стало ее единственным занятием дома. Полное погружение в торговые ряды. — Глаза женщины сузились, она пристально взглянула на Басса:
— Это все еще покрывается гарантией, как вам известно. Я проверила, прежде чем позвонить в вашу компанию. Помимо стоимости авиаперелета, не думаю, что мы вам должны…
— Нет, не должны. — Басс отвернулся от туалетного столика, от заброшенной мозаики Ребеккиной жизни. Он пошел к двери, избегая смотреть в лицо ее матери:
— Все будет указано при финальном расчете. Теперь, может быть, проводите меня к вашей дочери…
Он был готов отправиться по магазинам.
Компьютерная комната была расположена как раз через зал напротив спальни Ребекки; видимо, изначально это помещение планировалось как детская для так и не родившегося маленького брата. Стены и потолок комнаты были покрыты мягким пенопластом поверх магнитных сенсоров; если здесь прежде и были окна, теперь они заложены и совсем не видны под покрытием. Мебель почти отсутствовала за исключением единственного кожаного кресла около встроенного в правую стену терминала ВР.
Оснащенная звукоизоляцией и кондиционером, чистая и без запахов, компьютерная комната походила на палату для буйнопомешанных.
Ребекка Ди-Майола сидела скрестив ноги на покрытом ковром полу напротив пустого кресла. Руки ее, в дата-перчатках, потерянно покоились на коленях, и, если бы не опущенные плечи и согнутый позвоночник, могло показаться, что девочка погружена в дзен-медитацию. Но Ребекка выглядела такой изнуренной, словно, пройдя несколько миль через жаркую пустыню, она достигла оазиса, а тот высох.