Свержение ига

В юрту, тяжело дыша, вбежал один из слуг и подал мухтасибу две стрелы.

— Видел? — вскричал он, потрясая ими. — Гиляди, похожи лучше, чем дыве сестыра. Эту щас пустил, а эту осень на площадь нашли. Болше нигде такой нет. Сам пиривёз, сам сытырлял, сам и Темир ранил. У-у, шайтан, тибя резать нада! — И сделал знак стражникам.

— Ах ты, ублюдок кривоногий! — вскричал Василий, борясь с окружившей его стражей. — Знал бы наперёд, так лучше бы стрелу в толстое твоё брюхо вогнал! Погодь, придёт время, выпустим кишки тебе и твоему грязному хану! Скоро всем вам будет общий карачун!

— Почему зынаешь? Кито тибе так сыказал? — вдруг спросил мухтасиб.

— Сам Иван Васильевич, наш государь московский! — гордо ответил Василий.

— Давно?

— Да как в ваш поганый город поехать.

— Вот, знашит, кито тибя сюда сылал! — довольно засмеялся мухтасиб.

— Нет, не он, дурья твоя голова! — попытался исправить свою оплошность Василий. — Я сам по себе... Только всё одно: смоет скоро наша земля вашу нечисть!

Мухтасиб повернулся к палачу:

— Сылышал, какой балтун? Сиделай ему коротко язык!

Палач подошёл к Василию, проверил крепость его пут и коротким движением опрокинул на пол. В короткой борьбе опыт быстро взял верх: палач, сидя на груди Василия, крепко зажал его голову между коленями и стал готовиться к укорачиванию языка.

— Погоди! — внезапно крикнул Матвей. — Господин, повремени с карой, я хочу говорить с тобой с глазу на глаз!

— Оставьте нас! — приказал мухтасиб.

Когда юрта очистилась, Матвей продолжил:

— Ты неосторожен в том, что добиваешься нашего признания в присутствии слуг. Среди них наверняка есть ханские доносчики.

— У миня нет секрет от мой хан!

— Да, но если он узнает, что ты водил дружбу с московскими лазутчиками и помог им в передаче письма, которое теперь оказалось...

Матвей шёл по лезвию ножа: нельзя было сказать более того, что знает или наверняка узнает мухтасиб, а о том, многое ли он знает, приходилось только догадываться. Мысль работала чётко: его взяли, скорее всего, из-за письма — других дел он с мухтасибом не водил. Сразу же спросил о купце Вепре, у которого отняли тогда письмо царевича Латифа. Мухтасиб с угрозой сказал, что речь о письме будет позже... Что же заставило их вдруг заговорить о письме? Только одно: приезд гонца из Москвы — он, наверно, привёз какие-то вести о Латифе...

— Ты зашем молчишь? Какой был письмо?

Матвей приблизился к мухтасибу и, оглянувшись по сторонам, заговорщически прошипел:

— Подложное.

— О-о! Подылошное! Што такое? — отшатнулся мухтасиб.

— Неужто тебе неизвестно, какие вести привёз гонец из Москвы? — удивился Матвей.

— Я висё зынаю. — Мухтасибу захотелось похвалиться осведомлённостью. — Этот шайтан Латиф перебежал к твоему Ивану!

Расчёт оказался верен, и Матвей с радостью продолжил:

— Узнавши об этом, хан сразу же велел разыскать привёзшего письмо, ибо понимает, что человек, нашедший прибежище у московского князя, пишет письма по его указке. Но привёзшего письмо здесь давно уже нет, и тебе его не найти.

— Зато я нашёл ваша шайка!

— Эта находка тебе не в радость, господин. Рассуди сам, если ты не найдёшь Вепря, тебя поругают, но простят. А в обмане винить не станут: вина того, кто в обман поверил. Если же узнают, что московские лазутчики обхитрили и сделали тебя стрелой своего лука, то пощады тебе не будет! Понял?

— Понял, — согласился мухтасиб. — Што делать?

— Выпусти нас, мы уедем, и дело с концом.

Мухтасиб помолчал. Потом хлопнул в ладоши и приказал вошедшей страже накрепко оковать пленников и отвести в темницу.

— Ты сиди, а я думать буду! — бросил он вслед Матвею.

Но думать ему вскоре пришлось о другом. Площадь огласилась звуками барабанов и тулумбасов, возвещавших о начале ханского курултая.

Курултай возбуждённо шумел. Причина неожиданного сборища была неизвестна, приходилось только гадать, недоумение быстро разрешилось с появлением Муртазы, спешно освобождённого из темницы. Он занял почётное место и гордо выпячивал левую сторону груди со знаком ханской милости.

Ахмат не стал придерживаться обычных церемоний, заговорил коротко и резко:

— Грязный шакал Латиф оболгал нашего оглана Муртазу. Иван в награду за гнусную ложь подарил ему один из своих городов. Я не отменял поход на Русь, а только отложил его до лучших времён. Теперь эти времена настали: мы сбросим их на дно бездны и истребим! Пошлите гонцов к ближним и дальним улусам с приказом о созыве войска. Пусть каждый десяток [17] даст по воину, а сотня — по пятьдесят лошадей. Ты, Муртаза, отправляйся к королю Казимиру и передай ему всё то, что хотел сказать осенью. И скажи ему сверх того, что не пройдёт и сорока лун, как Большая Орда двинется в большой поход.

17

Всё население Большой Орды было разбито на десятки, сотни, тысячи и тумены (десять тысяч).

— Твоя воля будет исполнена! — радостно вскричал Муртаза: долговременное вынужденное молчание добавило ему прыти и сделало красноречивым. — Если король пошлёт своё войско с той стороны, куда уходит солнце, а ты — с той стороны, откуда оно появляется, то для Ивана скоро наступит ночь...

— Дозволь сказать мне, повелитель! — поднялся мирза Бочук. — Чтобы укусить сильнее, кусают полной пастью, а наши зубы слишком далеки друг от друга. Нужно идти к литовским землям, соединиться с королём и потом уже ударить по русским крепким кулаком!

— Нет-нет! — раздался негромкий голос имама. — Войско правоверных не должно подвергать себя такому унижению. Пусть король неверных сам придёт сюда или соединится с нами на полпути.

— Но, повелитель, — вмешался один из военачальников. — Иван укрепил свои южные границы, и нам не с руки лезть на стены, когда есть открытые двери у Мурома или Мещёрского городка.

— Тогда уж лучше у-Коломны, где есть хорошие перевозы через Оку, — подал голос молодой темник — сегодня у всех развязался язык.

Ахмат раздражённо оборвал советчиков:

— Прекратите базар! В ваших словах можно утопить любое дело. Я сам укажу, куда вести войско, а вы готовьте его к походу. Я требую, чтобы у каждого воина было по два, нет, по три лука, три полных колчана, топор, щит, на десяток — три сабли. Пусть в корхане работают днём и ночью, а ты, мухтасиб, закупи все сабли, которые есть на нашем базаре.

— Но у нас для этого мало денег, повелитель, — смиренно поднялся тот.

— Бери в долг, расплатимся пленными. Нужно взять как можно больше верёвок — они понадобятся для тех русских, кто не удостоится чести принять смерть от руки правоверных. Верёвки тоже бери в долг, мухтасиб!