Сверхновая американская фантастика, 1995 № 01
Шрифт:
— Еще бы мне не выглядеть плохо! Это все грехи, мэм. Они давят не только изнутри, но и на телесную оболочку. А самые тяжкие начинают сами пожирать тебя — именно поэтому от всех грехов можно избавить только умершего, все вылезает вот здесь — он указал на солнечное сплетение. — И мое время подходит.
Его голос звучал спокойно, почти безразлично, это разозлило Памелу. Очарование утра исчезло окончательно, теперь ей казалось, что все произошло только из-за неприятностей с Дональдом, кроме того, сейчас она ясно видела, Григгс умирает.
— Ерунда! Это обычная пневмония или эмфизема,
Григгс печально посмотрел на нее:
— Это темная бездна, мэм, мы боимся ее, но все время думаем о ней. Я имею в виду душу. Единственные грехи, которые я могу забрать у живых — это те, которые лежат на поверхности. Вот почему вам опять хреново — нутро-то осталось то же самое. Пока не помрешь, эти вверх не всплывут, и если их тогда не съесть сразу, они так и останутся вместе с душой. — Он помолчал, затем мотнул головой. — Я, наверное, похож на какого-нибудь чертова священника. Все, что я хочу сказать — я могу забрать ваши мелкие грехи, и вам полегчает, но прочие останутся при вас до лучших времен и все равно будут вас мучить.
Памела положила руку ему на плечо.
— Я вас выслушала, теперь послушайте меня. Разрешите мне вызвать врача завтра. Если правы вы, и это все… грехи всплывают… тогда все в порядке, но если права я, и это болезнь, то ее надо вылечить, и тогда вы сможете еще лет десять-двадцать заниматься своим делом.
Григгс встал:
— Спасибо за вашу доброту, мэм. Мне пора идти.
Памела остолбенела. Что такое она сказала? Почему?!
Григгс пересек комнату и забрал свои вычищенные вещи, лежавшие у телевизора. Синяя вельветовая кепка венчала аккуратную горку, как купол иглу.
— Вы из другого мира, мэм, в вашем мире люди носят костюмы. Вы не знаете нас, вы хотите отдать меня в руки этих «лечил» с их шприцами и пилюльками. Мне будет только хуже, мэм, — он запихал вещи в пакет. — И я не хочу жить еще десять-двадцать лет. Даже двух лет не хочу. С меня хватит.
Памела вскочила:
— На улице все холоднее. Сегодня обещали мороз и северный ветер. Оставайтесь. Я обещаю — никаких докторов!
Григгс смотрел на нее поверх пакета:
— Дело не только в этом, мэм. Я знаю лучше. Я попробовал вашу душу. Вы уже не хотите держать меня здесь; если я останусь, вы все равно отправите меня в больницу.
— Это не… — Памела внезапно остановилась, поняв, что лжет. Она лгала родным, друзьям, Дональду так же легко, как и они ей, но Григгсу лгать почему-то не хотелось. Бродяга кивнул:
— Вот видите. Вы сами это знаете. Теперь, если позволите, я воспользуюсь ванной и оденусь, да, и дайте, если можно, пластиковый мешок взамен того, который вы выкинули, я сложу туда вещи.
Памела шагнула к кухне:
— Конечно… я дам… только, ради Бога, оставьте себе этот костюм!
Она сама не понимала, почему это так важно для нее.
— Спасибо, мэм. Ведь мои тряпки — одежда тех, кому я уже помог отправиться в рай; сами понимаете, я не очень-то тороплюсь надеть их.
Памела ушла в кухню. Она не должна плакать. Все вышло так, как она хотела. Она не должна плакать.
Отрывая новый пакет от рулона под раковиной на кухне, Памела услышала,
как хлопнула дверь, порыв холодного ветра проник даже в кухню. Григгс ушел, не попрощавшись! Она рванула на себя пакет и бросилась обратно в комнату.Это был не Григгс; это был Дональд. Он стоял, уставившись на бродягу. Памела замерла. Дональд обернулся к ней:
— Салют!
Голос его был спокоен, но в нем звучала злость:
— Это его тут я слышал в субботу?
Она не ответила. Какая разница, что она скажет сейчас, ведь она солгала ему тогда. Григгс подошел и забрал у нее из рук пакет.
— Я уложусь на улице. Выстудите дом.
Дональд не остался равнодушен к уходу бродяги:
— Кто вы?! — голос его звучал грозно.
Григгс усмехнулся:
— Я — сын Большого Города. Рад встрече.
Обойдя Дона, он вышел в ночь и ветер.
Дональд закрыл дверь и прошел в комнату.
— Он здесь сидел? — Дон указал на диван. Если да, то я не прикоснусь!
Памела сама уселась на диван, отодвинувшись от Дона как можно дальше. Она пыталась разозлиться, но у нее ничего не получалось.
— Он здесь спал. Две ночи. Перед этим он мылся. Не волнуйся, ничего не подхватишь.
Дональд остался стоять, пальто перекинуто через руку, как щит. Он словно защищался:
— А как насчет тебя? Что я от тебя могу подхватить?
Она сверкнула глазами:
— Что ты имеешь в виду?
— Я не знаю, что я должен иметь в виду. Когда я положил трубку в субботу, до меня дошло, что кто-то кашлял. Я об этом думал все воскресенье, а сегодня позвонил и оставил тебе сообщение, что приезжаю вечером. И вот я приехал — и нахожу его. Знаешь, что он мне сказал?
Памела почувствовала, что кровь отхлынула у нее от щек. На вопрос Дональда она даже не смогла покачать головой, и продолжала пристально смотреть на него.
— Он сказал мне, что ты переполнена грехами. Еще он сказал мне, что он их попробовал. А еще он сказал, что чересчур стар, чтобы забрать их все. — Он остановился, ожидая ее реакции, но видя, что она молчит продолжал:
— Я стал звонить в полицию, потому что боялся, что он тебя ранил. Затем я попытался дозвониться тебе на работу, но тут ты, наконец, появилась.
Дональд уронил пальто на пол и подошел к креслу перед телевизором.
— Ладно, — голос Памелы звучал слабо, словно издалека. — Ты думаешь, что я с ним спала?
Дональд вскинул голову, и в глазах его она увидела то же выражение, которое было в глазах Григгса, когда она в первый раз отказалась дать ему деньги:
— Конечно, нет. Но я не знаю, что он мог сделать с тобой, Пэмми — о, извини, я забыл, что ты не любишь это имя.
— Так зачем же ты приехал сегодня?
— Я должен был с тобой поговорить.
— Но ты мог приехать и позже, и мог точно также упрекать меня в неверности.
Дональд затряс головой:
— Я очень волновался. Я даже отменил встречу, чтобы приехать побыстрее. А когда увидел тебя и его, то подумал — да и сейчас так думаю, — что лучше уж мне потерять работу, чем видеть, как ты разыгрываешь Мать Терезу перед грязным бродягой.
— Так значит я не права?
Дональд встал и направился к двери: