Сверстники. Роман о взрослении миллениалов

– А читать ты любишь? – поинтересовался Володя. Он включился в разговор, чувствуя искренность девочек, не собиравшихся ломаться и хихикать.

– Я полюбила читать всего год назад, когда прошлым летом прочла книгу, которая мне понравилась: про девочку и единорога. До этого читала по необходимости, потому что надо, – честно ответила Наташа, еще не зная, что вскоре прекрасный мир книг гораздо шире распахнет перед ней двери, и она им очаруется настолько, что вплоть до выпускного класса литература станет ее любимым школьным предметом, а чтение – любимейшим и самым упоительным занятием.

Доделав стенгазету, Алеша и Володя вызвались помочь одноклассницам с описью книг в шкафах, после чего все вместе отправились домой.

Большая улица, на которой жили почти все ребята из шестого «А», находилась на юге Москвы, между станциями метро Орехово и Домодедовская, рядом с парком Царицыно. Пройдет несколько лет, и за этой улицей вырастут целые спальные районы. А пока это была практически окраина столицы – тихая, просторная, молодая. Квартиры давали новым семьям, сложившимся между теми, кто в семидесятые-восьмидесятые приехал из разных провинций большого советского государства. Молодые люди устраивались на заводы, поступали в московские вузы, жили в общежитиях, знакомились друг с другом, влюблялись, женились и оставались в Москве.

Вскоре Володя уже знал, как живут его новые друзья, чем увлекаются, о чем мечтают. Больше всего его поразила судьба Тани. Девочка сразу ему показалась какой-то лиричной, немного печальной. А когда он услышал о ее семейной драме, то проникся к ней нежным, теплым чувством, и у него появилось желание доставлять Тане побольше радости.

Глава 4

Наступил нежно-зеленый май. Скоро должны были приехать родители Лены. Чем меньше времени оставалось до их приезда, тем больше Лена его предвкушала, все чаще смотря на фотографию молодых родителей с годовалой дочкой на руках. Эта фотография висела у изголовья Лениной кровати. Конечно, чуткая Наташа все замечала, старалась сама заводить в разговоре тему приезда дяди и тети.

Двадцать восьмое мая – день рождения Наташи, девочке исполнилось двенадцать лет. Лена снова играла на пианино, касаясь клавиш тонкими пальцами. Слышался голос Наташи – неровный, передающий множество оттенков ее настроения и эмоций. То она на кухне что-то возбужденно пересказывала родителям, то в прихожей отвечала на телефонные звонки, весело и сердечно благодаря звонивших за поздравления. То уже наперебой с Виталиком что-то вспоминала, но воспоминания брата и сестры разнились в деталях.

Но вот ее голос затих. Лена перестала играть и пошла посмотреть, что случилось.

– Ты чего? – спросила Величкова, видя, как сестра стоит перед зеркалом в прихожей, вытянувшись. Она даже включила настенный светильник, сделанный самим Алексеем Георгиевичем из бронзы и висевший над зеркалом.

– Смотрю, как я расту, – серьезно ответила Ладова.

Лена засмеялась, Наташа покосилась на нее.

– Человек, во-первых, днем не растет, – пояснила Лена.

– А когда же? – Наташа перестала вытягивать шею и отвернулась от зеркала.

– Ночью, во сне. Тогда и происходит бурная деятельность в организме.

– Леночка, ну какая же ты умная! – всплеснула руками Наташа.

– Нам об этом рассказала учительница биологии.

– Все равно у тебя ум от природы!

Лена пожала плечами и улыбнулась. Она в свою очередь восхищалась сестрой. Но не из-за того, что та постоянно напоминала ей об ее уме, Лена обожала Наташину непосредственность, добродушие, участливость. Благодаря ей Величкова справлялась со своей тоской по родителям.

«Если бы они приехали, день был бы совершенно счастливым, – думала Величкова и сразу же добавляла: – Но он все равно счастливый, ведь это день моей любимой, дорогой сестренки».

