Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02
Шрифт:
— Что ты принес? — спросил Мьюлево.
Меромо положил сверток перед стариком.
— Головной убор из львиной шкуры, — ответил он. — Мне сказали, что его одевал сам Сендайо, величайший из всех лайбонов.
— Это не так, — сказал Мьюлево, не разворачивая сверток. — Но тем не менее это подходящая дань. — Он порылся в складках своей красной туники, извлек маленькое ожерелье и протянул его Меромо.
— Зачем это? — Меромо изучал ожерелье, оно было сделано из соединенных между собою костей.
— Ты должен одеть это сегодня ночью, когда ляжешь
— И все?
— Все.
Меромо вернулся к себе в квартиру, одел ожерелье и лег спать. В эту ночь сны были еще хуже, чем когда-либо до этого.
Утром он положил ожерелье в карман и заказал правительственный самолет в Арушу. Там он нанял наземную машину и через два часа уже стоял на краю ущелья. Никаких признаков закопанных веществ.
Он взял ожерелье и забросил его подальше.
В ту же ночь кошмары исчезли.
Сто тридцать четыре года спустя громадная Килиманджаро содрогнулась, когда скрытый в ее глубине потухший вулкан внезапно возвратился к жизни.
За сотню миль, дно ущелья Олдувай со страшной силой тряхнуло и три свинцовых контейнера треснули и открылись.
К этому времени Джозеф Меромо уже давно умер; и, к сожалению, не осталось лайбонов, чтобы помочь тем, кто теперь был вынужден жить в кошмарах Меромо.
Я исследовал ожерелье у себя в жилище, но, когда я вышел, чтобы рассказать о том, что узнал, обнаружил, что весь лагерь пребывает в волнении.
— Что произошло? — спросил я у Беллидора.
— Экзобиолог не вернулась из ущелья, — ответил он.
— Она давно ушла?
— Она вышла из лагеря вчера на закате. Сейчас утро, а она не вернулась и не связалась с нами по коммуникатору.
— Мы боимся…
— …что она могла…
— …упасть и…
— …теперь не может двигаться. Или может быть…
— …даже без сознания, — сказали Близнецы.
— Я послал Историка и Культуролога на ее поиски, — сообщил Беллидор.
— Я тоже могу помочь, — предложил я.
— Нет, ты должен исследовать последний артефакт. Когда проснется Морито, я пошлю его.
— А как насчет Мистика? — спросил я.
Беллидор взглянул на Мистика и вздохнул:
— Она не произнесла ни единого слова с момента посадки. Честно говоря, я не понимаю, зачем она здесь. В любом случае, я просто не знаю, как с ней общаться.
Близнецы одновременно топнули, подняв вверх пару красноватых клубов пыли.
— Кажется подозрительным… — заметил один.
— …что мы смогли найти крошечный артефакт… — сказал второй.
— …но не можем найти…
— …целого Экзобиолога.
— А почему вы не помогаете в поисках? — удивился я.
— У них кружится голова, — пояснил Беллидор.
— Мы обыскали…
— …весь лагерь, — добавили они защищаясь.
— Я могу отложить поглощение последней находки до завтра и помочь в поисках, — вызвался я.
— Нет, —
ответил Беллидор, — я послал за кораблем. Завтра мы отбываем, и я хочу, чтобы все наши главные находки к этому времени были исследованы. Моя обязанность — отыскать Экзобиолога, а твоя — прочесть историю последнего артефакта.— Раз ты так хочешь, — сказал я. — Где он?
Беллидор подвел меня к столу, за которым Историк и Культуролог осматривали предмет.
— Даже я знаю, что это такое, — заметил Беллидор. — Неиспользованный патрон. — Он помолчал. — Наряду с тем, что эта находка последняя — мы больше не нашли никаких человеческих артефактов в поздних напластованиях, я бы сказал, что она сама по себе уникальна: пуля, которой человек предпочел не стрелять.
— Тогда это и вправду любопытно, — признался я.
— Ты…
— …собираешься исследовать это…
— …сейчас? — тревожно поинтересовались Близнецы.
— Да, — ответил я.
— Подожди! — хором завопили они.
Я завис над пулей, пока они пятились назад.
— Мы не хотим…
— …проявить неуважение…
— …но нас слишком расстраивает наблюдение за тем…
— …как ты исследуешь артефакт.
С этими словами они поспешили скрыться из вида за какими-то строениями лагеря.
— А как вы? — спросил я Беллидора. — Не хотите, чтобы я подождал, пока вы уйдете?
— Ничего страшного, — ответил он, — я всегда любил многообразие. С твоего разрешения, я хотел бы остаться и понаблюдать.
— Как желаете. — Я позволил телу обвиться вокруг патрона, пока он не стал частью меня, а его история не стала моей историей, так отчетливо и ясно, словно все это произошло только вчера…
— Идут! — Томас Найкосайя посмотрел на сидящую напротив за столом жену. — Разве в этом могло быть малейшее сомнение?
— Это глупо, Томас! — резко ответила она. — Они заставят нас уйти, а мы даже не собрались и будем вынуждены все оставить.
— Никто никуда не пойдет, — сказал Найкосайя.
Он поднялся и подошел к шкафу.
— Ты остаешься здесь, — приказал он, натягивая длинное пальто и маску, — я встречу их снаружи.
— Оставлять их стоять там, когда они прошли такой длинный путь, и жестоко и грубо.
— Их никто не приглашал, — возразил Найкосайя. Он залез в шкаф поглубже и вытащил прислоненную к задней стенке винтовку, закрыл его, прошел через воздушный шлюз и вышел на крыльцо.
Перед ним стояли шесть человек, все в защитных костюмах и масках для фильтрации воздуха.
— Томас, пришло время, — сказал самый высокий из них.
— Возможно, для вас время и пришло, — ответил Найкосайя, небрежно придерживая висящую поперек груди винтовку.
— Время для всех нас, — ответил высокий.
— Я никуда не собираюсь. Тут мой дом. Я не покину его.
— Это зловонная радиоактивная язва, как и вся эта земля, — последовал ответ. — Мы все уходим.