* * *

Спустя несколько недель после создания «Общества помощи животным» младшая Саша обнаружила на своей же улице блуждавшего в одиночестве щенка. Точнее, карликовую собачку, но это выяснилось позже. Собачка была грязной, явно неприспособленной к бездомной жизни. Саша верно определила – животное потерялось. Поскольку был выходной день, то члены общества собрались быстро, ребята гурьбой прибежали в квартиру Поляковых, куда Саша принесла собачку, чтобы покормить и помыть.

Старший Саша сомневался, стоит ли мыть грязную собаку в ванне. Родителей не было дома, а потому он чувствовал ответственность за себя и за сестру. Надо было принять правильное решение.

Пока собачка с большим аппетитом глотала вареную колбасу, порезанную младшей Сашей на куски, брат пытался уговорить сестру не мыть животное дома, ведь можно было отнести собачку в ближайший парк и помыть в пруду.

В это время раздался звонок, собачка вздрогнула, перестав есть, старший Саша открыл дверь – за порогом стояли Виталик, Валя, Марианнка и даже Наташа с Таней.

Поляков удивился и обрадовался тому, что две последние тоже пришли.

– Заходите, не стесняйтесь, – только успел сказать он, как более младшие уже просочились в квартиру и окружили собачку.

– Сколько раз я к тебе заходила, а ты говоришь «не стесняйтесь»! – нарушила обет молчания Ладова.

– Тогда мы были друзьями, – позволил себе сделать прозрачный намек Поляков.

Наташа хотела было воскликнуть, что дружба продолжается, но осеклась: она же сама последнее время старалась избегать общества Саши и Жени, лишь бы не наносить дополнительную рану подруге. Но вот девочка взглянула на Таню – та улыбалась (и, кстати, она сама изъявила желание пойти на квартиру Поляковых, когда младшая Саша попросила всех членов общества собраться), затем перевела взгляд на Сашу – тот чего-то ждал от Ладовой, видимо, реакции на свой намек. Наташе очень хотелось в знак дружбы протянуть руку Полякову. Но она снова сдержалась. И даже отчего-то засмущалась. Что это? Почему она застеснялась своего друга, почему она сдерживает свои порывы? Саша тоже как-то странно – внимательно и задумчиво – смотрел в ее глаза, словно увидел что-то или почувствовал нечто новое…

Пока старшие таким образом общались у порога квартиры, младшие уже отнесли собачку в ванную, откуда теперь доносилось ее тявканье. Это заставило Полякова очнуться от задумчивости и вернуться в свою квартиру из некоей невесомости, в которой он парил последние пару минут.

– Мы все уберем, – спокойно сказала младшая Саша, когда брат заглянул в ванную и увидел лужу на полу, а мокрую собачку, удерживаемую ребятами, – в ванне.

* * *

Тем временем Лена, находясь в зале одна, если не считать кота, спавшего в кресле, грустила. Сегодня должны приехать ее родители, поэтому девочка не выходила на улицу, чтобы не пропустить столь долгожданную встречу. Самолет приземлился уже три часа назад, а родителей все не было. А вдруг что-то случилось в поездке или при посадке? Но свои переживания Лена держала при себе. Наташи, Виталика и Алексея Георгиевича не было дома, а Елена Ивановна хлопотала на кухне, готовясь к приезду гостей.

Лена сидела за пианино и одной рукой наигрывала произвольную невеселую мелодию, когда раздался звонок. Сердце девочки учащенно забилось, она услышала, как Елена Ивановна открыла дверь, первые возгласы приветствия – и вскочила со стула, побежав в прихожую. Это были ее родители.

– Мама! Папа!

– Леночка!

Родители, красивые, уже загорелые, пахнущие чем-то не домашним – дорогой и заграницей – заключили дочь в объятья, крепко прижав к себе. Елена Ивановна отошла в сторону, где в углу уже сидел удивленный Тишка, и наблюдала долгожданное воссоединение семьи своего брата. Это было так удивительно: когда-то они были младшими Величковыми, а теперь у каждого из них – своя семья.